– Севалд Лиланд? Старик взглянул на табличку с именами, как бы говоря, что инспектор отнимает у него драгоценное время, спрашивая очевидное, а потом кивнул. – Впервые за восемьдесят девять лет моей жизни ко мне пришла полиция. Закон долго обо мне вспоминал, это делает мне честь. В чем меня обвиняют? – Я здесь исключительно из-за своего любопытства, – Рино протянул старику руку. Тот пожал ее удивительно крепко. – И что же вам интересно? Как заканчивается жизнь? – Крушение «Хуртигрутен». Старик криво усмехнулся и пожевал губами. – Хорошие истории никогда не кончаются. А для меня у этой истории хороший конец, хотя сначала все выглядело очень мрачно. Но мне нельзя стоять долго на сквозняке. Я не переношу холод. Севанд Лиланд провел инспектора в скромно обставленную комнату, Рино подумал, что старику пришлось многим пожертвовать, переехав в приют. – Крушение… Лиланд прошел к инвалидному креслу, оно было слегка наклонено, как будто, услышав звонок в дверь, подкинуло старика вперед. – Вообще-то оно мне не нужно. Старик нажал на кнопку в подлокотнике, и кресло, тихо жужжа, опустилось в удобное положение. – Социальные службы всем выдают такие штуки. Так что мне его всучил один чересчур усердный доктор. Старик укрыл ноги пледом и поправил положение кресла. – Вот так. Порой меня спрашивают о крушении, хотя прошло уже много лет. Но раз уж этим вопросом заинтересовалась полиция, мне тоже становится любопытно. Поэтому я позволю себе спросить: вы мне расскажете, в чем дело? Рино разглядывал старика. Севанд Лиланд был невысоким щуплым мужчиной, инспектор с трудом мог представить себе, как он барахтался в штормовых волнах, пытаясь удержаться над водой, а вокруг плавали его мертвые товарищи. – Это связано с преступлением на Ландегуде. Лиланд наморщил усеянный морщинами лоб. – Рад слышать, что полиция наконец-то стала заниматься настоящими делами. Я думал, вы уже давно ничего не расследуете. – Дело контролируется на высшем уровне, – солгал Рино. – Хорошо. Таких гадов нужно упекать за решетку навсегда или, еще лучше – самих куда-нибудь приковывать. Если вы когда-нибудь замерзали так, что не могли ничего чувствовать или понимать… – Он сидел на том же месте, где нашли вас. Старик явно не понимал, о чем говорит инспектор. – На маленьком камне между двумя скалами. Ана-тон Седениуссен, смотритель маяка, сказал, что именно на этом месте вас вынесло на сушу. – И поэтому…? – Нечто подобное случилось на пристани Амундсена. Пострадавшего нашли на том же месте, где в середине шестидесятых грузчик чудом выжил во время пожара. – Видать, местную историю он хорошо знает… – Мы ищем причину из прошлого. Старик пожал плечами. – Боюсь, я вряд ли смогу помочь. Я не бывал там бог знает сколько лет. Боюсь, я едва смогу отыскать то место. Конечно, мне очень жаль, что там произошло преступление, но я давно забыл о том, что случилось. Точнее, забыл о том ужасе и боли, которые меня переполняли. Я смог превратить поражение в победу и возблагодарил Создателя за ту ночь в ледяной воде. Рино понял, что на этом рассказ не кончится. – Вы, конечно, слышали, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами? Я могу это подтвердить. В какой-то момент силы покинули меня, я заглотнул морскую воду и почувствовал, как легкие содрогаются от боли. И в этот момент я ясно увидел всю свою короткую на тот момент жизнь, я понял, как глупо ее потратил, каким ничтожным правилам и ограничениям следовал. До меня дошло, что я сам себя ограничивал. 23 октября 1940 стал, во многом, вторым днем рождения для меня, хотя осознал я это не сразу. С тех пор я пытался донести до всех полученный мной урок, но жизнь устроена так, что мы предпочитаем учиться на собственных ошибках. – Донести? – Вы что, совсем не подготовились? Старик строго взглянул на Рино. – С середины семидесятых я стал приглашенным лектором в высшей школе. Преподавал философию. Мои лекции студенты прозвали «О жизни и смерти», видимо, они не совсем уловили смысл моих выступлений. Потому что на лекциях я говорил исключительно о жизни – я прославлял жизнь и те возможности, которые есть у каждого. Я очень счастлив, господин следователь. Тот судьбоносный осенний день сделал из меня хорошего человека. * * * На обратном пути Рино размышлял о скудном описании преступника. И Оттему, и Олауссен говорили о резиновом костюме, правильно ли он их понял? Они напоролись на что-то, напоминающее резину, и решили, что это водонепроницаемый костюм, так они сказали? Их держали мертвой хваткой, они ощущали что-то резиновое. Но, возможно, только руки были закрыты резиной. Руки? Как у жертв? Руки в резиновых перчатках… Чтобы что-то скрыть? Или чтобы защититься от холода и ледяной воды? Может быть, преступник сам пережил что-то подобное? Возможно, у него есть следы от обморожения… или, более вероятно, от ожогов? Он сразу представил себе этого человека, вспомнил, как тот прятал руку за стопкой бумаг. Может быть, для того, чтобы полицейский не заметил его поврежденную руку? Глава 19 Бергланд История Эдмунда и Андреа увлекла Никласа, и он не сразу заметил, что ветер усилился и принес с собой мелкий дождь. Лилли Марие несколько раз повторила, что ждет его в гости снова, и полицейский покинул ее уютный дом. Он включил дворники в машине на максимальную скорость, но все равно видел машущую на прощание Лилли Марие, как в тумане. Он подумал, что это очень символично – само дело с куклами и женщинами выглядело именно таким – нечетким и отрывочным, так что хотелось моргнуть, чтобы смахнуть все ненужное и разглядеть главное. Огни встречных машин отражались в залитом дождем стекле, казалось, что машина двигалась как в кино, когда пейзаж возникает из ниоткуда. Когда Никлас выехал на шоссе, стало немного лучше, хотя одни фонари погасли, а другие качались от сильного ветра и светили куда попало. Он снова ехал на пляж, в этот раз на другом конце полуострова. Линд вкратце описал место и предупредил, что там легко заблудиться, но уже через десять минут Никлас увидел две припаркованные машины с включенными фарами, в свете которых виднелась толпа людей. Хотя дождь стих, полицейский все-таки достал плащ из багажника. Отгоняя абсурдные мысли, что само зло следует за ним по пятам, Никлас подошел к коллегам. Брокс стоял, засунув руки в карманы, и ждал, пока Никлас подойдет к ним. Женщина лежала на животе, лицо было повернуто в сторону. Никлас увидел, что на этот раз на ней было красное платье. – Мертва, – Брокс был заметно потрясен. Случай с Эллен Стеен все еще квалифицировался как покушение на убийство. Теперь же следствию предстояло раскрывать убийство. – Еще теплая. Но пульса нет. Никлас сглотнул. – Известно, кто это? Брокс с тревогой взглянул на Линда, тот сидел на корточках в паре метров от трупа. – Сара Халворсен. Наша местная пропагандистка счастливой жизни. Никлас не был с ней знаком, но видел ее дом, местную достопримечательность в идиллическом стиле на невысоком холме. Дом частично был построен из натурального камня, так что казалось, будто его создало само море. Этот дом был воплощением мечты. – Снова платье, – сказал Никлас. – Красное, – Линд встал и отряхнул песок с колен. – Как у кукол, – добавил он. – В этот раз хоть не та пожилая пара ее нашла? – Никлас кивнул в сторону мужчины, который стоял немного поодаль и явно был в шоке. – Он живет неподалеку, – Линд неопределенно взмахнул рукой. – Когда он повернул к дому, фары осветили пляж. – Она была жива, когда он ее нашел? – Скорее всего, да. Пульс он не проверял, только пытался уловить дыхание. Неудивительно, что при таком ветре он ничего не услышал. – В таких ситуациях люди редко поступают здраво. Все равно ее бы это не спасло, – в разговор вступил Брокс. – Скорая едет? – Никлас обернулся. – Будет с минуты на минуту. – А парни из Управления? – Норвалд поехал за ними.