– Это безумие. Пока они спорили, я взяла у Стеллы лампу и поспешила в темную спальню лорда Кавендейла, как я и полагала, обставленную весьма сдержанно. Ветер выл за окном, а дождь бил в стекло, точно галька. Полог кровати был приоткрыт. Приблизившись, я увидела лежавшего под одеялом пэра. – Стелла, вы говорите, что он… – Я сразу заметила неладное! Остальные последовали за мной в комнату. Я поднесла лампу ближе, разгоняя тени. Мне не приходилось видеть, чтобы лорд Кавендейл шевелился, поэтому я не удивилась, что крики Стеллы и наше внезапное появление не вызвали у него никакой реакции. – Умер? Нет, этого не может быть, – сказал Гарольд. – Он не выказывал недомогания за ужином. Глотал пищу. Дышал без труда. – Я видела, как вы выходили отсюда, – повторила Стелла. Кэролайн подошла ко мне: – Эмили, вы говорили, что получили медицинскую подготовку у доктора Сноу. Нельзя ли попросить вас… – В таком случае будьте добры, подержите, пожалуйста, лампу для меня. – Конечно. Все, что угодно, – сказала Кэролайн. – Держите ее повыше, пожалуйста. У входа в спальню собрались слуги, их свечи давали больше света. – Не подходите! – велел им Гарольд. – Возвращайтесь в свои комнаты! Наклонившись к лорду Кавендейлу, я вспомнила ночь четверга, когда точно так же присела над изувеченным телом Дэниела Харкурта и попыталась нащупать пульс. Тогда потребовалась вся моя решимость, чтобы сделать то, чему научил меня доктор Сноу, но теперь я исполняла свой долг почти без колебаний. И не только потому, что тело лорда Кавендейла не было так изувечено, но потому, да помогут мне Небеса, что я научилась проверять пульс. Два месяца в кресле-каталке сделали свое дело; запястье лорда Кавендейла было тонким и слабым. – Вы чувствуете что-нибудь? – с отчаянием спросила Стелла. В спертом воздухе, который накопился под пологом, я склонилась ниже. Прежде чем прижать ухо к груди хозяина дома, я заметила нечто странное, что заставило меня остановиться. – Кэролайн, пожалуйста, поднимите лампу выше. Иной угол освещения позволил мне рассмотреть голубое одеяло, которое покрывало грудь лорда Кавендейла. Мое внимание привлекли какие-то коричневые крупинки. – Отец, – позвала я. Когда он наклонился ко мне, я указала на крупинки. Он взял одну из них и растер между большим и указательным пальцами. – Его сердце. Вы слышите что-нибудь? – умоляла Стелла за моей спиной. Я приложила ухо к левой стороне груди, которая ни разу не поднялась и не опала. Мне не удалось расслышать даже малейшего движения сердца. – На туалетном столике есть зеркало? – спросила я. Стелла бросилась за ним. Я поднесла зеркало к ноздрям лорда Кавендейла. На стекле не осталось даже намека на пар. Глаза хозяина дома были открыты и смотрели в никуда. Его взгляд не был осмысленным и в первую нашу встречу, поэтому само по себе это ни о чем не говорило. Однако даже тогда, когда я передвинула руку Кэролайн так, что лампа оказалась рядом с его тусклыми карими глазами, он не моргнул и зрачки не сузились. Я подняла одеяло и прикоснулась к его ногам. – Уже остыли. Холод поднялся выше щиколоток. «В жизни своей не чувствовала ничего холоднее», – подумала я, но вслух сказала только: – Стелла, мне очень жаль. Ваш муж действительно мертв. Ее словно парализовало. Слезы потекли по бледным щекам. Она смотрела сквозь них на неподвижную фигуру в постели. Потом вздрогнула и повернулась к Гарольду: – Это сделали вы! – Что?! – Когда заходили сюда. – Вы продолжаете повторять это. Но меня здесь не было. Стелла обернулась к кровати, увидела подушку рядом с лордом Кавендейлом и подняла ее: – Вы его задушили? Это было бы проще всего. Она рассмотрела подушку и развернула ее, показывая вмятину на обратной стороне: – Вот как вы это сделали: прижали подушку к его лицу. Дыхание Роберта было таким слабым, что много усилий и не потребовалось. – Вы бредите! – рявкнул Гарольд. – Эмили, что вы с отцом заметили на одеяле лорда Кавендейла? – спросила Кэролайн. Когда ни один из нас не ответил, она наклонилась между приоткрытыми занавесями и разглядела те же коричневые крупинки, что и я. Кэролайн потерла их между пальцами, как сделал отец, и ощутила резкий запах. – Табак, – пробормотала она. – Это немыслимо, – заявил Гарольд и непроизвольно вскинул правую руку к ноздрям. – Вы говорили, что для него было бы лучше умереть, – напомнила ему Стелла. – Я просто выразил сочувствие его горькому существованию. – Нет, Гарольд. Это звучало так, будто вы действительно хотели его убить, – упорствовала Стелла. – И почему же я должен хотеть, чтобы отец… – Внезапно его лицо озарила догадка. – Вы думаете, я желал его смерти, чтобы получить наследство? – Вы, конечно, никогда не забывали указать на то, что я на самом деле не являюсь частью вашей семьи, как и мой малыш, которого вы пренебрежительно называли сводным братом. – Я не обязан выслушивать этот бред. Разъяренный Гарольд бросился к двери, но вдруг обернулся. В свете лампы было видно, как лицо его исказилось от ярости. – Как вы дерзко мне напомнили, я теперь владею поместьем. Я для вас больше не Гарольд. Я лорд Кавендейл, и я хочу, чтобы вы убрались из этого дома. – С радостью; мы уедем завтра утром, – сказала Кэролайн. – Нет, вы не понимаете. Я не говорю про утро. Я хочу, чтобы вы все убирались отсюда… немедленно. – Вы же это не серьезно, – только и сказала Кэролайн. – Спускайтесь вниз, надевайте пальто и шляпы и выметайтесь, к дьяволу, из моего дома! В комнате дальше по коридору заплакал ребенок. – И отродье свое забирайте! – приказал Гарольд. – Думаете, я поверю, что он на самом деле сын моего отца? – Какой ужас! – воскликнула потрясенная Стелла. – Отец был нездоров еще до несчастного случая. Моя мать однажды намекнула на причину, по которой они произвели на свет лишь моего брата и меня. Я не верю, что отец был способен зачать еще одного ребенка! Я никогда не чувствовал себя столь смущенной семейной размолвкой. Мы с отцом взглянули друг на друга в изумлении, словно стали свидетелями настоящей драки. Из коридора продолжал доноситься детский плач. – Вы не слышите меня? Уймите своего паршивца! – потребовал Гарольд. – Мне надоело слушать его ночь за ночью! – Он повернулся к нам с отцом. – Берите пальто и шляпы и убирайтесь! – Он подошел ближе к отцу. – Любитель Опиума, – бросил он с презрением. – Ваше присутствие в моем доме оскорбительно! Жестокость в его голосе потрясала меня настолько, что я не могла сдвинуться с места. – Нет? – спросил Гарольд, и в глазах его полыхнул огонь. – Никто не желает меня слушать? Что ж, черт подери, я с этим разберусь! Он вылетел из комнаты, расталкивая слуг, которые, несмотря на приказ своего хозяина, задержались в коридоре.