– Сельма, ты гений! Я когда-нибудь говорил тебе это? – Тысячу раз. – Эх, был бы я лет на 10 старше… – То есть была бы я лет на десять моложе? – А разве это не одно и то же? – Иди уже. Лучше медсестру там очаруй. – Сельма, верь в меня, – пропел он голосом, который был ничуть не лучше хрипа в автомобильной магнитоле. Рино сразу отправился в реанимацию; в приемном отделении на страже сидела дородная матрона пенсионного возраста. Весьма верное стратегическое решение: строгий взгляд, тесная униформа, облегавшая каждый бугор жира на ее теле так, что она напоминала сосиску, отрицали саму возможность нарушения правил. Шарм здесь бессилен, поэтому Рино честно попросил разрешения поговорить с лечащим врачом ожогового пациента. – Вы находитесь в отделении реанимации. Это означает, что пациентом занимаются врачи… прямо сейчас, – казалось, глухой гнусавый звук доносится прямо из носа. Он попытался улыбнуться ей, но женщина уже отвела взгляд. – Присаживайтесь. Я посмотрю, что смогу сделать. Изнывая от нетерпения, он прождал около четверти часа, а потом, наконец, к нему подошел врач. – Пациент находится в состоянии болевого шока, ему дают внутривенные обезболивающие. Мы готовим его к транспортировке в больницу Хаукеланд. – Можно с ним немного поговорить? Врачом оказалась девушка, которой на вид было не больше тридцати лет, но выглядела она очень строго. – Уточняю еще раз: у пациента сильный болевой шок, к тому же он под действием препаратов. Было бы безответственно с моей стороны… – В любом расследовании очень важно начать как можно раньше. Если его перевезут до того, как мы с ним побеседуем, мы потеряем сутки, а то и больше. И все закончится тем, что полицейскому в Бергене придется провести, мягко говоря, не самый приятный допрос. Десять минут сейчас могут стать решающими. Он увидел, что его слова заставили врача с лицом цвета больничных стен засомневаться. Женщина засунула руки глубоко в карманы халата и продолжала стоять, в раздумье перебирая связку ключей. – Я узнаю. Подождите здесь. Через пару минут она вернулась. – Его увезут примерно через полчаса. У вас несколько минут. Когда он зашел в палату, сладкий, тошнотворный запах едва не сбил его с ног. Пострадавший лежал на кушетке, его рука была поднята на передвижной столик для манипуляций, скрытый от глаз пациента ширмой. Медсестра заканчивала перевязку. Из-под бинта выглядывали лишь кончики пальцев, частично прикрытые фольгой. Медсестра вопросительно взглянула на инспектора, закончила процедуру и вышла из комнаты вместе с врачом. Рино сел на табуретку и пододвинулся к пациенту. – Можно задать вам пару вопросов? Пострадавший, мужчина лет тридцати, скептически оглядел его и кивнул. Взгляд был затуманенным, Рино подумал, что это наверняка результат действия обезболивающих. – Я буду очень краток, – он наклонился ниже, хотя от запаха ему хотелось убежать подальше. – Можете в общих чертах рассказать, что случилось? Лицо мужчины, на котором, казалось, застыла маска удивления, исказилось от боли: – Это… – он кивнул в сторону ширмы. – Пожалуйста, немного подробнее… – Я не знаю, – Слова звучали отрывисто. – Не знаете? – Черт возьми, не имею ни малейшего представления, за что мне все это. – Понимаю. – Проклятье! – Мужчина несколько раз всхлипнул, плотно стиснув зубы. Кому адресовалось проклятье – ему или преступнику, – Рино не понял. Мужчина тяжело дышал. – Я наблюдал за парой куропаток, точнее, пытался установить, были ли эти две птицы парой. Рино взглянул на капельницу с обезболивающим – не слишком ли большую дозу ему колют? Уколы, подавляющие мозговые импульсы, временно изменяют восприятие действительности. Он подумал об Иоакиме. Кулаки непроизвольно сжались. – Вдруг что-то взорвалось. Бинокль упал, а я почувствовал во рту какую-то гадость. Я все еще чувствую этот отвратительный запах тряпки, которую он прижал к моему лицу. Запах камфоры и мочи. Больше я ничего не помню. – До какого момента? Мужчина поморщился и отвернулся от ширмы. – До того, как почувствовал, что меня швырнули на землю, как какой-то кусок мяса. Пахло креозотом и смолой, поэтому я понял, что меня привезли на причал. «Преступник не упускает своих шансов», – подумал Рино, и у него затеплилась надежда, что могут быть свидетели: – Эта пара куропаток… Где конкретно вы находились в тот момент? – У озера в долине Будёмарка. – Вы там часто бываете? Во взгляде пострадавшего читался немой вопрос: какое это вообще имеет отношение к делу? – Иногда. Значит, преступник знал, где его ждать. – Вас привезли на причал… – Сначала я подумал, что он посадит меня в лодку. Вместо этого он опустил меня на землю возле одного из доков и привязал к лестнице… – Из-за новой дозы лекарства взгляд пациента затуманился еще сильнее. – Потом я опять потерял сознание и очнулся уже, когда моя рука горела. Рино опять почувствовал запах горелой плоти. Пациент, всхлипнув, вздохнул. – Мне понадобилось время, чтобы поверить в происходящее… Что я и впрямь сижу на цементном полу, а моя рука привязана к чертовой электропечке. Конечно, инспектор уже заметил контраст между ледяной водой в первом случае и обжигающим жаром во втором, это наводило его на мысли, которых он старался избегать. – Вы не знаете, кто это сделал? – Поверьте, если бы я знал… – И никаких даже смутных догадок? Мужчина снова попытался удивиться: – Да разве на такое вообще бывают причины? – В вашем и в моем мире – нет. В дьявольском преступном мире – определенно да. В нашем случае мы говорим о хорошо спланированном преступлении. А значит, кто-то считает, что у него есть причина. По выражению лица пациента было понятно, что уровень обезболивающих опять достиг максимума: – То есть, по-вашему… – У вас есть враги. По крайней мере, один. Если криминалисты не нароют больше, чем обычно, нам придется надеяться, что вы скажете нам имя. – Боже мой! – Начните с голоса. – Он не сказал ни слова. – Может, прошептал? – молчание Рино посчитал отрицательным ответом. – Он не оставлял никаких рисунков так, чтобы вы их видели? На секунду мужчина удивился осведомленности полицейского: – Восемь дурацких человечков… Он прилепил рисунок к стене.