21 Незаметно проскочил учебный год. К концу его я настолько втянулась в режим постоянного недосыпания, что мозги вновь заработали с безотказностью и четкостью. Герман Львович, видя, как я с одного маха решаю контрольные, осторожно попробовал подсунуть мне свои каверзные задачки. Я одолела их все до одной в рекордно короткое время. Математик остался чрезвычайно доволен и стал опять поговаривать об олимпиаде. Та должна была проходить в райцентре, в самом конце мая, и на нее от интерната готовилось поехать несколько человек. Я не протестовала, мне было все равно. Олимпиада так олимпиада, главное, что на меня никто больше не сердится, не задает коварных вопросов, почему я бледная, невыспавшаяся и прочее. Герман Львович надавал мне кучу сборников, наказав в свободное время порешать оттуда задачки и примеры. Вечерами, после полдника, я сидела в палате и честно одолевала одно задание за другим, стараясь не думать о предстоящей ночной встрече с Толиком. Когда до олимпиады оставалась неделя с небольшим, я вдруг почувствовала сильное головокружение. Я оторвалась от тетрадки, несколько раз моргнула, пытаясь прогнать неожиданно возникшее перед глазами цветное мельтешение, но оно никак не желало исчезать. Решив, что перезанималась, я поднялась из-за стола с твердым намерением лечь отдохнуть. Но к горлу подкатила тошнота, такая сильная и неудержимая, что меня буквально скрутило пополам. Я едва успела добежать до туалетной комнаты, и меня вывернуло наизнанку. Сомнений не оставалось – я чем-то отравилась. За три с половиной года жизни в интернате такое со мной было впервые. Повариха тетя Катя готовила столь тщательно и аккуратно, что среди воспитанников желудочные расстройства встречались крайне редко. Ополоснув под краном лицо, я вернулась в комнату, стараясь припомнить, из чего состоял сегодняшний обед, что могло послужить причиной моего плачевного состояния. Светка, торчавшая в палате весь вечер, искоса наблюдала за тем, как я, еле волоча ноги, бреду к кровати, скидываю покрывало и без сил падаю на подушку. – Что это с тобой? – Она поджала ярко накрашенные губы. – Тошнит чего-то, – призналась я. – Тошнит? – Светка прищурила черные глаза, хотела что-то добавить, но лишь качнула головой и промолчала. Я прикрыла глаза и поудобней вытянула ноги на постели, пытаясь отключиться от мучительной, сосущей боли в желудке. Мне хотелось что-нибудь съесть, но лишь только я проглотила кусочек сухаря, припрятанного в тумбочке, тошнота накатила с новой силой. – Что, опять? – спокойно прокомментировала Светка очередной марш-бросок в туалет. Я не ответила ей, настолько мне было погано. В туалете я включила кран на полную мощь и долго держала под ним голову. На какое-то время это помогло, а потом все пошло сначала. – На ужин пойдешь? – спросила Светка примерно через час. К этому времени я успела сбегать к заветной раковине раз семь, а то и больше, и чувствовала себя выжатой как лимон. – Нет, – почти беззвучно пробормотала я. – Дело хозяйское. – Она пожала плечами и скрылась за дверью. Людка ушла еще раньше, Маринка в очередной раз находилась в больнице. Я лежала в одиночестве, и мое сердце наполнялось нехорошим предчувствием. Собственно, я сама не понимала, что меня так тревожит: ну подумаешь, отравление! Можно позвать Анфису, та сбегает к Марине Ивановне, возьмет у нее какие-нибудь таблетки, я выпью их и назавтра буду в норме. Однако что-то мешало мне обратиться к воспитательнице. Я продолжала мучиться, в голову постепенно лезли всякие ужасные мысли. Вернулась Светка, неся в руках тарелку с котлетами и картофельным пюре. – Будешь? – Она поставила еду на стол перед моей кроватью. – Нет, не могу. Дай лучше попить. Светка кивнула, налила из графина воды в кружку и поднесла ее к самому моему носу. – На, пей. Я сделала глоток и, морщась, оттолкнула ее руку. – Все, хватит. Убери, а то меня вырвет. Она аккуратно поместила кружку на тумбочку, пододвинула стул к моей постели и села, закинув ногу на ногу. – Одно не пойму, Васька, ты совсем без башни? Хоть въезжаешь, что с тобой? Или нет? От Светкиных слов внутри у меня все сжалось. Я смотрела на нее, затравленно и беспомощно, как зверь, попавшийся в силки. – Ты когда последний раз хворала? – Светка наклонилась совсем близко. – Понимаешь, о чем я? Я кивнула и хрипло произнесла: – В конце марта. – А сейчас – май! – Светка посмотрела на меня с жалостью, как на смертельно больную. Именно об этом я и думала последние сорок минут. – Поздравляю, девушка, – язвительно произнесла Светка и качнулась на стуле взад-вперед. – Тебе, признаться, еще повезло. Полгода, почитай прошло, прежде чем ты… того… – Что теперь делать? – шепотом спросила я, облизывая спекшиеся, шершавые губы. – Снимать штаны и бегать! – весело захохотала Светка. – То-то Анфиса обрадуется! Ты ей к Новому году внучка народишь, а, Васька? Мне захотелось пнуть ее так, чтобы она полетела на пол вместе со стулом. – Заткнись. – Да пожалуйста, – лисой пропела Светка, поднимаясь на ноги. – Ты ж у нас гордая, помощи просить не будешь, как я понимаю? – Какая… помощь… – произнесла я, затратив на эти два слова остатки сил. – Обыкновенная. – Она загадочно махнула длинными смоляными ресницами. – Женская, по дружбе, так сказать. Я приподнялась на локте, и мокрые волосы сосульками повисли вдоль моих щек: – Говори. – Не слишком-то ты вежлива, – усмехнулась Светка. – Ну, скажем так: есть у меня одна тетечка, за триста баксов освободит от всех проблем. – За триста баксов? – изумленно выдохнула я. – А ты думала? – Она скрестила руки на груди. – Эти услуги денег стоят, как, впрочем, и все другие. – Но где я возьму такие деньги? – Я могу одолжить. – Ты? – Я недоверчиво уставилась на Светку. – Я, – подтвердила она с достоинством. Хотела было спросить, откуда у нее триста баксов, и тут же вспомнила, какой Светка возвращалась последнее время из своих отлучек к бабке: насквозь прокуренная, с явственным запахом перегара и плохо замазанными фонарями под глазами. Анфиса при виде нее каменела лицом, разворачивалась и уходила из палаты. Через десять минут Светку вызывала Марина Ивановна, а еще через двадцать она благополучно возвращалась в комнату и шла прямиком в душ. Вот какие денежки она предлагала мне – свои «честно» заработанные гонорары. – Спасибо, – проговорила я, с трудом сдерживая отвращение, – как-нибудь обойдусь. – Обойдись, – легко согласилась Светка и, достав зеркальце, принялась прихорашиваться, не обращая на меня никакого внимания. В дверь заглянула Людка. – Васенька, Анфиса Петровна спрашивает, почему ты не ужинала. Ей что сказать? Ты заболела? – Не надо. – Я поспешно села. – Ничего не говори. Я сейчас приду. Ноги не слушались, перед глазами порхали и кружились разноцветные мушки, во рту ощущался противный металлический привкус. Я наспех пригладила волосы, сделала глубокий вдох и поплелась в столовую. С каждым шагом становилось все более ясно, что придется-таки воспользоваться Светкиной помощью. В самом деле – что еще делать? Не рожать же в четырнадцать лет! К тому же кто оставит меня, беременную, в интернате? Анфиса ждала меня в столовой. – Ты где пропадаешь? – Она поглядела на меня с тревогой и сочувствием. – Все занимаешься? Передохни малость, а то на тебе уже лица нет. Бледная, как смерть. Сядь вот, покушай, котлетки твои любимые.