Тут уж я совсем проснулся и глаза протер: хотел тревогу поднять, если б оно осталось на месте, когда я сон стряхнул. Потому что это непонятно-что уже вплотную к Гимлиной лодке подобралось. Но то ли глаза меня обвели, то ли я в себя пришел — не знаю. Когда я опять посмотрел, уже ничего не было. А только кажется мне, видел я — знаете, уголком глаза — как что-то темное нырнуло под берег и затаилось. Глаз, правда, больше не видел. «Опять спишь, Сэм Гискри», — сказал я себе, и больше ничего никому не сказал. Но с тех пор я малость поразмыслил и теперь не уверен. Что вы об этом думаете? — Я подумал бы, что это только бревно, сумерки да твой сон, — сказал Фродо, — если бы глаза эти появились впервые. Но нет. Я видел их далеко на севере, до Лориэна. И видел странную тварь с глазами — она той ночью карабкалась на настил. Халдир тоже ее видел. А помнишь рассказ эльфов, что гнались за ордой орков? — А как же! — сказал Сэм. — Я и еще кое-что помню. Не нравится мне, что в мою голову лезет; но как подумаешь об этом, да о другом, да об историях господина Бильбо — так и кажется: знаю я имя этой твари, мерзкое у нее имя… Не Голлум? — Да, этого-то я и боялся, — сказал Фродо. — Все время с той ночи на помосте. Думаю, он прятался в Мории, и там выследил нас; но я надеялся, наша задержка в Лориэне собьет его со следа. Он, лиходей, таился, должно быть, в лесах у Серебрянки — и видел, как мы отплывали! — Так оно и было, — согласился Сэм. — И надо бы нам быть поосторожнее в эти ночи — а то как бы мы не почувствовали чьи-нибудь пальцы на горле… ежели вообще проснемся. Я к чему клоню. Не надо никого будить. Ни Бродника, ни других. Я постерегу. А отосплюсь завтра — в лодке-то я все равно что поклажа. — «Поклажа с глазами», скажу я, — проговорил Фродо. — Постереги только обещай, разбудить меня часа за три до восхода, если до тех ничего не случится. Глубокой ночью Фродо проснулся: Сэм тряс его. — Стыдно мне будить вас, — прошептал Сэм, — но вы сами велели. Рассказывать, правда, почти что и нечего. Слышались мне какие-то звуки, и вроде сопел кто-то, но таких звуков на реке каждую ночь полно. Он улегся, а Фродо сел, кутаясь в одеяла и отгоняя сон. Медленно текли минуты — или часы? — и ничего не случалось. Фродо готов был уже уступить желанию и улечься, когда едва видимая черная тень вплотную подплыла к одной из лодок. Длинная костлявая рука взметнулась и вцепилась в край борта; два белесых глаза, холодно блестя, заглянули внутрь, а потом поднялись и уставились на Фродо. Они были всего в одном-двух метрах, и Фродо слышал тихое затаенное дыхание. Он встал, обнажив Разитель, и шагнул к глазам. Они тут же погасли. Раздалось шипение, плеск, и темное бревно стремительно понеслось вниз по течению. Арагорн зашевелился, повернулся и сел. — Что там?.. — прошептал он, вскакивая и подходя к Фродо. — Мне что-то привиделось во сне. Зачем ты обнажил меч? — Голлум, — сказал Фродо. — Во всяком случае, я так думаю. — А! — сказал Арагорн. — Так значит, и ты о нем знаешь? Он шел за нами через всю Морию и потом — до Нимродели. Когда мы плыли на лодках, он лежал на бревне и греб ногами и руками. Один-два раза я пытался поймать его; но он хитрее лисы и скользкий, как рыба. Я надеялся, путь по реке собьет его, но он слишком умен. Завтра постараемся двигаться быстрее. Ты сейчас ложись; те часы, что остались, покараулю я. Хотел бы я поймать этого паршивца! Он мог бы оказаться полезным. Но если не выйдет — надо нам постараться потерять его. Он очень опасен. Вполне готов к ночному убийству и может навести на наш след любого врага. *** Ночь прошла; Голлум больше не появлялся. После этого товарищи каждый раз выставляли зорких стражей, но Голлума они не видели ни разу. Если он и продолжал преследовать Отряд, то был очень осторожен и ловок. По просьбе Арагорна они теперь подолгу гребли, и берега быстро неслись мимо. Но видели путники мало, потому что плыли большей частью по ночам и в сумерках, делая дневки в укрытых местах. Так все и шло без происшествий — до седьмого дня. Погода была по-прежнему пасмурной и мрачной, ветер дул с востока, но к вечеру небо очистилось, и снопы слабого света, золотистого и бледно-зеленого, брызнули из-под кромки туч. Молодая луна, блестя белой новой кожей, купалась в небесных озерах. Сэм глядел на нее и морщил лоб. На следующий день земли с обеих сторон начали быстро меняться. Берега повышались и становились каменистыми. Вскоре товарищи плыли по гористой стране; реку окружали крутые склоны, густо поросшие терновником и боярышником в перемешку с куманикой и еще какой-то ползучей колючкой. Позади вставали глубокие обрывы, источенные темными от плюща трещинами, а за ними поднимались высокие кряжи, увенчанные скорченными елями. Отряд приближался к сумрачной горной местности — Эмин-Муилю, Привражью, южной границе Глухоманья. В обрывах и трещинах жило множество птиц, и стаи их весь день кружились в вышине, чернея на бледном небе. Лежа в тот день в лагере, Арагорн размышлял, не сотворил ли Голлум предательства и не расходятся ли сейчас вести об их плавании по всему Глухоманью. Позже, когда Отряд проснулся и стал готовиться в путь, он заметил в тускнеющем свете темную точку: большую птицу, которая то парила, то медленно летела к югу. — Что там, Леголас? — спросил Следопыт, указывая на северное небо. — Я не ошибся — орел? — Да, — подтвердил Леголас. — Орел-охотник. Хотелось бы мне знать, что это предвещает. Он залетел слишком далеко от родных гор. — Мы не выступим, пока совсем не стемнеет, — сказал Арагорн. *** Настала восьмая ночь плаванья. Она была тихой и безветренной; тоскливый восточный ветер умчался прочь. Тонкий серп луны рано канул в тусклый закат, но небо над головой было чистым; и, хотя над югом висела огромная, слабо посверкивающая туча, на западе ясно мигали звезды. — Пора! — сказал Арагорн. — Рискнем сделать еще один ночной переход. Эту часть Реки я знаю плохо. Я никогда не проходил здесь водой — отсюда до перекатов Сарн-Гебира. Но если я прав, до них еще много миль. Однако и до Порогов в Реке есть опасные места — скалы и каменистые острова, скрытые потоком. Мы должны быть очень внимательны и не грести быстро. Сэму в головной лодке доверили быть наблюдателем, и он улегся на носу, глядя во мрак. Ночь становилась все темнее, но в небе горели необычно яркие звезды, и Река слабо мерцала. Близилась полночь, и они плыли без весел, когда Сэм вдруг вскрикнул. Всего в нескольких метрах впереди из воды вставали смутные тени и слышался шум водоворота. Быстрое течение сворачивало влево, к восточному берегу, где русло было чистым. Свернув, путники увидели — точно совсем рядом — бледную дымку брызг: поток бился об острые скалы, что далеко вступили в Реку, подобные череде клыков. Лодки сбились в кучу. — Эй, Арагорн!.. — прокричал Боромир, когда его лодка ударилась о головную. — Это безумие! Нельзя проходить Пороги ночью! Ни одной лодке не выйти из Сарн-Гебира! — Назад, назад! — крикнул Арагорн, погружая весло в воду и стараясь развернуть непослушную лодку. — Поворачивай! Поворачивай, если можешь!.. — Я ошибся в расчетах, — сказал он Фродо. — Не знал, что мы за плыли так далеко. Течение быстрее, чем мне казалось. Сарн-Гебир должен быть уже совсем близко. *** С большим трудом они задержали лодки и медленно развернули их, но сперва не могли выгрести против течения, и их сносило все ближе к восточному берегу. Он темной стеной угрожающе громоздился в ночи. — Все вместе — гребите! — кричал Боромир. — Гребите! Или мы сядем на мель! — Едва он сказал это, как корма под Фродо наткнулась на камень. И в тот же миг над их головой засвистели стрелы; несколько упало в лодки. Одна ударила Фродо в спину, и он, вскрикнув, выпустил весло; но стрела упала, отбитая его скрытой под одеждой кольчугой. Другая пробила капюшон Арагорна, а третья вонзилась в борт рядом с рукой Мерри. Сэму показалось, что он видит темные фигуры, бегающие туда-сюда по усыпанному галькой берегу под восточными скалами. Они были очень близко. — Ирх! — воскликнул по-эльфийски Леголас. — Орки! — крикнул Гимли. — Голлумово дело, об заклад бьюсь, — сказал Сэм Фродо. — И славное же они местечко выбрали! Река ж сама несет нас к ним в лапы… Все пригнулись и налегли на весла; даже Сэм приложил руку. Каждый миг ожидали они удара черноперой стрелы. Множество их свистело в воздухе и вонзалось в воду. Было темно — но не для орочьих глаз, и в мерцающем звездном свете товарищи могли стать мишенью для искусных врагов — но, верно, серые плащи Лориэна и серебристое дерево эльфийских лодок отразили злобу лучников Мордора. Гребок за гребком, с трудом продвигались они вперед. Во тьме трудно было поверить, что они вообще движутся, но клокотание водоворота медленно стихало, и тень восточного берега таяла в ночи. Наконец они снова выбрались на середину реки и отвели лодки подальше от угрозных скал. После этого, собрав все силы, они подогнали лодки к западному берегу. В тени нависших над водой кустов они остановились и перевели дыхание. Леголас отложил весло и схватил лук, принесенный из Лориэна Потом выпрыгнул на берег и взбежал по откосу. Согнув лук и наложив стрелу, он повернулся, всматриваясь во тьму за рекой. Оттуда доносились пронзительные вопли, но видно ничего не было. Фродо смотрел на стоящего над ним высокого эльфа — как тот всматривается в ночь, ища мишень для выстрела. Голова его была темной, увенчанной яркими белыми звездами, что мерцали в озерах ночных небес. Но на юге поднимались огромные тучи, они наплывали, выслав мглистых разведчиков в звездные поля. Внезапный страх охватил Отряд. — Эльберет Гильфониэль! — выдохнул Леголас, взглянув вверх. Темная тень — облако, и все же не облако, ибо летела она быстрей любой тучи — вынырнула из тьмы юга и полетела к Отряду, гася звёзды. Вскоре она возникла над ними — огромная крылатая тварь, чернее, чем ямы ночи. Из-за реки встречь ей грянули дикие голоса. Фродо ощутил, как внезапный холод пронзил его и сжал сердце, плечо налилось болью, точно вспомнив о давней ране. Он сжался, будто хотел укрыться. И вдруг пропел большой лук Лориэна. Яростная стрела сорвалась с эльфийской тетивы. Фродо взглянул вверх. Почти над самой головой крылатая тень свернула. Раздался резкий каркающий вопль — и она рухнула, сгинула во мраке восточного берега. Небо очистилось. Дальнюю тьму взорвали проклятия и оглушительный многоголосый вой — и настала тишь. Ни дротик, ни крик не тревожили больше Отряд в ту ночь. Немного погодя Арагорн повел лодки вверх по течению. Они плыли вдоль кромки берега, пока не отыскали маленького мелкого залива. Несколько низких деревьев подходили к самой воде, а за ними вставал крутой скалистый берег. Здесь Отряд решил остановиться и дождаться рассвета: пытаться двигаться ночью было бесполезно. Лагеря не разбивали и огня не зажигали — просто улеглись на дно лодок, завернувшись в одеяла и прижавшись друг к другу. — Слава луку Галадриэли и руке и глазу Леголаса! — сказал Гимли, прожевав кусок лепешки. — Это был славный выстрел, мой друг! — Но кто скажет, кого он поразил? — отозвался Леголас. — Не я, — сказал Гимли. — Но я рад, что тень не подлетела ближе. Не понравилась она мне. Очень уж похожа на тень Мории — Тень Балрога, — шепотом закончил он. — Это был не Балрог, — возразил Фродо, все еще дрожа от пробиравшего его холода. — Это было что-то холодное. И я думаю… — он запнулся и умолк. — Что ты думаешь? — живо спросил Боромир, приподнявшись в своей лодке, словно хотел увидеть лицо Фродо. — Думаю… Нет, не скажу, — ответил Фродо. — Но что бы то ни было — гибель его привела наших врагов в отчаянье. — Кажется, так, — сказал Арагорн. — Однако где они, сколько их и что они замышляют — мы не знаем. Этой ночью нам не спать! Сейчас нас скрывает мрак. Но кто знает, что откроет день? Не расставайтесь с оружием! *** Сэм сидел, постукивая по эфесу меча, будто считал на пальцах, и посматривал на небо. — Очень странно, — бормотал он. — Луна одна и та же — что в Крае, что в Глухоманье, или так должно быть. Но то ли она здесь ходит по-другому, то ли я сбился со счета. Помните, господин Фродо, луна убывала, когда мы лежали на настиле на дереве: с неделю после полнолуния, думаю. А вчера была неделя, как мы в пути — и вдруг вылезает месяц, тонкий, как ноготь, будто мы ни дня у эльфов не жили. Ну ладно — три ночи я там помню точно и, кажется, могу припомнить еще несколько, но чем хотите клянусь — не месяц мы там были. Можно подумать, что время там не идет! — Так, быть может, и есть, — сказал Фродо. — В тех землях мы, возможно, попали во времена, которые в других краях давно прошли. Думаю, только когда Серебрянка вынесла нас в Андуин, вернулись мы во время, что течет через смертные земли к Великому Морю. А что до луны — так я не помню никакой — ни молодой, ни старой — в Карас-Галадоне: только звезды ночью и солнце днем. Леголас шевельнулся в своей лодке. — Время не медлит нигде, — сказал он. — Но не все изменяется и растет одинаково. Для эльфов мир движется, движется одновременно очень быстро и очень медленно. Быстро, ибо сами они меняются мало, и все проплывает мимо — и в этом их скорбь. Медленно, потому что они не считают бегущих лет — не считают для себя. Проходящие годы — лишь рябь на долгой реке. Однако все под Солнцем в конце концов увядает. — Но в Лориэне увядает медленно, — проговорил Фродо. — Сила Владычицы отдаляет конец. Дням равны часы Карас-Галадона, хоть и могут считаться короткими, в Лориэне, где Галадриэль хранит кольцо Эльфов.