Влад посмотрел на меня внимательно, нахмурив светлые брови. – Ты уверена, что не совершаешь ошибки? – Да, уверена. – Хорошо. – Он аккуратно поправил на мне одеяло и отошел в сторону. Я видела, что он не поверил моему рассказу. Да и немудрено – кто бы поверил чепухе, которую я наплела следователю! Только полный и окончательный идиот. Однако я твердо знала: без моего заявления они ничего не смогут сделать Толику. Ничего. Пусть он останется на свободе. Ему нельзя в тюрьму, он просто-напросто не выйдет оттуда живым. Назавтра действительно пришел Парфенов. Я слово в слово повторила галиматью о споре с подругой, выпитой для храбрости водке и головокружении. Он выслушал меня терпеливо, не перебивая, и потеребил пальцами оттопыренную нижнюю губу. – Василиса Андреевна, нам нужен ваш фактический адрес. Тот, по которому вы проживаете. – Зачем? – Ну как зачем? Ведь у вас даже паспорта при себе не было, когда вы попали сюда. Я бы съездил за ним, привез в больницу, здесь без паспорта и медицинского полиса нельзя. – Хорошо, я дам вам адрес, – сказала я. – Но я живу не одна. – А с кем? – Лицо Парфенова оживилось. – С… другом. – Он знал, что вы с приятельницей затеяли? – Нет, понятия не имел. Он в этот вечер работал. Должен был вернуться лишь под утро. – Понятно. – Парфенов согласно покивал. – Тогда все упрощается. Ваш друг привезет паспорт – он же наверняка навещает вас, небось каждый день приходит? Я мельком глянула на Влада. Тот сделал вид, что занят уборкой инструментов. – Да, конечно. – Вот и замечательно. – Парфенов поднялся и направился к двери. Уже у порога он неожиданно обернулся и, сощурив и без того узкие глаза, произнес спокойно, но веско: – Вы не первая такая, Василиса Андреевна. – Какая – такая? – не поняла я. – Кто выгораживает своего подлеца-сожителя. К сожалению, вас сотни таких глупышек, и вам еще повезло – других я видел в более плачевном положении, например, зверски избитыми или изнасилованными, и все по вине так называемых любимых. Напишите заявление, и он сядет – ведь это благодаря ему вы упали с высоты. – Я не понимаю, о чем вы, – ледяным тоном проговорила я. – Мой друг не имеет никакого отношения к тому, что со мной произошло. Он даже не ведал о том, что мы собираемся на стройку. – Ну-ну. – Парфенов насмешливо наклонил голову и вышел. Я нервно и напряженно сглотнула. – Не волнуйся, – Влад оторвался от своего занятия и поглядел на меня, – я съезжу за паспортом. Если что, скажем, это он привез его. Я подтвержу, что это было в мое дежурство. – Он подошел поближе, пристально посмотрел мне в глаза. – Ты ведь этого хочешь? Чтобы с ним все было в порядке? Я молча кивнула. Меня душили боль и стыд. Хотелось умереть от отчаяния и безнадежности. Я задохнулась от подступающих к горлу слез и закрыла лицо здоровой рукой. – Не плачь, не надо. – Влад опустился перед кроватью на колени. Его руки гладили мои волосы, тихо, осторожно, чтобы не потревожить, не причинить еще бо́льшую боль. – Не плачь, Василиса. Все будет хорошо, ты поправишься. Я обещаю тебе, все будет хорошо. Слезы все текли между пальцами, в носу хлюпало, губам было солоно. Я слушала ласковый, убаюкивающий голос Влада и с пронзительной остротой понимала: хотя между мной и Толиком все кончено безвозвратно и навсегда, мне все равно никогда его не разлюбить. 17 Летела неделя за неделей. Парфенов, убедившийся, что добиться от меня ничего невозможно, больше не появлялся. Мои кости, как и предсказывал Влад, постепенно срастались, боль в переломанных ногах и руке постепенно отступала, делаясь все менее резкой. Я уже могла обходиться без наркотических уколов и потихоньку садилась в постели. Влад притащил целую кучу книжек – те, что я любила читать в интернате, и новые, современных авторов. Он ежедневно пичкал меня соками, апельсинами и грецкими орехами в неумеренных количествах. Однажды я не выдержала и поинтересовалась у него, на какие средства покупаются все эти лакомства. По моему скромному подсчету выходило, что Влад тратит на меня не менее двух третей свой больничной зарплаты. – А я халтуру нашел, – заявил он не моргнув глазом. – Какую халтуру? – опешила я. – Обыкновенную. Математику делаю с одним оболтусом. Ему восемь, а мозгов как у пятилетнего. В школе одни пары. Вот, помогаю выплыть на троечку. – И сколько тебе за это платят? – не без скепсиса спросила я. – Две сотни за полтора часа. Это четыре кило апельсинов с гаком! – Влад поглядел на меня с гордостью. – Ты из-за апельсинов таскаешься по чужим квартирам? – Почему? Парнишка сам ко мне приходит. Он мой сосед по лестничной клетке. – Зачем тебе все это? – спросила я напрямик. – Что? – Он сделал вид, что не понял меня, но кончики ушей едва заметно покраснели. – Зачем кормить меня апельсинами? Зачем было ездить за моим паспортом и врать следователю? Он немного помолчал, крутя пальцами пуговицу от халата. Потом ответил лаконично и твердо: – Надо. Я не стала больше задавать вопросов. Послушно ела его апельсины, жевала горькие и маслянистые орехи, пила соки. Под самый Новый год врачи разрешили мне встать. Я шла по коридору, раскинув руки в стороны, напоминая себе готовящийся взлететь самолет. Влад стоял, прижавшись спиной к подоконнику, и весело смеялся. – Смотри, растения не снеси! По обеим сторонам коридора были расставлены кадки с фикусами, и я иногда задевала пальцами гладкие полированные листья. Тридцать первого декабря вечером отделение опустело. Дежурная врачиха, сделав обход, убежала праздновать на другой этаж, нянечка, кряхтя и охая, уселась на посту перед стареньким черно-белым телевизором. Больные разбрелись по палатам. Ко мне заглянул Влад – он был только что с улицы, лицо его раскраснелось, как у Деда Мороза, из-под незастегнутого халата виднелся пестрый сине-зеленый свитер. – Эй, Снегурочка! Чего грустишь? – Он вытащил спрятанную за спиной бутылку шампанского. – Идем Новый год встречать. – Куда? – Я невольно улыбнулась, глядя на него. – Ко мне, в ординаторскую. Никого нет, все испарились. А я елочку принес, настоящую, между прочим. – Врешь! – не поверила я. – Зачем мне врать? – обиделся Влад. – Пошли нарядим. Она, правда, крошечная совсем, но пару-тройку шаров повесить можно. – Ну пошли, – согласилась я. В маленькой, но светлой и уютной комнатушке действительно стояла живая елочка. Она примостилась в углу, на столике, в трехлитровой банке с водой, раскинув мохнатые светло-зеленые лапки. В воздухе витал упоительный и стойкий аромат хвои. – Тут игрушки. – Влад сунул мне в руки небольшую картонную коробку. – Доставай и вешай. Доверяю твоему вкусу. – А ты? – Пока займусь сервировкой стола, – проговорил он серьезно. Я кивнула и принялась открывать коробку. В ней оказалось пять крупных узорчатых шаров с матовыми боками, сверкающая фольгой гирлянда и длинный блестящий шпиль. – Новенькие, – похвастался Влад, видя, с каким восхищением я смотрю на украшения. – Вчера в универмаге купил. Я повесила по шарику на каждую лапку, накинула гирлянду и водрузила на макушку переливающийся всеми цветами радуги шпиль. Получилось здорово: настоящая новогодняя елочка, хоть и совсем миниатюрная.