– Подождите меня за дверью, Райан, – распорядился комиссар Мэйн. – Но документы в комоде… – За дверью, – повторил комиссар с нажимом. Райану потребовалось мгновение, чтобы справиться с эмоциями, затем он глубоко вдохнул и вытянул руки по швам. – Да, сэр, – сказал инспектор и направился к двери. – Какое вопиющее нарушение субординации, – услышал он возмущенный голос министра за спиной. – Я удивлен, комиссар, что вы еще не уволили его. – Это не так просто сделать, сэр. Ее величество и его королевское высочество благоволят этому человеку. Именно инспектор Райан тринадцать лет назад спас жизнь королеве, когда Джон Френсис стрелял в нее. Министр внутренних дел что-то проворчал в ответ, а затем дверь закрылась, окончательно приглушив голоса. Пока Райан ждал комиссара, секретарь Харкурта что-то писал, сидя за столом и стараясь не смотреть на инспектора. Два человека вышли из кабинета с туго набитыми папками. Им на смену, один за другим, пришли еще двое. Наконец появился комиссар Мэйн, недовольно посмотрел на Райана и, уже спускаясь по лестнице, махнул рукой, приказывая следовать за ним. Выйдя на шумную улицу, комиссар сердито сверкнул глазами. – Прошу прощения, сэр, – начал Райан, – но как мы будем проводить расследование, если возможные улики… – Не здесь, – резко бросил комиссар. Мэйн, провожаемый руганью кебменов, нетерпеливо двинулся сквозь толчею уличных тележек и экипажей к таверне на противоположной стороне улицы. Таверна называлась «Счастливая крона», и на вывеске красовалась сверкающая монета. В наполненном табачным дымом помещении стоял почти такой же шум, как и на улице. Пробираясь мимо столов с посетителями, Райан заметил, как четверо мужчин выходят из отдельной кабинки, и поспешил занять освободившееся место. Мэйн сел напротив, и кое-кто из состоятельных посетителей явно удивился, увидев джентльмена в компании с бедно одетым человеком, который, судя по рыжим волосам, выглядывающим из-под кепи, был ирландцем. Решив наконец, что Мэйн просто встретился здесь с начальником строительной бригады, чтобы дать ему необходимые распоряжения, посетители вернулись к обсуждению своих важных финансовых вопросов. – Сэр, я просто беспокоился за наше расследование, и… К удивлению Райана, Мэйн наклонился к нему и негромко проговорил: – Сегодня утром меня вызвал к себе министр внутренних дел. Когда я зашел в кабинет Харкурта, то сразу понял, что от меня требуется объяснить сотрудникам столичной полиции – и в первую очередь вам: все эти документы нас не касаются. – Даже если они помогут найти убийцу? – еще тише и раздраженнее, чем сам комиссар, спросил Райан. – Если люди решат, что в поездах их могут поджидать грабители, сумасшедшие и русские шпионы, начнется паника. Надеюсь, министр внутренних дел не желает, чтобы мы прекратили расследование? – Напротив, у меня сложилось впечатление, что многие влиятельные люди заинтересованы в том, чтобы убийцу Харкурта нашли как можно быстрее. Но нам ясно дали понять, что некоторые подробности не должны интересовать полицию. Вы ведь сами видели имена на папках из комода в кабинете Харкурта. – Да, – ответил Райан. – Это были аристократы и политики. Он оглянулся, опасаясь, не наблюдает ли за ними кто-либо из посетителей таверны. – Когда я вчера вечером рассказал об этом премьер-министру и министру внутренних дел, они крайне огорчились, что кто-то мог узнать имена клиентов Харкурта, – продолжил Мэйн. – Несомненно, убитый был посвящен в особого рода тайны своих клиентов: судебные тяжбы, долговые обязательства, отступные распутным женщинам, с которыми имели неосторожность связаться их сыновья, и прочие личные дела, которые, будучи преданы огласке, привели бы к катастрофическим последствиям. – Вы говорите о шантажистах? – спросил Райан. – Разумеется, их тоже опасаются, – согласился комиссар. – Но кто мог бы извлечь из этих сведений максимальную выгоду? Предположим, их цель состоит не в том, чтобы вымогать деньги, а в том, чтобы запугать этих влиятельных людей. – Значит, мы снова возвращаемся к русским, – заключил Райан. – Какими бы ни были мотивы убийцы, – заявил Мэйн, – я уверен в одном: когда мы его арестуем, бывшие клиенты Харкурта используют все свое влияние, чтобы повесить его как можно скорее. Сутулый мужчина в теплом пальто и надвинутом на самые глаза кепи появился на вокзале Ватерлоо сразу после того, как церковные колокола прозвонили двенадцать раз. Один из девяти вокзалов, обхвативших Лондон кольцом, располагался к югу от Темзы, неподалеку от моста, в честь которого и был назван. Спасаясь от холода, мужчина замотал нижнюю часть лица шарфом, но все равно дрожал, когда покупал в кассе билет второго класса до Портсмута. Теперь, когда лондонские газеты подтвердили слухи о первом убийстве на железной дороге, пассажиров на вокзале, даже в обычно оживленный субботний полдень, было немного (и выглядели они крайне взволнованными), так что контролеру, проверяющему билеты у выхода на перрон, хватило времени, чтобы заметить, как дрожит пассажир. – Вы хорошо себя чувствуете, сэр? – спросил контролер. Пассажир не ответил и направился к поезду. Но вдруг пошатнулся, опустил полотняную дорожную сумку на землю и прислонился к чугунному столбу. Он закашлялся, и другие пассажиры, проходя мимо, опасливо косились на него. Мужчина кашлял все сильнее, затем резко наклонился над краем перрона, и его вырвало прямо на рельсы. – Охрана! – закричал кто-то. Мужчину снова стошнило, на этот раз кровью. – Охрана, скорее! – крикнул кто-то еще. – Человеку плохо! Ни один из богато одетых пассажиров не отважился прийти на помощь бедняге. Он развернулся и неуверенно направился к выходу из вокзала; завидев кровь на пальто, проходящие шарахались во все стороны. – Врач, – пробормотал он контролеру, недавно проверявшему его билет. – Мне нужен… – Сейчас я найду вам кеб! – торопливо ответил контролер. – Индия, – с усилием выговорил несчастный. – Что? – Три дня, как из Индии. Лихорадка. – Лихорадка? Темно-красные капли стекали по подбородку мужчины. – Этот человек болен тропической лихорадкой! – воскликнул кто-то. Мужчина, пошатываясь, побрел к выходу. – Следуйте за мной, сэр! – сказал контролер и повел его мимо билетных касс, стараясь при этом не прикасаться к больному. – Стоянка кебов в той стороне. – Стойте! – окликнул их кто-то. – Он забыл свою сумку. Контролер обернулся. – Что? – Он оставил сумку на перроне. – Сэр, подождите меня здесь, я принесу ее. Но больной мужчина словно не услышал его и исчез за дверью. – Кто-нибудь, остановите его, пока я сбегаю… От внезапного грохота контролер подскочил на месте. Словно чей-то огромный и мощный кулак ударил его в грудь, отбрасывая назад. Падая, он ударился с такой силой, что у него перехватило дыхание, зазвенело в ушах и помутилось в глазах. Вокруг заклубился дым, раздались чьи-то крики, сверху посыпались обломки. – Ваше величество. Ваше королевское высочество, – стараясь скрыть беспокойство, произнес лорд Палмерстон. Он стоял в тронном зале, а они свысока с недовольством взирали на него. Голова премьер-министра находилась на уровне их коленей, и он прекрасно понимал, что встреча нарочно обставлена так, чтобы он ощутил собственную незначительность. Лорд Палмерстон понятия не имел, зачем его вызвала королева. Вчера он уже беседовал с ней и принцем Альбертом. Их неприязнь к нему – особенно после случившегося несколько лет назад скандала, когда он попытался соблазнить одну из фрейлин королевы, – была настолько сильна, что они не желали встречаться с ним чаще одного раза в неделю. Какова бы ни была причина сегодняшнего вызова, этот визит не сулил ничего хорошего. – Премьер-министр, – произнесла наконец королева после долго молчания. В тронном зале снова установилась тишина, так что было слышно, как за высокими окнами свистит холодный ветер. Роскошное темно-синее платье придавало королеве еще более величественный вид, чем накануне, когда на ней было не столь броское одеяние. Она добавила к наряду новые драгоценности: кольца, браслеты на запястьях, ожерелье и серьги с жемчугом, рубинами и алмазами, демонстрирующими скорее власть, чем богатство. Принц Альберт был облачен во внушительный военный мундир с золотыми эполетами и блестящими медными пуговицами, в которых, так же как и в медалях на его груди, отражался свет продуманно расположенной лампы. Они казались полной противоположностью друг другу: маленькая, полная королева и высокий, стройный принц. Она сидела подчеркнуто прямо, тогда как он имел привычку сутулиться. Она была круглощекой, а лицо принца отличалось худобой. Похожи они были только в одном – в нелюбви к лорду Палмерстону. Молчание затягивалось, и премьер-министру захотелось откашляться, но он сдержался. – Civis Britannicus sum, – со строгим видом заявила королева. – Прошу прощения, ваше величество? – Это латинское изречение означает: «Я подданный Британии». – Безусловно, ваше величество.