Арагорн смотрел на него с лаской и жалостью. — Хорошо, Фродо, сын Дрого, — сказал он. — Ты получишь час, и будешь один. Мы пока побудем здесь. Но не отходи далеко! Какой-то миг Фродо сидел, склонив голову. Сэм, сочувственно наблюдавший за хозяином, покачал головой и пробормотал: — Дело-то просто, как тесто. Да только не стоит Сэму Гискри отвечать, покуда не спрошено. Внезапно Фродо вскочил и зашагал прочь; и Сэм видел, что, пока все сдерживались, чтобы не смотреть ему вслед, глаза Боромира внимательно следили за Фродо, покуда тот не скрылся среди деревьев у подножия Амон-Хена. *** Бесцельно бредя по лесу, Фродо обнаружил, что ноги несут его вверх по склонам холма. Он вышел на тропу, остатки былой дороги. В крутых местах в камне были вырублены ступени, сейчас выщербленные и истёртые, заплетенные корнями деревьев. Некоторое время хоббит карабкался, не сознавая, куда идет, пока не вышел на поросшую травой поляну. Ее окаймляли рябины, а в центре лежал большой плоский камень. С востока поляна была открыта, и ранний свет солнца заливал ее. Фродо остановился и посмотрел вниз и за Реку, на Тол-Брандир и птиц, кружащих в воздухе между ним и неприступным островом. В голосе Рауроса мешались могучий гул и густой глубинный рокот. Фродо сел на камень и оперся подбородком на руки, глядя на восток, но почти ничего не видя. Все, что случилось со дня ухода Бильбо из Края, проплывало перед глазами, и он старательно обдумывал все, что мог припомнить из слов Гэндальфа. Время шло — а он ни на шаг не приблизился к выбору. Вдруг он очнулся от дум: неприятное чувство, что сзади кто-то есть, что кто-то зло смотрит на него, охватило хоббита. Он вскочил и повернулся, но, к своему удивлению, увидел Боромира с улыбкой на приветливом лице. — Я боялся за тебя, Фродо, — сказал гондорец, подходя. — Если Арагорн прав и орки неподалеку — никто из нас не должен бродить один — и ты менее всех: столь многое зависит от тебя. И у меня тоже тяжко на душе. Могу я остаться и побеседовать с тобой — раз уж я тебя нашел? Мне стало бы легче. Когда собираются многие, все разговоры оборачиваются бесконечными спорами. Но два разума, если объединятся, сумеют, быть может, отыскать истину. — Ты очень добр, — отозвался Фродо. — Но не думаю, чтобы разговор этот помог мне. Ибо я знаю, что должен сделать, но боюсь делать это, Боромир: боюсь. Боромир стоял молча. Бесконечно ревел Раурос. В ветвях бормотал ветер. Фродо дрожал. Вдруг Боромир подошел и сел рядом. — Уверен ли ты, что не страдаешь без нужды? — сказал он. — Я хочу помочь тебе. Тебе нужен совет — так не примешь ли мой? — Думается, я знаю уже, какой совет ты дашь мне, Боромир, — сказал Фродо. — И он мог бы показаться истиной — если бы сердце мое не предостерегало меня. — Предостерегало? Против чего? — резко спросил Боромир. — Против задержки. Против пути, что кажется легким. Против отказа от бремени, возложенного на меня. Против… ладно, видно, это должно быть сказано, — против веры в силу и верность Людей. — Однако сила эта издавна защищала твой маленький Край, хоть ты и не знал этого. — Я не сомневаюсь в доблести твоего народа. Но мир меняется. Стены Минас-Тирифа, быть может, крепки, но крепки они недостаточно. Если они рухнут — что тогда? — Мы доблестно падем в битве. Однако есть еще надежда, что они устоят. — Надежды нет, пока есть Кольцо, — возразил Фродо. — А! Кольцо! — вскричал Боромир, и глаза его блеснули. — Кольцо!.. Не странно ли, что мы должны терпеть муки, страх и сомнения из-за такой крохотной вещи? Такой крохотной! Я видел ее лишь мельком в доме Эльронда. Не покажешь ли ты мне его еще раз? Фродо вскинул взгляд. Его обожгло холодом. Он заметил странный блеск глаз Боромира, однако лицо того было по-прежнему добрым. — Лучше ему оставаться скрытым, — ответил он. — Как хочешь. Мне все равно, — сказал Боромир. — Однако неужто мне нельзя даже говорить о нем? Ибо ты, кажется, все время думаешь лишь о его силе в руках Врага: о его использовании Злом, а не Добром. Мир меняется, сказал ты. Минас-Тириф падет, если уцелеет Кольцо. Но почему?.. Воистину так — если оно у Врага. Но почему — если оно у нас? — Разве ты не был на Совете? — ответил Фродо. — Потому что мы не можем воспользоваться им. И еще: все, сотворенное с его помощью, обращается во зло. Боромир поднялся и нетерпеливо заходил вокруг. — Опять ты об этом!.. — воскликнул он. — Гэндальф, Эльронд — они научили тебя говорить так. Быть может, они и правы — для себя. Все эти эльфы, эльфиды и маги — их, возможно, ждет скорбь. Однако я часто сомневался, что они мудры — а не просто робки. Но каждому свое. Верные сердцем Люди — их не извратить. Мы в Минас-Тирифе закалены долгими годами испытаний. Мы желаем не силы магов — лишь силы защитить себя, силы в праведном деле. И — смотри! — в нашей нужде судьба выносит на свет Кольцо Всевластья. Это дар, говорю я, дар врагам Мордора. Безумие — не воспользоваться им, не обратить силы Врага против него самого. Бесстрашие, жесткость — только этим добьешься победы. Чего не сделает в сей суровый час витязь, великий вождь? Чего не сделает Арагорн? А если он отказывается — почему не Боромир? Кольцо даст мне силу Власти. Как погнал бы я орды Мордора!.. Все народы сошлись бы под мой стяг! Боромир шагал вверх-вниз, говоря все громче. Он, казалось, совсем позабыл Фродо — речь его обратилась к стенам и оружию, к народам и ратям; он строил планы великих союзов, предвкушал славные победы; он низвергал Мордор и сам становился Королем — могучим, справедливым и мудрым. Вдруг он застыл и махнул рукой. — А нам велят избавиться от него! — вскричал он. — Я не говорю: уничтожить его. Так, быть может, было бы лучше — если бы была хоть малая надежда сделать это. Но ее нет. Единственный план, предложенный нам — чтобы полурослик слепо шел в Мордор и дал Врагу возможность возвратить Кольцо себе. Глупость! Ты ведь и сам понимаешь это, мой друг? — сказал он, внезапно поворачиваясь к Фродо. — Ты сказал, что боишься. Если это так — тот, кто смелее, простит тебя. Но не восстает ли это в тебе твой здравый смысл? — Нет, мне страшно, — сказал Фродо. — Просто страшно. Но я рад, что ты говорил так откровенно. Разум мой прояснился. — Значит, ты идешь в Минас-Тириф? — спросил Боромир; глаза его блестели, лицо горело страстью. — Ты не понял меня, — сказал Фродо. — Но ты пойдешь хотя бы на время? — настаивал Боромир. — Мой город недалеко; и оттуда до Мордора немногим дальше, чем отсюда. Мы долго были в глуши, и ты должен знать, что делает Враг, прежде чем тронешься в путь. Идем со мной, Фродо, — уговаривал он. Тебе нужно отдохнуть перед Походом, если уж ты должен идти. — Он дружески положил руку на плечо хоббита, но Фродо чувствовал, как дрожит эта рука от сдерживаемого волнения. Он быстро отступил, с тревогой глядя на человека — вдвое выше и во много раз сильнее его. — Почему ты так недоверчив? — сказал Боромир. — Я верен, не вор и не шпион. Мне нужно твое Кольцо — теперь ты это знаешь; но я даю тебе слово, что не жажду владеть им. Неужели ты не дашь мне хотя бы попытаться исполнить мой план? Одолжи мне Кольцо! — Нет, нет! — вскричал фродо. — Совет поручил мне хранить его! — Только по твоей глупости враг победит нас, — проговорил Боромир. — Как это меня злит! Глупец! Упрямый глупец! По доброй воле бежать в лапы Врага — и провалить Дело! Если кто из смертных и имеет право владеть Кольцом — это люди Нуменора, а не Полурослики! Оно не было бы твоим, если бы не случайность. Оно могло бы быть моим. Дай его мне! Фродо не ответил; он медленно пятился, пока большой плоский камень не разделил их. — Ну, ну, мой друг! — уже тише сказал Боромир. — Почему бы тебе не избавиться от него? Почему не освободиться от сомнений и страхов? Ты можешь, если желаешь, переложить вину на меня. Скажешь, что я оказался сильнее и отобрал его у тебя… Ибо я сильнее тебя, Полурослик! — вскричал он вдруг и, перескочив через камень, бросился к Фродо. Его прекрасное спокойное лицо ужасно изменилось; гневным огнем пылали глаза. Фродо увернулся — и камень вновь оказался меж ними. Оставалось только одно: дрожа, он вытащил Кольцо и быстро надел его на палец, как раз когда Боромир снова кинулся на него. Человек задохнулся, на миг застыл в изумлении, а потом дико забегал вокруг, обыскивая поляну, заглядывая за скалы и деревья. — Жалкий обманщик! — кричал он. — Дай мне только поймать тебя! Теперь я понял твои думы! Ты вернешь Кольцо Саурону — и продашь нас всех! Ты ждал только случая бросить нас в беде! Пусть же проклятие мое поразит тебя смертью — тебя и всех полуросликов! — Он споткнулся о камень и упал навзничь, липом вниз. Некоторое время он лежал неподвижно, будто собственное проклятие поразило его; а потом вдруг разрыдался. Он встал и провел рукой по глазам, смахивая слезы. — Что я сказал?! — вскричал он. — Что сделал?! Фродо! Фродо! — позвал он. — Вернись! Безумие охватило меня; но оно прошло. Вернись! *** Ответа не было. Фродо даже не слышал его криков. Он был уже далеко, слепо мчался по тропе вверх, к вершине холма. Ужас и скорбь сотрясали его; перед ним стояло безумное, яростное лицо Боромира, его горящие глаза. Вскоре он выбежал на вершину Амон-Хена — и остановился, задыхаясь. Словно сквозь туман видел он широкий ровный круг, мощеный огромными плитами, окаймленный разрушенной зубчатой стеной; а в центре, на четырех резных столбах, стояло Караульное Кресло; к нему вела многоступенчатая лестница. Хоббит поднялся и сел в древнее кресло, чувствуя себя заблудившимся ребенком, что влез на трон горного короля. Сначала Фродо мало что видел. Он был, казалось, в мире тумана, где жили лишь тени: Кольцо было надето. Потом туман поредел, и Фродо открылось множество видений — маленьких и ясных, точно они были на столе перед его глазами — и однако далеких. Звуков не было — лишь яркие живые образы. Фродо сидел в Кресле Зоркости на Амон-Хене, Сторожевом Холме нуменорнев. Он взглянул на восток, на бескрайние просторы, безымянные равнины и неизведанные леса. Он взглянул на север — и перед ним лентой легла Великая Река, и Мглистый Хребет поднялся дальней грядой острых старых клыков. Он взглянул на запад — и увидел вольные пастбища Роханда; и Ортханк, столп Исенгарда, подобный горному шипу. Он взглянул на юг — под самыми его ногами Великая Река курчавилась, как падающая волна, и водопадом рушилась в курящуюся бездну; мерцающая радуга играла над Рауросом. И Этир-Андуин увидел он — могучую дельту Андуина, и мириады морских птиц, белой пылью кружащих на солнце, а под ними — зелень и серебро Моря, покрытого бесконечной рябью. Но, куда бы он ни смотрел — он видел приметы войны. Мглистый Хребет походил на муравейник: орки выползали из бессчетных пещер. Под кронами Лихолесья шла смертная борьба Людей и Эльфов с чудищами. Край Беорнингов был объят пламенем; над Морией висели тучи; у границ Лориэна клубился дым. Всадники мчались по травам Роханда; из Исенгарда изливались волколаки. Из гаваней Харада отплывали военные корабли; с востока двигались бесконечные рати: меченосцы, копейщики, лучники на конях, колесницы вождей и груженые повозки. Все силы Черного Властелина пришли в движение. Потом, вновь повернувшись к югу, Фродо увидел Минас-Тириф. Он казался далеким и красивым: белостенный, многобашенный, гордый и прекрасный стоял он в горной седловине; на его укреплениях блестела сталь, а на башнях вилось множество стягов. Надежда возродилась в душе хоббита. Но против Минас-Тирифа воздвиглась другая крепость, больше и сильнее. Туда, на восток, против воли обратился его взор. Он миновал разрушенные мосты Осгилиафа, оскаленные врата Минас-Моргула и запретные Горы — и взглянул на Горгороф, долину ужаса в царстве Мордора. Там под солнцем лежала тьма. Во мгле мерцало пламя. Роковая Гора пылала, густой дым взлетал к небесам. Тут, наконец, взгляд Фродо задержался, он увидел: стена на стене, зубцы над зубцами, черный, невообразимо могучий, гора из железа, врата из стали, башни из адаманта — Барад-Дур, Оплот Саурона. Надежды оставили хоббита. И вдруг он ощутил Глаз. Там, в Черном Замке, таилось Недрёманное Око. Фродо знал: оно почуяло его взгляд. Яростная жаждущая воля была там. Она обратилась к Фродо; он чувствовал ее, как ищущий палец. Скоро, очень скоро она закогтит его, точно зная, где он. Око тронуло Амон-Лав… Взглянуло на Тол-Брандир… Хоббит скатился с Кресла, съежился, закрыв голову серым плащом. Он услышал собственный крик: — Нет, нет, никогда! — Или, быть может, то было: «Иду, иду к тебе!»? Он не смог бы сказать. Потом вспышкой, искрой с вершины иной силы, пришла к нему мысль: «Сними его! Сними его! Болван, да сними же Кольцо!» Две силы боролись в нем. Мгновение, раздираемый их приказами, он корчился от боли. Внезапно он вновь осознал себя. Фродо, не Голос и не Глаз: свободный выбирать и с одним-единственным оставшимся на выбор мигом. Он снял Кольцо. Он стоял на коленях перед Креслом; ярко сияло солнце. Черная тень прошла, казалось, дланью над его головой; она потеряла Амон-Хен, сжалась над Западом и сгинула. Тогда все небо чисто загулобело и на каждом дереве запели птицы. Фродо поднялся на ноги. Он очень устал, но воля его окрепла, а на душе полегчало. Он громко сказал себе: — Я сделаю, что должен. Ясно, что лихо Кольца уже принялось за дело в самом Отряде, и Кольцо должно уйти прежде, чем причинит еще большее зло. Я пойду — один. Кое-кому я не верю, а те, кому верю, слишком мне дороги: бедный старина Сэм, и Мерри, и Пин. И Бродник — сердце его тоскует по Минас-Тирифу, и он будет нужен там, ведь Боромир склонился ко злу. Я пойду один. Теперь же. Он быстро прошел вниз по тропе и вернулся на поляну, где его видел Боромир. Там он остановился, вслушиваясь. Ему почудились крики и зовы: они неслись из прибрежного леса. — Меня ищут, — сказал он. — Интересно бы знать, сколько времени меня не было… Несколько часов, вероятно. — Он колебался. Что мне делать? — бормотал он. — Я должен идти сейчас — или никогда не уйду. Больше мне случая не выпадет. Очень мне не хочется оставлять их — да еще так, ничего не объяснив. Но они ведь наверняка поймут. Сэм поймет. И что еще я могу сделать? Фродо медленно вытащил Кольцо и опять надел его. Он исчез и пошел вниз по холму тише, чем ветер по траве. *** Отряд долго оставался у берега реки. Некоторое время все молчали, беспокойно бродя вокруг; а теперь сидели кружком и разговаривали; то и дело пытались они говорить об иных вещах — о своей долгой дороге и многих приключениях; они расспрашивали Арагорна о княжестве Гондор и его древней истории, и об останках его великих дел, что все еще можно было видеть в этом странном пограничном краю: о Каменных Королях, и Креслах Слуха и Зоркости, и Большом Каскаде Рауроса. Но ежеминутно их речи и думы обращались к Фродо и Кольцу. Что выберет Фродо? Почему он колеблется? — Он, должно быть, раздумывает, какой путь более безнадежен, — сказал Арагорн. — У него для этого есть все основания. Никогда еще не было так опасно Отряду идти на восток, чем теперь — когда Голлум выследил нас, и есть опасение, что тайный Поход предан. Но и Минас-Тириф не приблизит нас к Огню и уничтожению Кольца.