— Вон — меж тех деревьев. — Да где? У меня глаза не эльфийские! — Тише! Тише, я тебе говорю, смотри! — Леголас вытянул руку. — В лесу, там, пад нами, откуда мы пришли. Это он. Неужели ты не видишь, как он идет меж деревьев? — Вижу, теперь я вижу, — прошипел Гимли. — Гляди, Арагорн! Или я не предостерегал тебя? Там тот старик. Одет в грязно-серые лохмотья, потому я его и не заметил. Арагорн взглянул вниз и увидел согбенного, медленно идущего человека. Он был недалеко и походил на старого нищего, что устало бредет, опираясь на грубый посох. Голова его была опущена, и в их сторону он не смотрел. В другое время и в другом месте Охотники бы дружески приветствовали его; теперь же они стояли молча, в странном ожидании: приближалось нечто, обладающее силой — или таящее угрозу. Гимли широко раскрытыми глазами следил, как подходит старик. Потом внезапно, не в силах более сдерживаться, крикнул: — Где твой лук, Леголас? Натяни его! Это Саруман. Не позволяй ему заговорить — он же наведет на нас чары! Опереди его — стреляй! Леголас натянул лук — медленно, словно чья-то воля удерживала его. Он вертел в руках стрелу, но не торопился наложить ее на тетиву. Арагорн настороженно молчал. — Чего ты ждешь? Что с тобой? — свистящим шепотом спросил Гимли. — Леголас прав, — успокаивающе проговорил Арагорн. — Нельзя стрелять в старика просто так — внезапно, без вызова, какой бы страх ни владел нами. Будьте осторожны! В мгновение ока старик ускорил шаг и удивительно быстро подошел к подножию скалистой стены. Потом он вдруг взглянул вверх — а они стояли, глядя вниз, не в силах пошевелиться. Никто не издал ни звука. Лица его они не увидели — он был в капюшоне, а поверх капюшона — в широкополой шляпе, затеняющей всё лицо, кроме кончика носа и белой бороды. Но Арагорну почудился ясный, острый блеск глаз из-под надвинутого на брови капюшона. — Истинно счастливая встреча, друзья мои, — мягко проговорил старик. — Мне надо побеседовать с вами. Спуститесь ли вы вниз, или мне подняться к вам? — и, не дожидаясь ответа, начал подъем. — Ну же! — почти беззвучно вскрикнул Гимли. — Останови его, Леголас! — Не сказал ли я, что хочу говорить с вами? — сказал старик чуть более жестко. — Убери-ка лук, господин эльф! Лук и стрела выпали из бессильно повисших рук Леголаса. — А ты, господин гном, придержи-ка свой острый топор, покуда я не поднимусь. Подобные доводы вам не понадобятся. Гимли вздрогнул и окаменел, уставясь на старика. Тот проворно взбирался по неровным ступеням. Казалось, усталость покинула его. Когда он вступил на площадку, на мгновенье сверкнул белый свет, словно приоткрылось на миг белое одеянье, скрытое под серыми лохмотьями. Тишину нарушало лишь прерывистое дыханье Гимли. *** — Счастливая встреча, сказал я — и повторяю это! — произнес старик, подходя к Охотникам. Когда он был в нескольких футах от них, он остановился, опершись на посох, и внимательно вгляделся в них из-под капюшона. — Что занесло вас в эти места? Эльф, человек и гном, и все в эльфийской одежде. Не сомневаюсь, ваша история стоит того, чтоб ее выслушать. Такое здесь не часто встретишь. — Ты говоришь так, словно хорошо знаешь Фангорн, — заговорил Арагорн впервые с его появления. — Так ли это? — Не совсем, — отвечал старик. — Для того, чтоб узнать его, надо много жизней. Но порой я прихожу сюда. — Можем ли мы узнать твое имя и услышать, о чём ты хочешь поведать нам? — спросил Арагорн. — Утро проходит, а дело наше не терпит отлагательств. — Всё, что я хотел сказать, я уже сказал — что привело вас сюда и что вы можете поведать мне о себе? Что до моего имени!.. — он остановился и залился долгим мягким смехом. Арагорн вздрогнул — странный внутренний озноб охватил его, когда он услышал этот смех; но чувство его не было страхом, а напоминало скорее глоток бодрящего воздуха или внезапный холодный дождь, пробудивший его от тяжкого сна. — Мое имя! — повторил старик. — Неужели до сих пор не догадались? Думаю я, вы слышали его прежде. Да, вы слышали его. Ну, так какова же ваша история? Трое Охотников молчали. — Кое-кто усомнился сейчас, что о вашем деле стоит рассказывать, — продолжал старик. — Ну да я и так кое-что знаю. Вы идете по следам двоих юных хоббитов. Да, хоббитов. Не делайте удивленных глаз, словно впервые слышите это слово! Вы его слышали, да и я тоже. Что ж, позавчера они поднимались сюда и здесь встретили кое-кого, о ком не могли и помыслить. Вы успокоились? Теперь вы, конечно, хотите узнать, куда они делись. Возможно, я расскажу вам и об этом. Но что же мы стоим? Дело ваше, видите ли, не столь срочное, как вы об этом думаете. Давайте сядем и побеседуем спокойно, — старик повернулся и направился к груде камней и осколков скал. Мгновенно, словно освободившись от чар, Охотники зашевелились. Гимли снова сжал рукоять топора, Арагорн обнажил меч, Леголас поднял лук и натянул тетиву. Старик не обратил на это внимания. Остановясь, он сел на широкий камень. При этом его серый плащ распахнулся, и они увидели белые одежды. — Саруман! — вскричал Гимли, подскочив к нему с топором в руке. — Говори! Куда ты запрятал наших друзей? Что ты сделал с ними? Отвечай, не то я так примну твою шляпу, что даже чародею трудновато будет выправить ее! Старик оказался на редкость прыток. Он вскочил и вспрыгнул на вершину камня — и внезапно вырос, нависнув над Охотниками. Его плащ и капюшон отлетели прочь. Сияние исходило от его белых одежд. Он поднял жезл — и топор Гимли соскочил с топорища, и, зазвенев, упал наземь. Меч Арагорна, застывший в его руке, налился внезапным огнем. Леголас вскрикнул и выпустил стрелу в небо — она исчезла во всплеске пламени. — Мифрандир! — вскричал эльф. — Мифрандир! — Счастливая встреча, я уже устал повторять это, Леголас, — ответил старик. Все уставились на него. Волосы его были подобны снегу, и ослепительной белизной сияли его одежды, глаза под густыми бровями смотрели ясно и пронзительно, словно солнечные лучи. Власть была в его руках. Удивление, радость, страх смешались в душах друзей — они стояли, не зная, что сказать. Наконец Арагорн шевельнулся. — Гэндальф! — проговорил он. — Сбылось то, на что я не смел надеяться — ты вернулся к нам во дни великой нужды! Где были мои глаза? Гэндальф!.. Гимли не сказал ничего, но опустился на колени, закрыв глаза. — Гэндальф… — медленно проговорил старик, будто вызывая из глубин памяти забытое слово. — Да, таково было мое имя. Я был Гэндальфом. Он спустился с камня, поднял серый плащ и накинул на себя — словно солнце скрылось за тучей. — Вы можете по-прежнему звать меня Гэндальфом, — сказал он, и голос его снова был голосом их старого друга и вождя. — Встань, мой славный Гимли! Ты не виноват и не причинил мне вреда. Никакое ваше оружие не может повредить мне, друзья мои. Мы встретились — так будьте же веселее! События принимают другой оборот. Грядет великая буря, и мы стоим у ее порога, — он положил руку на голову Гимли, гном поднял глаза и вдруг рассмеялся. — Гэндальф! — сказал он. — И весь в белом. — Теперь я — Белый, — кивнул мат. — Я — Саруман, каким он должен быть. Но довольно. Расскажите мне о себе. С тех пор, как мы расстались, я прошел огонь и воду. Я забыл многое из того, что знал, и узнал многое о том, что позабыл. Я вижу то, что далеко впереди, и не вижу порой того, что рядом. Расскажите же о себе! — Что ты хочешь узнать? — спросил Арагорн. — Если говорить обо всём, что случилось за время нашей разлуки, повесть будет долгой. Не расскажешь ли ты нам сперва о хоббитах? Ты нашел их? Они в безопасности? — Я не нашел их, — качнул головой Гэндальф. — Привражье затемнено, и я не знал об их похищении, пока мне не поведал о нем орел. — Орел! — воскликнул Леголас. — Я видел орла более трех дней назад — он парил в вышине над Великой Стеной. — Именно так, — согласился Гэндальф. — То был Гвайхир Ветробой, что унес меня когда-то из Ортханка. Я послал его вперед — следить за рекой и вызнавать новости. Зрение его остро, но от него сокрыто происходящее под пологом гор и кронами леса. Кое о чём рассказал мне он, кое — что узнал я сам. Я не могу ныне помочь Хранителю Кольца, как не может этого никто из Отряда. Враг обнаружил Кольцо, но ему удалось ускользнуть. В этом есть и моя заслуга, ибо я находился очень высоко и боролся с силами Тьмы. И тени отступили. Но я устал, смертельно устал, и думы мои были черны. — Так ты знаешь про Фродо! — придвинулся к магу Гимли. — Как у него дела? — Не знаю. Он избежал огромной опасности, но многое ждет его впереди. Он твердо решил идти в Мордор один — и пошел; вот всё, что я могу сказать. — Он не один, — возразил Леголас. — Мы думаем, что Сэм с ним. — Вот как, — протянул Гэндальф, и глаза его блеснули, а по губам скользнула улыбка. — Сэм с ним? Это для меня новость, но я не удивлен. Хорошо! Очень хорошо! На сердце у меня полегчало. Вы должны рассказать мне обо всем. Садитесь рядом и поведайте мне историю вашего похода. Товарищи уселись на землю у его ног, и Арагорн повел рассказ. Гэндальф слушал молча, не задавая вопросов. Руки его лежали на коленях, глаза были закрыты. Лишь когда Арагорн заговорил о гибели Боромира и его последнем пути по Великой Реке, маг вздохнул. — Ты сказал мне не всё, что знаешь — или о чём догадываешься, друг мой Арагорн, — спокойно заметил он. — Бедный Боромир! А я не знал, что с ним сталось. Тяжкое испытание выпало на его долю, а ведь он был воином и вождем. Галадриэль говорила мне, что он в опасности. Но он спасся, и я рад этому. Юные хоббиты не напрасно пошли с нами, если даже и не помогли ни в чём, кроме успокоения его совести. Однако это не единственная их заслуга. Они появились в Фангорне, и явление их было подобно падению мелких камешков, вызывающих горные обвалы. Даже во время нашей беседы я слышу шум первых оползней. И лучше бы Саруману не сидеть дома, когда плотина рухнет! — В одном ты, во всяком случае, не изменился, добрый друг, — улыбнулся Арагорн. — Как прежде, говоришь загадками. — Загадками?.. — переспросил Гэндальф. — Вовсе нет! Я просто говорил сам с собою. Старикам свойственно выбирать для беседы мудрейшего — объяснять что-либо молодым весьма утомительно! — он рассмеялся, и смех его был теплым и мягким, как сияние солнца. — Я уже не молод даже для людей из Заморья, — проговорил Арагорн. — Не откроешь ли ты мне своих дум? — Что мне сказать? — Гэндальф помолчал, размышляя. — Если тебя интересуют мои мысли, то вот что я вижу и думаю — Врагу, несомненно, давно известно, что Кольцо в пути и что его несет хоббит. Он знает и об Отряде, что вышел из Светлояра, и о каждом из нас. Но цели наши Ему не ясны. Он предполагает, что мы все вместе пойдем в Минас-Тириф, ибо так поступил бы Он сам на нашем месте. И, как Он думает, там начнется восстание против Его власти. Сейчас Он в великом страхе, ибо некто могущественный может объявиться внезапно, завладев Кольцом, и, победив Его, занять Его трон. Что мы хотим уничтожить Его и не занимать Его трона — Ему это в голову не приходит. Он пока и помыслить не может, что мы попытаемся уничтожить Кольцо. И в этом наша счастливая судьба и наша надежда. Что до замышляемой войны — Он развяжет ее без промедления, ибо если первый нанесенный Им удар окажется достаточно сильным, то больше ударов не потребуется. А посему Он отдал приказ всем собранным Им армиям — выступать в поход раньше, чем предполагалось. Мудрый глупец! Ибо брось Он все эти силы на охрану Мордора, направь всё свое черное коварство на поиски Кольца — надежды наши рухнули бы в тот же час: ни Кольцо ни Хранитель не укрылись бы от Него. Однако сейчас Око обращено на Светлые земли, а не на собственную страну — и особенно пристально вглядывается в Минас-Тириф. Очень скоро вся Его мощь обрушится, подобно буре, на Белую Крепость. Потому что Ему уже известно, что те, кого послал Он остановить Отряд, вновь потерпели неудачу. Они не нашли Кольца. Они не привели заложников. Сделай они хотя бы это, и нам был бы нанесен серьезный удар, может быть — роковой. Но не будем тревожиться заботами верных прислужников Тьмы. Ибо Враг падет — и скоро. Спасибо Саруману. — Значит, Саруман не предатель? — удивился Гимли. — Предатель, — отвечал гному Гэндальф. — Дважды предатель. Но не странно ли? Ни одна из прошлых бед не казалась нам столь мучительной, как измена Сарумана. Будучи властелином Исенгарда и главой Совета, Саруман стал весьма силен. Он угрожает роандийцам и, если с востока грядет буря, помешает им помочь Минас-Тирифу. Оружие предательства — самое опасное, и оно опасно даже самому предателю. Саруман также желал завладеть Кольцом или хотя бы заполучить хоббитов, чтобы использовать их в своих лиходейских замыслах. Схватившись между собою, наши враги только и сумели, что доставить Пина и Мерри в Фангорн, куда сами хоббиты нипочем бы не добрались. К тому же планы их порушились, и ныне они полны сомнений. Благодаря роандийцам вести о битве до Мордора не дошли. Но Черный Властелин знает, что двоих хоббитов перенесли через Привражье и потащили в Исенгард — против воли Его слуг. Теперь Он боится Исенгарда не меньше, чем Минас-Тирифа. И если Минас-Тириф падет — Саруману не поздоровится. — Бедные наши друзья! — вздохнул Гимли. — Попали они меж молотом и наковальней. Если бы ничто не разделяло Мордор и Исенгард! Пусть бы себе бились сколько угодно — а мы поглядывали бы и выжидали. — Победитель вышел бы из схватки сильнее и безогляднее, чем прежде, — сказал Гэндальф. — Да и Исенгарду не победить Мордора, если только Саруман не завладеет Кольцом. Теперь этому не бывать. Он и сам не знает, какая опасность ему грозит. Он многого не знает. Он так торопился обрести свое сокровище, что сам вышел встречать своих посланцев — не смог усидеть дома. Но опоздал, и битва кончилась без его участия. Он понял только, что всадники перебили и сожгли всех орков, которые были на поле боя, но так и не узнал, добыли ли орки пленников. Не знает он и о ссоре меж его слугами и мордорскими урхами; не знает и о Крылатом Вестнике. — Крылатый Вестник! — ахнул Леголас. — Я подстрелил его из лориэнского лука у Сарн-Гебира. Он наполнил наши сердца страхом. Что это за новый Ужас? — Тот, против кого бессильны стрелы, — сказал Гэндальф. — Ты сумел лишь подстрелить его коня — но Всадник скоро обретет нового. То был назгул, один из Девяти — теперь у них крылатые кони. Скоро Ужас, затемнив солнце, тенью ляжет на последние армии Светлых Сил. Но пока им запрещено пересекать Реку, и Саруману ничего не известно о новом обличье Призрачных Кольценосцев. Мысли его заняты Кольцом. Было ли оно на поле битвы? Найдено ли? Что, если Теодэн, Сеньор Марки, нашел его и прознал о его силе? Этого он испугался и поспешил назад — в Исенгард, чтоб удвоить и утроить натиск на Роханд. А между тем рядом всё время стоит иная опасность — но он не замечает ее, занятый своими страхами. Он забыл о Древобраде. — Опять ты беседуешь сам с собою, — улыбнулся Арагорн. — Древобрада я не знаю и могу лишь отчасти догадываться о двойной измене Сарумана. И потом, я так и не понял, что дал нам приход хоббитов в Фангорн — кроме долгих и бесплодных поисков? — Погоди! — перебил его Гимли. — Я вот что хочу выяснить прежде всего. Кого мы видели прошлой ночью — тебя, Гэндальф, или Сарумана? — Меня вы видеть не могли, — отвечал маг. — Стало быть, Сарумана. Очевидно, мы стали слишком похожи — так что я прощаю тебе покушение на мою шляпу. — Как хорошо! — обрадовался Гимли. — Я рад, что это был не ты.