Муж – один? Гардвейг был не один. Докторус Либериус перевязывал ему ногу, радуясь, что заживление идет достаточно хорошо, и сокрушаясь, что его величество не соглашается на прочистительное. Ясно ж, что кошмары могут сниться только из-за брожения пищеварительных соков. Вот если оно неправильное, то беда и приключается. Надо прочистить желудок, и все будет в порядке. Почему-то Гардвейга не вдохновляли ни процедура, ни предложение. Леонар был выставлен из покоев короля, и его величество растянулся на кровати. Тут-то Милия и вышла из потайного хода. Его величество покачал головой. – Милли, ну куда это годится? Я тебе сколько раз говорил… Говорил, конечно. Что беременным вредно лазить по потайным ходам, что не дай Альдонай, какая беда приключится, ее там и не найдут, пока поздно не станет… Когда это беременные женщины умных мужчин слушали? Милия не стала исключением. Она скользнула на кровать к мужу и прижалась животом к его руке. – Толкается. Мне кажется, это тоже мальчик. Гардвейг тут же растаял. – Я буду рад и девочке. Ты исполнила свой долг, подарила мне двоих сыновей… – Если будет милостив Альдонай, я тебе и еще пятерых подарю, – то ли пообещала, то ли пригрозила Милия. Гардвейг расплылся в улыбке. – Тогда нам надо чаще молиться. Ладонь поползла по животу чуть пониже, как бы намекая. Милия покраснела. – Вот, рожу, и сразу же, как докторусы разрешат… До родов им действительно все запретили, еще три месяца назад. Гардвейг показно вздохнул. – Ну тогда иди ко мне. Хоть пообнимаю жену, если ничего другого нельзя. – Тогда позаботьтесь распустить мне шнуровку на платье, мой господин и повелитель, – пропела Милия, поворачиваясь к королю спиной. Раздевать женщин Гардвейгу было не в новинку. Справился быстро, даже не вставая с кровати, чтобы не потревожить ногу, и Милия, в одной рубашке, скользнула к нему под одеяло. Прижалась к мужу, положила голову ему на плечо. – Я так люблю тебя, Гардвейг. – И я люблю тебя, моя королева. Грызла шестой коржик принцесса Мария, плелся заговор на окраине, ругался последними словами Альтрес Лорт, читая отчеты управляющего – настоящие, не те, что ранее получал некий лопоухий граф, спали мирным сном ативернцы. А его величество Гардвейг, кровавый тиран и деспот, лежал в кровати, смотрел на звезды и молился. Неожиданно даже для самого себя. Он впервые за много лет просил Альдоная о милости. Слишком уж он был счастлив. И зная из собственного опыта, что за любое счастье приходится быстро и жестоко платить, молил, чтобы оплату взяли только с него. Не с жены. Не с детей. С него. Милостью твоей, Альдонай, взывая к небу… Вирма. Земли клана Хардринг. Добрались! Труди смотрела с холма на земли клана, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Хоть и невелика Вирма, а все ж давно она дома не была. Нет, не дома. На землях родного клана. Дом у Тиры там, где дочь, а родная земля – это совсем другое, нутряное. Вон и скрюченная березка, под которой так удобно было сидеть в жаркие дни, слева ручей, у которого она повстречала некогда Ройса, а ближе к берегу моря ограда. Высокая, с черепами на кольях… Часть черепов старая, часть свежая, еще толком не выбеленная. В обычаях вирман привезти голову достойного врага домой и насадить на частокол – пусть охраняет. Олав тоже так поступал. А до него Торв, и множество других. Тира вытерла слезинку, отвернулась. Дом ее на землях клана Эллейг. Там ее душа, ее жизнь. А здесь – частичка сердца. Тира, словно чувствуя материнское настроение, подошла, прижалась. – Мам, ты в порядке? – Да, родная. Все хорошо. – Не плачь, не надо. Я же с тобой? Труди провела ладонью по лицу. – Я и не плачу. Это… это просто вода. За этой сценой наблюдал издали Эльг Сноррисон Торсвег. Он уже отправил гонца с известиями к Хардрингам, и теперь ждал ответа. А то как же иначе? Гостей много, всех надо разместить, каждому угол отвести, или хотя бы место под стоянку. А потому обычай требует: приехал – не ломись в ворота, как пьяный гребец. Остановись невдалеке, чтобы видно было, пошли гонца сказать о себе, и жди. Приедут люди от хозяев и проводят. Кстати, по этой встрече многое можно было сказать. Кто встречает, как скоро встречает, с какими словами, где поселят, даже чем угостят… Дипломатия в своем роде не менее тонкая, чем в Ханганате. И там церемонии, и тут – свое. Девчонка обнимала мать. Эльг досадливо скрипнул зубами. Вот ведь… зараза! Угорь скользкий, а не девка. Вьется, а в руки не дается! А хочется, чего греха таить? Тира была очаровательна не просто прелестью юности, в ней еще была и скрытая сила, и гордость, и характер. Что толку завалить на траву дебелую коровушку? Бока помять – и только. Кому-то этого достаточно, а вот Эльгу нужен был вызов, нужен огонь… не в своем доме, правда, там он ничего такого не потерпел бы, но жена это одно, а вот любовница без огня, что каша без соли. Вот огонь и не давался в руки. И не приневолишь, не потянешь в кусты. Но кое-что сделать можно, самое время. Эльг подошел к двум женщинам. Труди и Тира посмотрела на него, и Эльг еще раз подивился – какие ж разные? Глаза что у первой, что у второй голубые, и оттенок один, но Труди – мирное озеро под ясным небом. А Тира – небесный огонь, бушующий подо льдом. Не был Эльг поэтом, а вот приходили иногда в голову такие сравнения. И справедливо. – Госпожа Эллейга, наше путешествие подходит к концу. – Господин Торсвега, мы благодарны вам за помощь и поддержку. Тира смотрела прямо в глаза мужчине. Не боясь. С вызовом. И – не считая его за мужчину. Даже не так… мужчиной-то он был, а вот женских чувств у нее не вызывал. Никаких. Ни смущения, ни заинтересованности, что он, что любой из его людей. Потому и смотрит так спокойно.