В один из летних вечеров потрясающая новость обсуждалась в «Зеленом Драконе». Что там древесные великаны: господин Фродо продает, если уже не продал, Торбу, и кому — Лякошоль-Торбинсам! — За хорошие деньги, — говорили одни. — За свою цену, — отвечали другие. — Лобелия гроша лишнего не даст. — (Отто умер несколькими годами раньше, дожив до 102 лет.) Вопрос, почему господин Фродо продает свою прекрасную нору, обсуждался куда жарче, чем ее цена. Кое-кто утверждал — следуя намекам самого господина Торбинса — что у Фродо вышли все деньги: он-де собирается оставить Хоббитон и обосноваться в Забрендии, поближе к родичам. «И подальше от Лякошолей» — понимающе добавляли некоторые. Однако легенда о несметном богатстве Торбинсов из Торбы-на-Круче настолько крепко засела в умах, что большинству было трудно поверить в это — куда труднее, чем в любую другую причину; а потому большинство видело эту самую причину в темных и пока до конца не раскрытых замыслах Гэндальфа. Хоть и вел он себя осторожно, днем не показывался, — всем было известно, что он «прячется в Торбе». Но, нужен или нет был магу этот уход, — сомневаться не приходилось: Фродо Торбинс возвращался в Забрендию. — Да, осенью уезжаю, — подтверждал он. — Мерри Брендизайк подыскивает для меня уютную нору — а может, и маленький домик. Кстати сказать, с помощью Мерри он купил уже небольшой дом в Кроличьей Балке, неподалеку от Пряжбери. Всем, кроме Сэма, он говорил, что собирается осесть там. Решение идти на восток подсказало ему эту мысль: Забрендия по дороге, когда-то в детстве он там жил, так почему бы ему туда не вернуться? Гэндальф прожил в Крае больше двух месяцев. Потом однажды вечером, в конце июня, когда планы Фродо окончательно устоялись, он вдруг объявил, что утром уходит. — Надеюсь, ненадолго, — сказал он. — Мне надо доехать до южных границ и собрать новости. Загостился я у тебя. Говорил он легко, но Фродо почудилось, что маг чем-то всерьез озабочен. — Что-нибудь случилось? — спросил он. — Нет пока; но я узнал кое-что, что меня обеспокоило — надо все выяснить. Если после этого я решу, что ты должен уходить немедленно — вернусь сам или пришлю весточку. Держись своего плана; но будь осторожен вдвойне, особенно же — с Кольцом. И непреложный тебе совет — не надевай его! Он ушел с рассветом. — Я могу вернуться каждый день, — сказал маг на прощанье. — Самое позднее — приду ко Дню Рожденья. Думаю, в пути я буду тебе не лишним спутником. Поначалу Фродо был расстроен и часто думал, о чем это Гэндальф мог узнать; но постепенно тревога улеглась, а погода стояла прекрасная — и на время он позабыл все свои беды. Давно не видели в Крае такого дивного лета — и такой богатой осени: деревья гнулись под тяжестью яблок, соты сочились медом, хлеба были высоки и густы. Кончалась осень, когда Фродо снова стал волноваться о Гэндальфе. Проходил сентябрь — а о том по-прежнему не было ни слуху ни духу. День Рожденья, а с ним и уход, приближались, а маг все не шел и вестей не присылал. В Торбе между тем зашевелились. Кое-кто из приятелей Фродо пришел помочь ему собираться: были там и Фредегар Боббер, и Фолко Булкинс; и, конечно, ближайшие его друзья — Перегрин Хват и Мерри Брендизайк. Их стараниями в Торбе все было вверх дном. Двадцатого сентября две крытые повозки уехали в Забрендию, увозя в новый дом мебель и вещи, которых Фродо не продал. На другой день Фродо забеспокоился по-настоящему, и простоял весь день у ворот, высматривая Гэндальфа. Утро четверга выдалось таким же чистым и ясным, как давным-давно — в день последнего Угощения Бильбо. Гэндальф не приходил. Вечером Фродо устроил прощальный пир — совсем скромный, просто обед для себя и четверых своих помощников; но он волновался и был грустен. Мысль, что ему скоро уходить и расставаться с друзьями, тяжестью лежала на сердце. «Как я им скажу?» — думал он. Четверо молодых хоббитов были, тем не менее, веселы, и вечер, несмотря на отсутствие Гэндальфа, стал вскоре весьма оживленным. В столовой остались лишь стол да кресла, но еда была хороша, а вино — и того лучше: в список проданного Лякошоль-Торбин-сам оно не входило. — Что бы ни случилось с остальными моими припасами, когда они попадут в лапы Лякошолям — этому вину и у меня найдется хороший приют! — заявил Фродо, осушая стакан. То были последние капли Старого Винодела. Когда они спели все песни и припомнили все совершенные вместе дела, они выпили за здоровье Бильбо и Фродо, как было у Фродо заведено. Потом вышли подышать воздухом и поглядеть на звезды — а потом отправились спать. День Рожденья прошел, а Гэндальф так и не появился. На следующее утро еще одну повозку нагрузили оставшимся багажом, и Мерри уехал на ней вместе с Толстиком (так звали Фредегара Боббера). — Должен же кто-то позаботиться там обо всем, прежде чем вы пожалуете, — сказал он. — Ладно, увидимся позже — послезавтра, если вы не уснете по дороге. После завтрака Фолко ушел домой, а Пин остался. Фродо волновался и прислушивался, не идет ли Гэндальф. Он решил подождать до вечера. Ну а потом, если он понадобится Гэндальфу, тому придется искать его в Кроличьей Балке — может, маг даже раньше него там окажется, потому что Фродо пойдет пешком. Он собрался пройти от Хоббитона до Зайгородного Парома — и погулять, и с Краем проститься. — И к тому же не мешает немного похудеть, — сказал, он, стоя в полупустой прихожей и оглядывая себя в пыльном зеркале. Он уже давно не ходил далеко, и отражение было довольно расплывшимся. После второго завтрака, к досаде Фродо, заявилась Лобелия со своим рыжим отпрыском Лотто. — Наконец-то наше! — заявила она, входя. Не совсем вежливо и совсем неверно: Торба становилась их только после полуночи. Но Лобелию можно было простить: ей пришлось ждать на 77 лет дольше, чем она надеялась, и ей сейчас было ровно 100 лет. Так или иначе, она пришла поглядеть, как бы не увезли чего из проданного; и потребовала ключи. Выпроводить ее оказалось не так-то просто: она принесла список и принялась сверять с ним вещи. В конце концов она удалилась вместе с Лотто, ключом и обещанием, что второй ключ будет оставлен ей у Гискри в Исторбинке. Она фыркала и всем видом показывала, что она думает об этих Гискри: им только дай — они всю нору обчистят. Чаю ей Фродо не предложил. Сами они с Сэмом и Пином напились чаю в кухне. Было решено, что Сэм отправляется в Забрендию — «служить господину Фродо и приглядывать за садом»; и Старик на это согласился. — Последний ужин в Торбе! — сказал Фродо, отодвигая стул. Посуду, назло Лобелии, мыть не стали. Пин и Сэм затянули мешки и выволокли их на крыльцо. Пин пошел побродить по саду. Сэм куда-то исчез. Солнце садилось. Торба казалась печальной и какой-то взъерошенной. Фродо бродил по знакомым комнатам и видел, как гаснет на стенах отблеск заката, а из углов выползают тени. Внутри медленно темнело. Он вышел, спустился к воротам и двинулся по дороге, смутно надеясь, что из сумерек навстречу ему выйдет Гэндальф. Небо было чистым, ярко горели звезды. — Ночь будет хорошей! — громко проговорил он. — Неплохо для начала. Скорей бы в путь! Устал я от этой неизвестности… Пойду, а Гэндальф пусть догоняет. — Фродо повернул назад — и услышал за углом, в Исторбинке, голоса. Он замер. Один из голосов принадлежал Старику; другой был странный и какой-то неприятный. О чем он спрашивает, было не разобрать, но Старик отвечал громко — и резко. — Нет, господин Торбинс уехал. Этим утром, и мой Сэм с ним; и имущество все вывезли. Да, продал все и уехал. Почему? Не знаю, не мое это дело… да и не ваше. Куда? Это не тайна. В Пряжбери, что ли, не то в Кроличью Балку — куда-то туда. Да, неблизкий путь. Сам я там не бывал: в Забрендии народ чудной. Нет, передать ничего не возьмусь. Доброй ночи! Медленно сошли шаги с Холма, и Фродо подивился, что это ему так радостно, что сошли, а не взошли. «Я, должно быть, устал от всех этих расспросов и суеты вокруг моих дел, — решил он. — Очень уж их было много!» Он собрался было пойти и расспросить Старика о странном чужаке; но (к добру или к худу) передумал и быстро вернулся в Торбу. Пин сидел на крыльце, оседлав мешок. Сэма не было. Фродо сунул голову в темную дверь. — Сэм! — позвал он. — Эй, Сэм! Пора!.. — Иду, хозяин! — донеслось откуда-то снизу, а вскоре появился и Сэм, утирая рукавом рот. Он прощался в погребе с пивным бочонком. — Там никого не осталось, Сэм? — спросил Фродо. — Нет, сударь, я последним был. Фродо захлопнул круглую дверь, запер ее и отдал ключ Сэму. — Беги домой, Сэм! — сказал он. — Потом пересеки Исторбинку и жди нас у ворот, что выходят в луга. Ночью поселком не пойдем. Слишком много глаз и ушей. Сэм помчался прочь. — Наконец-то в путь! — сказал Фродо. Они вскинули на плечи мешки, взяли палки и завернули за угол Торбы. — Прощай! — проговорил Фродо, оглядываясь на темные слепые окна. Он помахал рукой и (совсем как Бильбо, только он об этом не знал) поспешил за Перегрином вниз по садовой тропинке. У подножья Кручи они перескочили невысокую изгородь и вышли в поля, бесшумно исчезнув в ночи. *** На западном склоне Кручи были ворота на узкую тропку. Там они остановились и подогнали лямки мешков. Внезапно появился запыхавшийся Сэм со вздетым на спину мешком и в высокой бесформенной войлочной шляпе на голове. В темноте он был сущий гном. — Мне вы, конечно, самое тяжелое положили, — сказал Фродо. — Бедняги улитки и бедные все, кто носит свой дом на спине! — Я могу понести еще, сударь. Мой мешок совсем легкий, — объявил Сэм твердым и лживым голосом. — Нет уж, Сэм! — возразил Пин. — Ничего ему не сделается. Он эти мешки сам накладывал, нам и себе поровну. Ослаб он в последнее время, ну да ничего — скоро привыкнет. — Сжальтесь над бедным старым хоббитом! — захохотал Фродо. — Я стану тонким, как тростинка, прежде чем дойду до Забрендии… Но шутки в сторону. Думаю, Сэм, ты себе вовсе неподъемно наложил; я вот загляну в твой мешок на ближайшем привале. — Он снова взял в руки палку. — Что ж, бродяги ночные, давайте прогуляемся перед сном на несколько миль. Пройдя немного по тропинке, они свернули влево и снова пошли полем. Шли гуськом вдоль изгородей, по краю рощ, и ночь сгущалась над ними. Темные плащи скрывали их — они были невидимы, точно все трое надели магические кольца. Они были хоббиты, да еще старались идти бесшумно, так что самому чуткому, даже хоббичьему уху, было не услышать их. Даже дикие звери в полях и лесах едва ли их замечали. Через некоторое время они перешли Реку западнее Хоббитона по узкому дощатому мосту. Она казалась черной вьющейся лентой в оправе ольховых зарослей. Двумя-тремя милями южнее хоббиты торопливо перебежали широкий тракт от Брендидуимского Моста; еще немного к юго-востоку — и они добрались до Зеленых Бугров. Вскарабкавшись на первый склон, они оглянулись и увидели вдали ласковую долину Реки с мигающими в ней огнями Хоббитона. Вскоре он исчез в складках ночных земель, а за ним — и Приречье вокруг серой заводи. Когда огонек последнего хутора скрылся за деревьями, Фродо обернулся и помахал рукой. — Увижу ли я когда-нибудь эту долину?.. — тихо пробормотал он. На исходе третьего часа пути сделали привал. Ночь была ясной, холодной и звездной, но по склонам холмов с рек и низин тянулись жгуты тумана. Тонкие ветви берез, покачиваясь во тьме над головами путников, черной сетью рисовались на бледном небе. Ужин был, с точки зрения хоббитов, довольно легким; они поели и вновь двинулись в путь. Вскоре они вышли на узкую дорогу, извилисто уходящую во тьму впереди: путь к Родгорду, Заборью и Зайгородному Парому. Она ответвлялась от главного Тракта в долине Реки и вела по Зеленым Буграм к Лесному Пределу — глухому углу Восточного Удела. Немного погодя они нырнули в глубокую тень деревьев, что шелестели в ночи сухой листвой. Стало совсем темно. Сначала путники разговаривали и тихонько пели — все любопытствующие уши остались ведь позади. Потом разговор увял сам собой; Пин то и дело спотыкался. Наконец, в начале крутого подъема, он остановился и зевнул. — Я так хочу спать, — заявил он, — что скоро свалюсь прямо на дороге. Вы что, собираетесь спать на ходу? Полночь давно прошла. — А я думал, тебе нравится идти в темноте, — сказал Фродо. — Торопиться некуда. Мерри ждет нас только послезавтра — у нас еще целых два дня. В первом удобном месте мы остановимся. — Ветер-то с запада, — заметил Сэм. — Ежели нам этот холм перевалить, он нас и прикроет. Очень даже уютно устроимся, сударь, там ведь ельник и сушняка полным-полно. — Сэм знал все земли миль на двадцать от Хоббитона, но на этом его познания в географии и кончались. Сразу за гребнем они оказались на опушке елового леса. Они сошли с дороги, углубились в смоляную тьму деревьев и набрали сушняка на костер. Скоро пламя весело трещало у подножия большой ели, а они сидели вокруг и болтали, пока не начали задремывать. Тогда они завернулись в плащи и одеяла и мирно уснули меж корнями огромного дерева. Стражи не выставили; даже Фродо пока ничего не боялся — они были в самом центре Края. Когда огонь угас, несколько лесных зверей подошло поглядеть на них. Старый лис, бежавший куда-то по своим делам, остановился и долго нюхал воздух. «Хоббиты! — думал он. — Слыхал я о странных делах в здешних краях, но чтобы хоббиты спали под деревом?! Что же дальше?.. Целых трое хоббитов! За этим определенно кроется что-то — и очень странное». Он был, конечно, прав, но никогда об этом не узнал. *** Пришло бледное, прохладное утро. Фродо проснулся первым и обнаружил, что корни намяли ему бока, а шея не поворачивается. «Прогулка для удовольствия!.. Почему я не поехал? — подумал он. — А Лякошоли нежатся на моих перинах!.. Эти корни подошли бы им больше», — он потянулся и крикнул: — Хоббиты, подъем! На дворе чудное утро. — Что в нем чудного? — отозвался Пин, выглядывая одним глазом из-под одеяла. — Сэм! Приготовь завтрак к половине десятого! Воду для ванны согрел?