– Пела? – Танцевала. Она у меня рок-н-роллом занимается с шести лет. Ты как, не скучала? – Он ласково потрепал меня по щеке. – Скучала, – призналась я, лихорадочно соображая, как бы заставить Дмитрия зайти в кабинет или хотя бы заговорить о сейфе. – Я тоже скучал, – мягко проговорил он. – Даже пообедать никуда не заехал. Ты-то сама ела что-нибудь? – Ела, – соврала я. – И я перекушу. – Дмитрий, обняв меня, отправился в столовую. Приоткрыв холодильник, он присвистнул и поглядел на меня с удивлением: – Все нетронутое! Чем же ты питалась, святым духом? – Я сделала себе бутерброды. – Тут куча всякой всячины, и салаты, и курица гриль, и фрукты. Лень в тарелку было положить? – Просто не хотелось. – Лида, Лида! – Дмитрий укоризненно покачал головой. – Ты еще совсем ребенок, я гляжу. Небось дома мама за тобой ухаживает. – Иногда, – уклончиво ответила я и присела за стол, чувствуя: еще секунда, и упаду от ставшего невыносимо резким головокружения. Дмитрий взглянул на меня с тревогой. – Ты какая-то бледная. Не выспалась или нездоровится? Давай разогрею тебе курицу. – Не надо, – проговорила я поспешно. При упоминании о еде к горлу подкатил удушливый комок. Похоже, я совсем раскисла. Это никуда не годится. Надо взять себя в руки, иначе все окажется впустую. Мои старания, надежды Толика, план его спасения. Этого нельзя допустить! – Детка, да у тебя, наверное, гастрит. – Дмитрий принялся доставать из холодильника продукты, при виде которых мне сделалось еще хуже. – Нужно лечиться. Съездить на воды, это здорово помогает. Вот, попей пока. – Он поставил передо мной стакан «Боржоми». Я с жадностью осушила его. Омерзительно пахла курица на сковородке, от салата несло прокисшим майонезом. Ох уж мне эта холостяцкая кухня – все готовое, острое, с приправами. Завтра утром нужно будет сварить себе кашку. Я с трудом дождалась, пока Дмитрий закончит с едой и мы покинем столовую. Он больше не язвил и не был грубым, напротив, усадил меня в гостиной на диване, укутал мои ноги теплой медвежьей шкурой, включил телевизор. – Отдохни. Ты будто не в себе. И под глазами синяки. Наверное, я накануне переусердствовал. – Наверное. – Я вымученно улыбнулась. Мы посмотрели какой-то чрезвычайно занудный фильм, потом перешли в спальню и занялись любовью. На этот раз Дмитрий был гораздо более сдержан и ласков. Я невольно начала испытывать чувство благодарности за его воистину благородное поведение… …В углу на узком дубовом комоде горел крохотный голубоватый ночник. Вокруг него плясало и подрагивало тусклое световое пятно. Я смотрела на него через полуопущенные ресницы, и мне чудились фантастические очертания. – Как ты себя чувствуешь? – заботливо произнес Дмитрий, наклонясь к моему лицу. – Прекрасно. – Я обвила руками его шею. – Вид у тебя по-прежнему неважнецкий. Попробуй уснуть. – Я не хочу спать, – солгала я, хотя в данный момент это было единственным, о чем я мечтала. Закрыть глаза, не думать о сейфе и бесчисленном множестве цифровых комбинаций. – Чего же ты хочешь? – Дмитрий посмотрел на меня с улыбкой. – Давай поговорим о чем-нибудь. Например, о тебе. – Обо мне? – Его брови удивленно взлетели. – И что же ты хочешь обо мне услышать? – Все, – просто проговорила я. – Чем ты занимаешься, как живешь, почему расстался с семьей. Дмитрий коротко усмехнулся. – Детка, ты не находишь, что чрезмерно любопытна? – Нисколько. Ты ведь спрашивал меня обо всем этом, правда? – Правда. – Он кивнул и задумчиво втянул сигаретный дым. – Но мне можно задавать такие вопросы. А тебе… – А мне, стало быть, нельзя? – перебила я. – Мило ты рассуждаешь, очень мило. – Лида, – Дмитрий миролюбиво обнял меня, – не будем ссориться. У нас довольно ощутимая разница в возрасте, тебе стоит прислушиваться к тому, что я говорю. Я не могу ответить искренне почти ни на один твой вопрос. А кривить душой почему-то неохота. – Ладно, как знаешь. – Я прикрыла глаза. Завести разговор о делах не удавалось. Было ясно, что Дмитрий не собирался впускать меня в свою жизнь дальше строго установленных им же самим границ. Значит, еще один день ушел псу под хвост. Сколько еще будет таких дней? Два, три? Или уже завтра я надоем Дмитрию и он предложит мне мотать куда подальше? Постепенно мной овладевали отчаяние и апатия. Я попыталась уговорить себя не падать духом, вспомнить, что в жизни было множество моментов, казавшихся безвыходными, и тем не мене я преодолевала их, выходила победительницей из самых сложных и безнадежных ситуаций. Однако ничего не помогало. Что-то в глубине души подсказывало мне: на сей раз все будет иначе. Дмитрий, очевидно, решив, что я сплю, занялся чтением какой-то книжонки. Надолго его не хватило, он погасил ночник, вытянулся поудобней и вскоре, как накануне, задышал тихо и ровно. Какое-то время я пыталась заставить мозги работать, затем сама не заметила, как уснула. …Мне снилось, что у меня прорезался зуб, маленький и острый. Десна вокруг него была вся в крови, но почему-то я не чувствовала боли. Во сне я старалась понять, откуда он вылез – все зубы у меня давно были на месте… Потом я проснулась словно от толчка. Вокруг была черная густая темнота. Совсем рядом мирно посапывал Дмитрий. Я дотронулась рукой до лба – он был холодным и мокрым. Что за чертовщина мне привиделась? Как можно истолковать такой сон? Когда выпадают зубы, считается, что умрет кто-то из знакомых, если с кровью, то близкий родственник. А что означает прорезавшийся зуб? Неудачу? Разочарование? Несчастье? Я вытерла с лица холодный пот. В голову снова полезли навязчивые и неотступные мысли о сейфе. Какую же комбинацию Дмитрий мог заложить в код? Что он считает для себя важным, существенным, какие жизненные вехи ему особенно запомнились? Он так ничего и не рассказал о себе, уклонившись от ответов на самые элементарные вопросы. Например, почему не живет с женой и дочерью. …Внезапно сердце у меня резко подпрыгнуло, а потом забилось в учащенном ритме. Дочка! Что, если именно она является для Дмитрия главной и единственной ценностью? Он ездил на ее выступление, в его словах, когда он говорил о ней, звучала гордость. И ни слова о жене, будто ее нет. Значит, дочка. Ее год рождения. Конечно, это может оказаться всего лишь моей фантазией, но… Во всяком случае, стоит попытаться проникнуть в сейф еще раз. Ей-богу, стоит! Я прислушалась. Дмитрий продолжал мерно посапывать во сне. Я осторожно выскользнула из-под одеяла, натянула одежду и на цыпочках покинула спальню. В коридоре и на лестнице было темно, так что мне пришлось пробираться на ощупь. Зажечь свет я не рискнула и потому, пока добралась до кабинета, несколько раз больно ударилась. Едва не снесла крайнюю банкетку, дрожащими руками толкнув дверь. Слава богу, вот он, сейф! Как повезло, что шторы задернуты не до конца и в комнату проходит слабый свет от уличных фонарей. Теперь нужно подумать, какие цифры набирать. Дочке Дмитрия не может быть меньше семи лет – он сам сказал, что рок-н-роллом она занимается с шести, стало быть, с того момента, как девочка начала ходить на танцы, должен был пройти хотя бы год. С другой стороны, ей не больше семнадцати. Что ж, круг сужается. В моем распоряжении десять четырехзначных чисел. Это куда лучше шахматной бесконечности! Я присела перед сейфом на корточки и тут вспомнила, что перчатки остались внизу, в куртке. Спускаться за ними долго и небезопасно. Я секунду поколебалась, потом схватила со стола первый попавшийся листок бумаги и через него принялась набирать нужные цифры. Поворот. Дверца не поддается. Осторожно дергаю ручку – та упорно стоит на месте. Во рту противный металлический привкус. Виски покалывает острая иголка. Ну почему эта проклятая дверца застряла и не желает открываться! Милая, давай же, давай! Кажется, пошло. Неужели пошло? Нет, все без изменений. А если это вовсе не год рождения девчонки? Вдруг это год запомнившегося Дмитрию футбольного чемпионата?! Или турнира по теннису? Или смерти его любимой тетушки? Я сглотнула вязкую горькую слюну. Убрала со лба мокрую от пота прядь волос. Перевела дыхание.