– А я – Александр, – представился брюнет. – Ты учишься, работаешь? – Учусь. – Сейчас угадаю где, – проговорил Александр, улыбаясь. – На филфаке! Точно? Я понятия не имела, что такое филфак, но тем не менее кивнула. – А мы – художники. – Александр кивнул на друзей. – Пересаживайся поближе. – Мне и тут неплохо, – проговорила я надменно. – Какая ты гордая! – уважительно произнес Александр. – Слушай, я ведь не вкручиваю. Мы едем в парк Сокольники, рисовать натуру. Давай с нами, а после пойдем гулять. Я тебе мастерскую покажу. Давай, а? – Не могу, – сказала я и вздохнула. Вздох получился что надо, искренний и печальный. – Почему? – расстроился Александр. – Мама просила подбросить ее на дачу. Она за рулем совершенный ребенок, боится, что ее снова затрут в пробке. Я говорила, будто считывала с монитора. Фразы, одна за другой, с легкостью рождались у меня в голове. Это было даже не враньем, а скорее полным и удивительным перевоплощением в чужую шкуру. – Ты водишь машину? – Александр поглядел на меня с восхищением. – Такая молоденькая? Сколько тебе? – Восемнадцать. – Нет, ты просто супер! – Он поднял большой палец. – Дай хоть телефон, созвонимся. – Мама не любит, когда мне звонят домой. – Дай мобильный. У тебя ведь есть? – Есть, – ответила я не моргнув глазом. – Но у меня правило: случайным знакомым номера не даю. – Жаль, – искренне произнес Александр. – Я, может быть, этой встречи всю жизнь ждал. Компания начала подниматься и двигаться к выходу. Александр достал из кармана рубашки блокнот, что-то быстро черкнул в нем, затем вырвал листок и протянул мне: – Держи, Лидия. Это мой сотовый. Если вдруг захочешь увидеться, звони в любое время, хоть днем, хоть ночью. Пока! – Он махнул рукой и выбежал вслед за приятелями на платформу. Я рассеянно покрутила в руках бумажный клочок, порвала его на мелкие кусочки и спрятала в карман – до ближайшей урны. Я чувствовала небывалый подъем и гордость. Еще бы! Мною, жалкой инвалидкой, брошенной родителями на произвол судьбы, голодранкой, лишенной своего жилья, заинтересовался взрослый, самостоятельный парень, красавец, имеющий престижную профессию! Я отлично сознавала, что, кроме Толика, мне никто не нужен, но мысль о собственном успехе грела чрезвычайно. Так, в приподнятом настроении, я доехала до его дома, поднялась по лестнице на второй этаж и позвонила в дверь, обитую темно-красным дерматином. Мне открыли тотчас же. На пороге стояла красивая и величественная седовласая старуха. На ней было клетчатое платье с короткими рукавами и белоснежный фартук. – Чем обязана? – спросила старуха звучным басом. – Простите, пожалуйста, – проговорила я, стараясь держаться спокойно и уверенно, – Толик дома? – Нет его, – тут же отрезала старуха. – А… когда он будет? – Не знаю. – Она брезгливо поджала ярко накрашенные губы. – Я за ним не слежу. – Но хоть примерно, – попросила я, чувствуя, что начинаю терять выдержку. – И примерно не знаю, – пробасила старуха, – может, через час, а может, завтра. Прошу прощения, у меня суп на плите. – Она хлопнула дверью перед моим носом. Я осталась стоять на площадке в полной растерянности. Что было делать? Ждать, вдруг Толик скоро возвратится? Но если он, как сказала бабка, приедет лишь завтра? Я решила все-таки подождать и спустилась. У подъезда стояла ветхая, покосившаяся лавочка. Я присела на нее и огляделась по сторонам. Во дворе дома было пусто и безлюдно – очевидно, народ разъехался по отпускам. Вдалеке не спеша прогуливался мужчина с шоколадным кокер-спаниелем. Другой деловито колотил выбивалкой по развешенному на турнике пыльному коврику. Маленькая девочка лет шести с голубым бантом, напоминавшим бабочку, прыгала по расчерченному мелом асфальту. От нечего делать я стала наблюдать за ней. Малышка поскакала еще минут пять, затем прервала свое занятие, вынула из кармашка леденец, освободила его от обертки и сунула в рот. Окошко на третьем этаже распахнулось, из него высунулась кудрявая женская голова, и звонкий голос крикнул: – Маша! Обедать. Живо! Девочка отрицательно помотала головой, не вынимая изо рта чупа-чупса. – Я кому говорю? – возмутилась женщина. – Хочешь, чтобы я позвонила папе на работу? Девчонка с сожалением оглядела нарисованные «классики» и вприпрыжку направилась к подъезду. Больше следить было не за кем, и я решила немного прогуляться вдоль дома. Встала с лавочки, сошла на тротуар и сразу же увидела Толика. Он шел от автобусной остановки и уже поравнялся с крайним подъездом. Сердце у меня в груди сделало бешеный скачок. Я сразу позабыла всю свою уверенность и намерение стать независимой и надменной. Руки у меня похолодели и взмокли. Толик заметил меня, и лицо его скривилось от досады. Он слегка ускорил шаг и вскоре оказался рядом. – Это еще что? Ты как сюда попала? Не хватало тебе дежурить возле моего дома! Он смотрел на меня сурово и требовательно, ожидая объяснений и оправданий. – Я больше не живу в интернате, – тихо сказала я. – А где же ты живешь? – В общежитии. Я поступила в училище, швейное. Буду учиться на мотористку. – Поздравляю, – проговорил Толик язвительно. – Учись себе на здоровье, хоть на сантехника, только меня оставь в покое. Не смей шляться сюда, слышишь? – Слышу, – прошептала я, опуская голову. Все мои планы шли прахом. Он прогонял меня, я была в роли униженной просительницы, и никакой надежды на то, что это положение вещей когда-нибудь изменится. – Вот и давай, топай, – сердито произнес Толик и хотел было пройти мимо. В следующее мгновение ноги мои сами собой подкосились, и я упала перед ним на колени. Умом я понимала, что поступать так, как я сейчас, нельзя. Это верх унижения, предел позора, а главное – мои действия все равно не заставят Толика изменить свое решение. Однако сердце не желало слушать никаких логических доводов. Я стояла на асфальте, вцепившись руками в край его небесно-голубых джинсов, и повторяла как заведенная: – Не прогоняй меня. Пожалуйста, не прогоняй. Разреши мне видеть тебя, хотя бы иногда. Его лицо нервно задергалось. – Ты что?! Встань сейчас же! Люди кругом! Что о нас подумают? – Плевать мне, пусть думают что хотят. Я умру без тебя. – Чокнутая! – Толик схватил меня за плечи и попытался поднять с земли. Я не поддавалась. Он удвоил усилия. Я вдруг испугалась, что такое напряжение вредно для его позвоночника, недавно перенесшего сложнейшую операцию, и поспешно вскочила на ноги. Мы стояли друг напротив друга и тяжело дышали, точно после жестокой драки. Неожиданно Толик усмехнулся: – Красивая же ты, зараза. Красивая и хитрая. – Он сплюнул себе под ноги и вытащил из кармана сигареты. – Как только тебе удалось провернуть фокус с училищем! – Не прогоняй меня, – как попугай, в сотый раз повторила я. Толик зажег сигарету и надолго задумался. – Ладно, – произнес он наконец. – Черт с тобой. Оставайся. Можешь даже жить у меня, если хочешь. Только при одном условии. – Толик глянул на меня сурово, пристально, и замолчал выжидающе.