— В счастливый час вернулся ты к нам, Гэндальф! — кричал Гимли, прыгая и напевая что-то на своем гортанном языке. — Ну, ну, подходите! — дурачился он, размахивая топором. — Если уж голова Гэндальфа стала неприкосновенной, так найдите мне что-нибудь, чтобы мой топор не скучал! — Долго искать не придется! — Гэндальф поднялся. — Мы славно провели время, друзья, но теперь надо идти. *** Он снова закутался в серый изодранный плащ и двинулся вперед. В молчании все следовали за ним — прочь от уступа, по лесу и вниз по Энтице — покуда не вышли на опушку Фангорна. Коней всё еще не было видно. — Они не вернулись, — вздохнул Леголас. — Нас ждет утомительный путь. — Я не пойду пешком, — сказал Гэндальф. — Время не ждет. Он поднял голову — и долгий, чистый и высокий звук прорезал воздух. Маг свистнул трижды, и им почудилось, что восточный ветер принес из дали полей слабое ржание. Они ждали. Скоро донесся стук копыт — сперва едва ощутимым дрожанием земли, внятным лишь Арагорну (он приник ухом к земле), затем всё громче и громче. — Конь не один, — заметил Арагорн, выпрямляясь. — Истинно, — слегка улыбнулся Гэндальф. — Мы четверо — слишком тяжкая ноша для одного коня. — Их трое, — сказал Леголас, глядя на равнину. — Как они мчатся! Да это Хазуфель и моя подружка Арод! Но с ними еще один конь, он бежит впереди — прекраснее коня я не встречал! — И не встретишь, — согласился Гэндальф. — Это Ночиветр, вождь меарасов, царственных коней, и даже Теодэну, князю Роханда, не доводилось видеть лучшего коня. Он сверкает, как серебро, а бег его плавен, словно теченье равнинной реки. Он пришел ко мне — это конь Белого Всадника. Вместе мы вступим в битву. Пока старый маг говорил, конь приблизился, летя по склону; шкура его сияла, грива стелилась по ветру. Двое других следовали за ним. Едва Ночиветр заметил Гэндальфа, он остановился и громко заржал; потом медленно подошел и, склонив гордую голову, прижался мордой к шее старика. Гэндальф погладил его. — Долог путь из Светлояра, друг мой, — проговорил он. — Но ты мудр и скор и пришел вовремя. Долгий путь предстоит нам, мы пройдем его вместе и не расстанемся более в этой жизни! Приблизились и другие кони. Они стояли чуть поодаль, словно ожидая приказов. — Мы отправимся сейчас в Медузэлд, дворец вашего господина Теодэна, — серьезно обратился к ним Гэндальф. Они склонили головы. — Времени у нас мало, поэтому, с вашего позволения, друзья мои, мы поедем верхом. Мы просим вас бежать как можно быстрее. Хазуфель понесет Арагорна, Арод — Леголаса. Гимли поедет со мной — Ночиветр согласится нести нас обоих. Мы задержимся лишь для того, чтобы вы напились. — Теперь мне ясна хотя бы часть вчерашней загадки, — заметил Леголас, легко вспрыгивая на спину Арод. — От страха они убежали вначале или нет — наши кони встретили Ночиветра, своего вождя, и радостно приветствовали его. Знал ты, что он рядом, Гэндальф? — Знал, — отвечал маг, — Я мысленно звал его и попросил поспешить; ибо вчера он был далеко на юге. И вот он примчался ко мне, и снова несет меня! *** Гэндальф говорил с Ночиветром, а конь летел так, что спутники едва поспевали за ним. Немного он погодя он неожиданно свернул, отыскал на берегу пологий спуск и, переплыв реку, повел их к югу по гладкой безлесной равнине. Ветер гнал серые волны по травам бесконечных степей. Нигде не было и следа тропинки или тракта, однако Ночиветр не останавливался и не колебался. — Он бежит прямо к замку Теодэна, что в предгорьях Белых Гор, — сказал Гэндальф. — Так гораздо быстрее. На востоке, где пролег Главный Восточный Тракт, земля тверже, но Ночиветру ведомы пути через все лощины и топи. Много часов скакали они по степи и заливным лугам. Часто трава бывала столь высока, что достигала коленей всадников, и, казалось, кони плывут в серозеленом море. Они проезжали скрытые заводи, обширные заросли осоки над предательскими трясинами; но Ночиветр всегда находил дорогу, и другие кони следовали за ним. Солнце медленно клонилось к западу. Оглядывая просторы роандийских равнин, всадники увидели мгновенный всплеск багрового пламени, тотчас же утонувший в травах. Далеко у горизонта плечи гор с двух сторон мерцали багрянцем. Оттуда поднимался дым, окрашивая в цвет крови солнечный диск, и казалось, трава загорается под его лучами. — Там лежит Роандийский Проход, — сказал Гэндальф, ни к кому не обращаясь. — Там лежит Исенгард. — Я вижу клубы дыма, — пробормотал Леголас. — Что бы это могло быть? — Война и битва, — отвечал Гэндальф. — Вперед! Глава 6 В Золотом Дворце Они скакали сквозь закат, и сумерки, и опускающуюся ночь. Когда, наконец, они остановились и спешились, даже Арагорн был измотан до предела. Гэндальф позволил им отдохнуть лишь несколько часов. Леголас и Гимли спали; Арагорн лежал на спине, раскинув руки; но Гэндальф стоял, опершись на Жезл, вглядываясь в темноту. Ни единый шорох не нарушал ночной тишины. Когда они поднялись, небо было затянуто тучами, принесенными студеным ветром. В холодном лунном свете вновь вышли они в путь, мчась так же быстро, как при свете дня. Проходили часы, а скачка продолжалась. Гимли задремал и упал бы с седла, если бы Гэндальф не встряхнул его. Хазуфель и Арод, усталые, но гордые, следовали за своим неутомимым вождем, серой тенью скользящим в ночи. Лиги летели под копыта. Восковая луна скрылась за тучами. Жестокий холод пронизывал воздух. На востоке тьма медленно растворялась в стылой серости. Алые копья света взлетели над черной стеной Привражья слева от них. Вставал рассвет, яркий и чистый; ветер пересекал их путь, шурша в клонящихся травах. Внезапно Ночиветр остановился и заржал. Гэндальф указал вперед. — Смотрите! — вскричал он, и они подняли усталые глаза. Перед всадниками стояли горы юга, увенчанные снегами, испещренные черными полосами. Степи докатывались до холмов, что теснились у их подножий, и разделялись на множество узких долин, всё еще мглистых и темных, пробивающих свой извилистый путь к сердцу великих гор. Прямо перед путешественниками лежала обширнейшая из этих долин, подобная длинному заливу меж берегов-холмов. В глубине ее они заметили группу гор с высоким пиком. У входа в долину, подобно стражу, стоял одинокий холм. Вокруг его подножия вился, блестя серебром, поток, вытекающий из долины; на его склоне они уловили далекий блеск, мерцание золота. — Говори, Леголас! — обратился к эльфу Гэндальф. — Скажи, что ты видишь? Леголас вгляделся, заслонив глаза от лучей восходящего солнца. — Я вижу белый поток, текущий с ледников, — сказал он. — На востоке, там, где он вытекает из долины, поднимается зеленый холм. Ров и мощные стены окружают его, а перед рвом насажена колючая изгородь. Внутри видны крыши домов. А в центре, на высокой зеленой террасе, стоит большой дворец. И мне кажется, он крыт золотом. Там стоят воины в светлых кольчугах; но остальные дворы спят. — Дворы эти зовутся Эдорасом, — кивнул Гэндальф. — А золотой дворец — Медузэлд. Там живет князь Теодэн, Сеньор Роандиийской Марки. Мы двинемся с приходом дня. Перед нами прямой путь. Но необходима осторожность, ибо идет война и роандийцы, властители коней, не дремлют, как может показаться. Мой совет всем вам: забудьте об оружии, оставьте надменность, пока мы не предстанем перед князем. *** Ясным и чистым светом горело утро, пели птицы, когда путешественники подъехали к реке. Они быстро бежала по долине, изгибаясь у подножия холмов широкой петлей и, повернув, уходила к востоку, к заросшему тростником ложу Энтицы. Земля была зеленой; во влажных лугах и вдоль травяных берегов росло много ив. Здесь, на юге, они уже почувствовали приближение весны и закраснелись концами веток. Реку пересекал брод, утоптанный табунами. Путешественники миновали его и неожиданно наткнулись на широкий, изрезанный колеями тракт, ведущий к нагорьям. У подножия Крепостного Холма дорога шла в тени высоких зеленоскатных курганов. На их западных склонах трава была белой точно запорошенная снегом: множество маленьких цветов расцвело там, подобно звездам в траве. — Взгляните! — мягко улыбнулся Гэндальф. — Как прекрасны ясные глаза трав! Незабудками зовутся они, симбелминэ на языке этой страны, ибо цветут они круглый год и только там, где спят уснувшие вечным сном. Здесь покоятся предки Теодэна. — Семь курганов слева, девять — справа, — заметил Арагорн. — Много поколений сменилось с тех пор, как был возведен Золотой Дворец. — Пятьсот раз краснели и опадали листья в моем родном Лихолесье с тех пор, — обернулся к нему Леголас. — И кратким показалось нам это время. — Но для всадников Марки оно было долгим, — сказал Арагорн. — Таким долгим, что рассказ о возведении этого дворца стал преданием, а всё, что было до того, затерялось во мгле столетий. Теперь они зовут эту землю своим домом, и язык их отличен от языка их северной родни. — И он тихо запел на медленном, незнакомом товарищам языке, — однако эльф и гном слушали, потому что звучали в этом напеве сила и скрытая боль. — Это, наверно, язык Роханда, — проговорил Леголас. — Он похож на эту землю: порой — плодородную и мягкую, порой — твердую и суровую. Но я не понимаю, о чём эта песнь — кроме того, что сложена она с печалью Смертных. — Вот как она звучит на Всеобщем языке, — сказал Арагорн. — Переводчик я неважный… ну да слушайте: Где всадник? Где конь? Где рога звук? По ветру волос сверканье? Где алый огонь и летящий стук, И жил под рукой дрожанье? Где бурные травы нашей весны? Прошли, как дожди долины… Укрылись в горах, как благие сны, Упали в поток стремнины. Погасший костер кто увидит с гор? Где голос становищ давних? Пески продолжают с цветеньем спор, Развалин зловещи камни. Так пел когда-то забытый роандийский бард, вспоминая, как высок и прекрасен был Эорл Юный, пришедший сюда с севера; крылатым был его конь Фелароф, отец коней. Так поют роандийцы и по сей день, сидя вечером у огня. Беседуя, друзья миновали курганы. Дорога вела отряд по зеленым плечам холмов, встречь ветру, и вскоре они подъехали к ветроломным стенам и высоким воротам Эдораса.