– Посмотрим, наш дружок из пивбара… – Начни с первой жертвы. – Дочери четыре года. – Тогда было или сейчас? – Хм… тогда. – Хорошо. Олауссен? – Мальчику восемь. И четыре месяца. – Оттему? – Мальчик, 6 лет. – Бинго! – Рино с видом триумфатора показал рисунки коллеге. – Фигурка в окне – это ребенок жертвы. – Но их тут много… – Только одна фигурка стоит у окна. И она единственная отличается от других размером. Сын Олауссена самый большой, потому что он старший. Четырехлетняя девочка самая маленькая, видишь? Томас вгляделся в рисунки: – Вовсе не всегда можно угадать рост по возрасту ребенка. – Неважно, какого они на самом деле роста. Преступник пытался показать, что дело в детях. Видишь, окна одинакового размера, а фигурки разного! – Может быть… – И еще. Взрослый слева. Он отвернулся. Мы этого не заметили, потому что многие фигурки стоят, отвернувшись. А надо было заметить, потому что он стоит, отвернувшись от ребенка в окне. Томас, есть! – Есть? – У нас есть мститель, и мы знаем, за кого он мстит, – Рино бросил рисунки на стол. – За детей. Рино и сам готов был отправиться в карательный поход. Не дай бог ей удастся накачать Иоакима! Глава 8 Бергланд Юлиан Хермансен предложил жене прогуляться по лесу, но она решительно отказалась. – Мы не позволим каким-то куклам нарушить нашу традицию и пойдем на пляж! Он нехотя согласился, но настоял на том, чтобы они выбрали для прогулки бухту на юге. Моросил дождь, и она повязала на голову платок. – Может, переждем? – он открыл ей дверь, как всегда. – Мы же не сахарные, не растаем. Они пошли по одной из дорожек, которые протоптали овцы в поисках более густой травы. В их городке уже давно никто не вел хозяйство, и дорожка превратилась в узкую тропинку. Им приходилось идти, внимательно глядя под ноги, чтобы не оступиться. Муж остановился чуть впереди, и Ада подумала, что он хочет ее подождать. Но он не поворачивался, стоял, не сводя глаз с пляжа. Она подняла глаза и сразу же увидела фигуру прямо у воды. – Ада… Несмотря на волнение мужа, она не почувствовала того беспокойства, как раньше. Фигура не двигалась, было очевидно, что что-то случилось. Но она смирилась с неизбежным. – Поторопись, Юлиан! – Не может быть, чтобы опять… – Завтра мы пойдем гулять в лес, обещаю тебе. Но сейчас поспеши. Они тяжело дышали, когда наконец добрались до песчаной отмели, на которой почти не оставалось следов от быстрых шагов. – Боюсь, что-то случилось. Обычно так не лежат… Ада надеялась, что глаза сыграли с ней плохую шутку, что на самом деле человек лежит на спине и просто смотрит на море. Но это было не так. Юлиан остановился в двадцати метрах. – Она не движется. Только в этот момент Ада поняла, что это женщина. Она поджала ноги, как будто уютно свернувшись во сне. Ада обратила внимание на тесное платье жертвы и сжала руку мужа, показывая, что сейчас должна быть сильной, а потом смело шагнула вперед. Она ступала осторожно, хотя от всей души хотела, чтобы незнакомка очнулась и повернулась к ней. Женщина была босой, как будто танцевала на пляже, а потом упала и заснула. На пятках и пальцах ног виднелся белый сухой песок. Платье задралось выше колен и открыло кожу, которой не довелось увидеть солнце этим летом. Средней длины волосы, казавшиеся неестественно черными, словно водоросли, вплелись в белый песок. Она лежала на боку, одна рука под телом, другая вытянута перед собой. Ада присела на корточки возле незнакомки и осторожно коснулась ее плеча. Никакой реакции. Она сильнее сжала плечо, потрясла его, но женщина не двигалась. – Думаю, она мертва, – Ада повернулась к Юлиану, который незаметно подошел к ней. Сильной жилистой рукой он ухватил женщину за плечо и перевернул на спину. – О господи! – он отпрянул. Вторая половина головы представляла собой липкую массу из спекшейся крови. – О боже! – он судорожно рыскал по карманам, наконец отыскал мобильный телефон, купленный на тот случай, если с кем-нибудь из них что-нибудь произойдет и им потребуется помощь. Он научил ее находить нужные номера в телефоне, потому что могло так случиться, что первым не станет именно его. Теперь он сам с трудом мог найти эти номера, и Ада внезапно поняла, что за пятьдесят четыре года брака никогда не видела его таким испуганным. Пока он дозванивался, она обернулась к женщине. Что-то казалось ей знакомым. Ада попыталась осторожно приложить два пальца к сонной артерии, но ее рука так дрожала, что понять, есть пульс или нет, было невозможно. Кожа была еще теплой. – Кажется, она жива, Юлиан. Юлиан, запинаясь от волнения, говорил по телефону и не слышал ее. Она снова приложила пальцы к шее женщины и почувствовала слабый пульс. Испытанное Адой облегчение пересилила тревога от гложущего чувства, что подсознание пытается ей о чем-то сообщить. Она снова взглянула на окровавленное лицо, попыталась сосредоточиться и разглядеть черты под кровавой маской, но так и не смогла ее опознать. Неприятное ощущение становилось все сильнее, и внезапно она поняла, о чем именно кричит ее подсознание. Она отшатнулась, попыталась закрыть дрожащими руками лицо, но не смогла сдержать вопля. * * * – Боюсь, это последний поход, – Рейнхард Сунд сморщился от боли и сменил позу. Он сильно сдал, ей пришлось это признать. Обтянутое кожей лицо выглядело совсем нездоровым. Он лежал на диване, обложившись подушками. – Похоже, мне конец, – он осторожно кашлянул, очевидно, легкие больше не могли выдержать длинных признаний. – А ведь я думал, у меня впереди вторая юность. Он накрыл ее руку своей в знак утешения. Кариан-не до конца не могла осознать, что отец серьезно болен. Мысль о том, что одиночество и сочувствие самому себе его убили, продолжала свербеть. Карианне надеялась, что он расцветет, когда убедится в том, что она действительно вернулась навсегда. – Врачи тебя хорошо изучили, папа. – Фффф… врачи… – он попытался покачать головой, но уперся в подушки. – Я и пяти эре не дам за этих шарлатанов. – Они делают все, что могут, – она пожала его руку и поднялась. – Кофе сварить? – Конечно, угощайтесь. Я тут скулю… – он жестом показал, что ему ничего не нужно. – Никлас, тебе нравится на новой работе? Никлас сидел на стуле у подножия кровати, и сцена, которую он наблюдал, была крайне непривычной. Он знал Рейнхарда Сунда уже пятнадцать лет и всегда считал его непотопляемым судном, не только с точки зрения физической силы, но и благодаря тому спокойствию, которое он излучал. А сейчас, похоже, силы иссякли вместе с душевным покоем. – Вполне в своей тарелке. – Я боялся, тебе будет здесь скучно, ты ведь у нас городской. – Пока скучать некогда.