Но вдруг Зеркало стало непроницаемо — черным, черным, как дыра, ведущая за грань зримого мира — и Фродо взглянул в пустоту. В черной бездне возник Глаз, он медленно рос, пока не занял почти все Зеркало. Он был так страшен, что Фродо прирос к камню, не в силах ни крикнуть, ни отшатнуться. Окруженный огнем, сам Глаз был тусклым, желтым, как у кошки, внимательным и пристальным, и черная точка его зрачка разверзлась ямой, окном в Ничто. Глаз начал блуждать, всматриваться — и Фродо с уверенностью и ужасом осознал, что он — одна из множества вещей, которые ищет Око. Но он знал, что то не может увидеть его, пока он сам того не пожелает. Кольцо, что висело на цепочке у него на шее, налилось тяжестью, стало тяжелее камня, и голова Фродо склонилась. Зеркало дышало жаром, и спирали пара поднимались с воды. Хоббит наклонялся все ниже. — Не касайся воды! — тихо сказала Галадриэль. Видение исчезло, и Фродо понял, что смотрит на мигающие в серебряной чаше льдистые звезды. Он отступил, дрожа, и взглянул на Владычицу. — Я знаю, каким было твое последнее видение, — сказала она. — Ибо оно отразилось в моей душе. Не бойся! Но не думай, что лишь песни среди деревьев и легкие стрелы эльфийских луков защищают Лотлориэн от Врага. Говорю тебе, Фродо: даже сейчас, беседуя с тобой, вижу я Черного Властелина и прозреваю его помыслы и всё в его душе, что касается эльфов. А он вечно жаждет увидеть меня и мои думы. Но пока дверь закрыта! Она подняла белые руки и простерла ладони к востоку жестом отвержения и отказа. Эарендиль, Вечерняя Звезда, самая любимая звезда эльфов, ясно сияла в вышине. Она была столь ярка, что фигура Владычицы отбрасывала на землю тусклую тень. Лучи звезды блеснули в кольце на ее пальце; оно мерцало, как гладкое золото, подернутое серебром, и морозно-белый камень мерцал в нем, будто эльфийская звезда спустилась с неба отдохнуть на ее руке. Фродо с благоговением глядел на кольцо, ибо вдруг ему показалось, что он понял. — Да, — сказала Владычица, угадав его мысли, — говорить об этом нельзя, даже Эльронд не может этого. Но его не утаить от Хранителя Кольца и того, кто видел Око. Ты прав: Одно из оставшихся Трех здесь, в Лотлориэне, на пальце Галадриэли. Это Нэния, Кольцо Воды, и я — его Хранительница. Он догадывается, но Он не знает — пока не знает. Понимаешь теперь, отчего приход твой звучал для нас шагами Рока? Ибо если падешь ты — мы будем открыты Врагу, беззащитны перед ним. Однако если ты победишь — сила наша истает, Лотлориэн увянет, и поток Времен унесет его. Мы должны будем уйти на Запад или сделаться простым и грубым народом пещер и лощин, чтобы медленно забывать и постепенно быть забытыми. Фродо поник головой. — Чего же ты хочешь? — спросил он наконец. — Чтобы было то, что должно быть, — отвечала Галадриэль. — Любовь эльфов к своей земле и делам рук своих глубже глубин Морей, и горю их никогда не смягчиться. Однако они скорее откажутся от всего, чем покорятся Саурону: ибо теперь они знают его. За судьбу Лотлориэна ты не в ответе — лишь за свое дело. Однако я желала бы — если б от этого была какая-то польза — чтобы Кольцо Всевластья никогда не было отковано, или никогда не находилось. — Ты мудра, бесстрашна и прекрасна, Владычица, — сказал Фродо. — Я отдам тебе Кольцо — только попроси. Оно слишком тяжело для меня. Галадриэль рассмеялась внезапно и звонко. — Владычица Галадриэль, быть может, и мудра, — сказала она, однако сейчас она встретила равного себе в любезности. Учтиво отомстил ты мне за испытание твоей души в нашу первую встречу. Ты становишься очень зорок. Не отрицаю, сердце мое жаждет попросить то, что ты предложил. Много долгих лет думала я, что смогла бы совершить, приди Великое Кольцо в мои руки — и вот его вкладывают мне в ладонь! Зло, сотворенное давным-давно, трудится по сей день — есть Саурон или нет. Так разве не благородно будет использовать против него Его Кольцо — если я силой или страхом отниму его у своего гостя? И вот оно наконец пришло. Ты отдаешь мне Кольцо по своей воле. На место Черного Властелина ты сажаешь Королеву. И я не стану Черной. Я буду красивой и ужасной, как Утро и Ночь! Прекрасной, как Море и Солнце, и Снег на вершинах гор! Внезапной, как Буря и Молния! Сильнее корней земли! Всё станет любить меня — и трепетать передо мной! Она подняла руку — и из кольца на ее пальце ударил луч, осветивший ее одну — а вокруг все было во тьме. Она стояла перед Фродо и казалась бесконечно высокой и непредставимо красивой, грозной и властной. Потом рука упала, и свет померк, и вдруг она засмеялась вновь — гибкая эльфина в простых белых одеждах, чей нежный голос был тих и печален. — Я прошла испытание, — сказала она. — Я уйду за Море и останусь Галадриэлью. Долгое время они молчали. Наконец Владычица заговорила: — Вернемся! — сказала она. — Утром вы должны уходить, ибо теперь выбор сделан, и тяжи судьбы натянулись. — Я хотел спросить — прежде чем уйду, — сказал Фродо. — Еще в Светлояре собирался спросить Гэндальфа. Мне доверено Кольцо Всевластья — так почему я не вижу других Колец и не могу читать в душах тех, кто носит их? — Ты не пытался, — отвечала Галадриэль. — Лишь трижды надевал ты Кольцо с тех пор, как узнал, чем владеешь. И не пытайся! Это погубит тебя. Не говорил ли тебе Гэндальф, что Кольца дают власть по силам владельцев? Прежде чем ты смог бы воспользоваться этой властью, ты должен был бы стать гораздо сильнее и преклонить волю к покорению других. Однако даже как Хранитель Кольца и тот, кто носил его и видел Скрытое, ты стал много зорче… Ты видел Око того, кто владеет Семью и Девятью. И разве не увидел ты и не узнал кольца на моей руке? Ты видел кольцо? — обратилась она к Сэму. — Нет, Владычица, — отозвался тот. — Правду сказать, очень мне удивительно, про что вы всё толкуете. Я видел звезду сквозь вашу ладонь. Но, ежели вы позволите мне сказать, так хозяин мой прав. Взяли бы вы у него это Кольцо. Вы-то уж навели бы в мире порядок! Не дали бы Исторбинку срывать и старика на улицу выбрасывать. Заставили бы кого надо заплатить за лиходейство. — Заставила бы, — сказала она. — Так бы оно началось. Но — увы! — этим бы не кончилось! Не будем больше говорить об этом. Идем! Глава 8 Прощание с Лориэном Той ночью Отряд был снова призван в палату Целеборна, и Владыка и Владычица тепло приветствовали их. А потом Целеборн заговорил об их уходе. — Пришел час, — сказал он, — когда те, кто захочет продолжить Поход, должны скрепить сердца и покинуть сей край. Те, кто не хочет идти дальше, могут остаться здесь — на время. Но, останутся они или уйдут — никто не должен быть уверен в покое. Ибо мы подошли сейчас к грани судьбы. Тот, кто останется, может ожидать здесь, пока дороги мира не станут свободными вновь — или пока мы не призовем его в последней нужде Лориэна. Тогда они смогут вернуться в свои земли — или уйти в дома тех, кто пал в битве. Наступило молчание. — Они решили идти, — молвила Галадриэль, взглянув им в глаза. — Что до меня, — сказал Боромир, — путь к моему дому ведет вперед, а не назад. — Верно, — сказал Целеборн, — но ужели весь этот Отряд идет с тобою в Минас-Тириф? — Мы еще не решили, куда идти, — проговорил Арагорн. — Я не знаю, что собирался делать Гэндальф после Лотлориэна. Не думаю правда, что даже у него были какие-то ясные планы. — Возможно и не было, — сказал Целеборн, — Однако, когда вы покинете этот край, вы не сможете более забывать о Великой Реке. Между Лориэном и Гондором путникам с поклажей не пересечь ее иначе как в лодке, и некоторым из вас это хорошо известно. А мосты Осгилиафа — не разрушены ли они все и не захвачены ли Врагом? По какому берегу вы пойдете? Путь в Минас-Тириф лежит на этой — западной — стороне, но прямая дорога Похода ведет на восток от Реки — по темному берегу. Каким берегом пойдете вы? — Если к моему совету прислушаются — это будет западный берег и дорога в Минас-Тириф, — ответил Боромир. — Но я не вождь Отряда. Остальные промолчали. Арагорна, казалось, охватили сомнения и тревога. — Вижу, вы еще не знаете, что делать, — проговорил Целеборн. Не мое дело решать за вас, однако я помогу вам, как сумею. Кое-кто из вас умеет править лодкой: Леголас, чей народ плавает по быстрой Беснуте, Боромир Гондорский и Арагорн-странник. — И один хоббит! — воскликнул Мерри. — Не все хоббиты шарахаются от лодок, как от диких коней. Мой народ живет у берегов Брендидуима. — Это хорошо, — кивнул Целеборн. — Тогда я дам вашему Отряду лодки. Они должны быть небольшими и легкими, потому что, если вы отправитесь дальше по воде — вам встретятся места, где придется нести их. Вы доплывете до перекатов Сарн-Гебира, а быть может и до великого Рауроса, где Река гремящим водопадом низвергается из Нен-Хифоэль; а по пути могут быть и другие опасности. Лодки облегчат вам дорогу — на время. Однако совета они не дадут: в конце концов вы должны оставить Реку и повернуть на запад — или на восток. Арагорн горячо поблагодарил Целеборна. Лодки успокоили его — хотя бы потому, что выбор пути откладывался на несколько дней. Да и в душах других затеплились надежды. Какие бы опасности ни ждали впереди, всем казалось лучше плыть встречь им по широкому Андуину, чем плестись с согбенными ношей спинами. Лишь Сэм смотрел с сомнением: что до него, то он считал лодки такой же напастью, как диких коней — а может, и похуже; и все опасности, которые он пережил, не заставили его думать о них лучше. — Всё будет ждать вас в гавани завтра до полудня, — сказал Целеборн. — Утром я пришлю к вам эльфов — помочь приготовиться к походу. Теперь же мы желаем вам доброй ночи и спокойного сна. — Доброй ночи, друзья! — промолвила Галадриэль. — Спите спокойно! Не тревожьте сердец думой о походе. Быть может, тропа, которую каждый из вас должен пройти, уже лежит под вашими ногами, хотя вы и не видите ее. Доброй ночи! *** Отряд простился с Владыками и вернулся в шатер. Леголас шел вместе со всеми, ибо это была их последняя ночь в Лориэне и, несмотря на слова Галадриэли, они хотели устроить совет. Они долго спорили, что должны делать и как лучше всего добиваться достижения цели похода, но так ничего и не решили. Было ясно, что большинство желает идти сначала в Минас-Тириф и спастись — хотя бы на время — от Вражьего Ужаса. Они готовы были следовать за вождем за Реку и под Завесу Мордорской Тьмы; но Фродо молчал, а Арагорн был все еще на распутье. Сам он, пока Гэндальф был с ними, собирался идти с Боромиром и мечом своим помочь освобождению Гондора. Ибо он верил, что видения были призывом и что пришел час, когда наследник Элендиля должен выйти на смертный бой с Сауроном. Но в Мории на него была возложена ноша Гэндальфа, и он знал, что не сможет ныне покинуть Кольца, если Фродо в конце концов откажется идти с Боромиром. Но чем сможет он — и любой из Отряда — помочь Фродо, кроме как слепо следовать за ним — во тьму? — Я пойду в Минас-Тириф и один, если придется, ибо таков мой долг, — сказал Боромир; и на время умолк, в упор глядя на Фродо, словно пытался прочесть думы Полурослика. Наконец он заговорил снова, тихо, будто споря с собой: — Если вы хотите уничтожить только Кольцо — тогда война и оружие бесполезны, и в этом люди Минас-Тирифа не смогут помочь. Но если цель ваша — уничтожить воинскую мощь Черного Властелина — глупо идти безоружными в его владения; и безумие — пренебрегать… — он вдруг осекся, словно поняв, что думает вслух. — Безумие — пренебрегать своими жизнями, говорю я, — закончил он. — Это выбор между защитой сильной крепости и походом в лапы смерти: так во всяком случае, это видится мне. Фродо уловил что-то новое и странное во взгляде Боромира и ответил холодным взглядом. Боромир, это было ясно, кончил фразу не тем, о чем думал. Безумие пренебрегать — чем? Кольцом Всевластья? Он говорил уже нечто в этом духе на Совете, но Эльронд поправил его, и он согласился… Фродо посмотрел на Арагорна, но тот, казалось, так глубоко ушел в свои думы, что не обратил внимания на слова Боромира. На том спор и кончился. Мерри и Пин уже спали. Сэм клевал носом. Была поздняя ночь. *** Утром, когда путники начали собирать свои скудные пожитки, пришли эльфы, которые говорили на языке людей — и принесли им в дар еду и дорожную одежду. Еда была большей частью похожа на очень тонкие лепешки; снаружи они были светло-коричневыми, а внутри — цвета сливок. Гимли взял одну из лепешек и принялся с сомнением разглядывать ее. — Сухари, — пробормотал он себе под нос, отломил краешек лепешки и пожевал. Выражение его лица мгновенно изменилось, и он быстро доел лепешку. — Хватит, хватит! — со смехом вскричали эльфы. — Того, что ты съел, хватит на целый день пути! — Я думал, это что-то вроде сухарника, который народ Дола берет в походы, — сказал гном. — Так оно и есть, — отвечали эльфы. — Но мы зовем его лембас, что значит «дорожный хлеб»; он дает больше сил, чем любая пища Людей, и намного вкуснее сухарника. — Гораздо вкусней! — согласился Гимли. — Он лучше даже медовых лепешек Беорнингов, а это большая похвала, ибо Беорнинги — лучшие пекари, каких я знаю; но в эти дни они с неохотой оделяют путников своими лепешками. Вы щедрые хозяева! — И все же мы просим вас поберечь еду, — сказали эльфы. — Ешьте понемножку, и только когда это нужно. Ибо лембас сможет послужить вам, когда ничего иного не останется. Лепешки долго остаются свежими, если их не ломать и не вынимать из листьев-оберток, в которых мы их принесли. Одной довольно, чтобы человек мог трудиться целый день — с восхода до заката, даже если он воин Минас-Тирифа. Потом эльфы развернули и подали им одежду, которую принесли. Каждому приготовили они капюшон и плащ по росту из легкой, но теплой шелковистой ткани, сотканной галадримами. Трудно сказать, какого цвета они были: они казались серыми, как сумерки под деревьями; однако если их шевелили или они попадали под другое освещение — они становились зелеными, как затененная листва, или коричневыми, как темно-золотые луга, или сумрачно-серебристыми, как речные воды под звездами. Каждый плащ застегивался у горла пряжкой в форме зеленого листа с серебряными жилками. — Эти плащи волшебные? — спросил Пин, в удивлении глядя на них. — Не знаю, что ты имеешь в виду, — отозвался старший из эльфов. — Они красивы, и ткань хороша, ибо ткалась в этой земле. Это настоящая одежда эльфов — если ты об этом. Лист и ветка, вода и камень: они вобрали цвет и красоту всех этих вещей в любимых нами сумерках Лориэна; ибо мы вкладываем думы о том, что любим, во все, что делаем. Однако это именно одежда — не доспехи: ни копья, ни клинка они не отведут. Но они сослужат вам добрую службу: они легки, и в холод согреют, а в жару — укроют от зноя. И еще: в нужде они скроют вас от недобрых глаз, будь вы среди камней или деревьев. Воистину, Владычица очень вас любит! Ибо ткань эта соткана ею и ее девами; и никогда прежде не одевали мы чужаков в свои одежды.