Часть 15 из 35 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Женя! Вставай, – повторяет второй.
Я пытаюсь подняться, и в этом момент плечо режет болью. Скосив глаза, вижу круглую ранку, из которой медленно сочится кровь. Рядом лежит блестящая игла, более похожая на гвоздь «сотку», но тоньше и шляпка как у булавки. Такие видел в фильмах про туземцев, где из трубок плевались похожими иглами в злых белых завоевателей. Как только на глаза попадается игла, я вспоминаю всё прошедшее и снова пробую подняться.
– Вот и молодец! Сейчас подойдем и сядем, чуть-чуть осталось. Ещё шажок, теперь второй, – как ребенка уговаривает Вячеслав.
– Как вы здесь очутились?
– Потом расскажем, сейчас залезай в машину, вот так, ага, – я залезаю в задний отсек темно-синей «Газели».
Там уже сидит потрепанная охотница. Она поправляет и отряхивает пыльную одежду. Мельком взглянув на меня, женщина отворачивается к окну. Я стягиваю с переднего сиденья коврик и стыдливо укрываюсь.
– Становится традицией видеть тебя голым, – замечает охотница.
– Я не виноват, – бурчу в ответ и откидываюсь назад.
Я не вижу, что снаружи делают Вячеслав с Александром. Лишь иногда раздаются покряхтывания и шлепки упавших тел.
– Вы как? – спрашиваю я у охотницы.
– Бывало и лучше. Если бы не подоспевшие ребята, то мы бы остались лежать вместе с Андреем и Максимом.
– Каким Максимом? Его же с нами не было? – если бы мне хватило сил удивиться, то я непременно это сделал.
– В багажнике лежал мертвый Максим. Или ты запаха его не учуял?
Так вот откуда веяло человеческой кровью. Как же я не догадался подумать о багажнике? Думал, что это Ирина занозила палец, или Андрей порезался, пока брился. И этот запах лака…
– Для этого она в нашу сторону пустила струю?
– Догадался! Молодец! – прищелкивает языком тетя Маша. – Впредь будь разборчивее в выборе подружки на ночь.
– Да я… просто…
– Понятно, дело молодое. Кидаетесь на всё, что шевелится. Она утром убила Максима. Убила лишь за то, что от него несло нашим запахом. Заманила его под предлогом выпить за здоровье молодых и сломала шею. А чтобы замести следы, положила тело в багажник – всё равно возвращаться бы Андрею не пришлось, – вздыхает тетя Маша.
Андрей и Максим!
Два человека. Убиты за то, что помогли нам. Я вспоминаю глаза Кирюшки, мягкую улыбку Светланы и мысленно стенаю – как же они теперь без кормильца? Весёлый и жизнерадостный человек умер только из-за встречи с нами. Скрипнул зубами – а ведь я провел с убийцей ночь.
С моей Ириной…
– Отпусти, а то сломаешь! – говорит охотница и легонько хлопает ладонью по моему кулаку.
Я и не заметил, как вцепился в переднее кресло так, что набухли вены и побелели суставы. И в самом деле, могу сломать спинку, а она ни в чем не виновата. Я отпускаю руки, по плечу снова прокатывается струйка из раны, но я не обращаю внимания.
Ладно, это наша война, хотя я так до конца и не понял – почему в неё ввязался. А другие люди, чем виноваты? Тем, что попались на нашем пути? Без отца остался Кирюшка, без мужа Светлана… и всё это походя, словно прихлопнули назойливого комара. Да и у Максима остались родные. Вот и съездили в рейс дальнобойщики…
– Нужно их похоронить, – я дергаюсь к выходу, когда твердая рука охотницы прижимает меня к сиденью.
Грудь режет болью, похоже, и вправду сломаны ребра. Но что такое моя боль физическая, по сравнению с душевной? Я знал этих людей меньше суток, но успел привыкнуть и от осознания того факта, что невольно послужил причиной их гибели, хочется выть. Да, я мужчина и должен терпеть, но это… как-то… я вытираю ладонью мокрые глаза.
– Это жизнь, – говорит охотница.
– Это дурь! – взрываюсь я. – Люди-то, чем виноваты?
«Они всего лишь пища!» – вновь проносится набившая оскомину мысль. Если бы можно было разбить себе голову, вытащить эту мысль, как скользкую навозную личинку, то я немедленно бы это сделал. Чувствую, как на щеках натягивают кожу желваки, челюсти сдвигаются до боли в висках. Мужчины не плачут…
– Ничем они не виноваты. Если бы мы не встретились им, то они умерли ещё вчера, когда пересеклись с теми бандитами. Или ты думаешь, что помповик справился бы с автоматами? Не кори себя. Значит им так на судьбе написано.
И Ирина… Ночная тигрица…
Как же так? Почему я не почувствовал? Почему сразу же разгадал в парне перевертня, а в ней не смог?
Охотница снова растирает в ладонях зеленую кашицу. Молнии хлещут по телу, но я лишь плотнее стискиваю зубы, особенно горит дырка на плече. Кровь никак не хочет запекаться, сочится томатным соком.
– Тетя Маша, как же так получилось, что мы не почувствовали её?
– Она одна из старых перевертней. Их невозможно почуять. Я не знала, что среди них есть женщина, иначе бы не отпустила тебя от себя ни на шаг. В ночь, когда мы сражались, она была похожа на одного из своих… потому я и не узнала её. Сильная зараза. Я бы с ней не справилась, хорошо, что мальчишки вовремя подъехали. Ты здорово вымотал двух оставшихся. Терпи! Не дергайся! Слава с ними расправился за несколько минут. А с ней помог Саша. Я сказала – терпи! – на плечо шлепается очередная порция боли.
Ещё одна дырочка шрама. Плечо и так выглядит, словно его пропустили сквозь старый троллейбусный компостер. Когда же это закончится? По всей видимости никогда… Куда я иду? Зачем я помогаю убийцам оборотней? Чтобы в один момент сорваться и быть убитым? И ради этого все драки и все сражения?
Они всего лишь пища…
Может бросить всё и вонзиться клыками охотнице в предплечье? Пока она не перестала намазывать зеленую кашицу на рану… Боль от игл я уже ощутил – вот что меня ждет в конце пути, когда я не смогу сдержаться в ночь Предела. Перед глазами встает лицо Ирины, красивое, улыбающееся. Если бы только знать, что она перевертень…
«И что бы изменилось?» – спрашивает меня внутренний голос. Я не знаю, что ему ответить.
– Не морщись, я же для тебя стараюсь, – из тяжелых раздумий выводит голос тети Маши.
Стараюсь расслабить мышцы лица, и в этот момент дверцы машины распахиваются. На передние сидения запрыгивают два вспотевших парня. На рубашке Вячеслава алеют пятна крови.
– Газу-газу-газу! – кричит он и до половины высовывается в окно.
– И без тебя знаю! – бурчит Александр, машина с трудом заводится и резко прыгает вперед.
Нас откидывает на спинки кресел. Сзади гремит оглушительный взрыв. Я вижу в боковое зеркальце, как «Волга» подскакивает на месте, из-под её днища вырываются клубы огня, и пламя взвивается в небо. Машина падает обратно. В оконных проемах виднеются головы пассажиров, они склонились друг к другу, словно шепотом делятся тайными секретами.
«Газель» уверенно набирает ход, и вскоре очередной спуск закрывает от нас горящую машину. В «Волге» горят два человека, которые помогли нам, и получили за это награду. В «Волге» горят перевертни – молодые ребята, которым не посчастливилось попасть под яд оборотней. В «Волге» горит моя ночная любовница, которая на поверку оказалась старым перевертнем.
Шестое задание выполнено
Вы получили умение распознавать перевертней
– Я трахнул старого перевертня, – сам не замечаю, как говорю это вслух.
– Круто, – меланхолически отвечает Вячеслав, – а я носок потерял.
Лишь спустя долгую секунду салон «Газели» взывается диким хохотом. Кажется, что смеется всё: серая обшивка на потолке; черные сиденья; елочка-вонючка; резиновые коврики. В этом смехе сквозь слезы вырывается накопившееся напряжение, угнездившийся страх внутри – боязнь не успеть и сорваться. Тетя Маша смеется, прикрывая рот платочком, Вячеслав гогочет, запрокинув голову, Александр хохочет, клонясь к рулю, я же упираюсь лбом в спинку сиденья и захлебываюсь в судорогах, чувствуя, как по щекам текут слезы.
Поднимающееся солнце смотрит на нашу машину, смотрит на бескрайние леса, что частоколом встали по обе стороны дороги, смотрит на птиц и зверей. Светило дарит свет и тепло всем существам на нашей планете, всем, без разбора, не взирая на принадлежность к хорошим или плохим. Лучи солнца ласково скользят как по телам людей, так и по мордам оборотней. Комедии, драмы, трагедии – все жанры солнце видело не раз, но вряд ли оно видело то, что случилось дальше.
Старый охотник
– Вы-то как здесь очутились? – спрашиваю я у сидевших впереди.
Мы удалились на пару десятков километров от места взрыва, и я ощущаю, как заныли, заревели от боли все части тела. Адреналин понемногу вышел, оставив после себя боль похмелья. Перестают трястись пальцы, уходит дрожь из коленей, зато появляются выстрелы в висок, разряды по треснутым ребрам, удары плетью по раненым рукам. Нытье в плече отдается гулом в ушах. Чтобы хоть как-то отвлечься, решаю разузнать о счастливом стечении обстоятельств.
– Тебе кратко, или с подробностями? – спрашивает Вячеслав.
В смеющихся глазах мелькает озабоченность. Неужели я так плохо выгляжу? Колючий плед пытается сползти, и я поправляю на груди. Почему в американских фильмах героев вытаскивают из различных бед и стараются укрыть покрывалами и пледами. Чтобы ощутить себя как дома под одеялом? Я не ощущаю себя как дома, мне плохо…
– Можно без подробностей. Уж больно вовремя вы оказались в нужное время в нужном месте. Будто караулили из кустов.
Сидящие впереди переглядываются между собой. Теперь их глаза пересекаются без враждебной настороженности. Вот сейчас они откроют тайну своего примирения, расскажут, через какие испытания пришлось им пройти, чтобы достичь взаимопонимания и согласия…
Блин!! Как же стрельнуло под лопаткой!
– Приехали мы в Курган, а там, как и ожидалось, нас встретили два парня. Двое из ларца, одинаковых с лица. Обниматься не полезли, лишь попытались ладони сплющить своими лапищами. Прокатились мы с ними до села Волчьего, нырнули дальше в лес, а потом остановились на полпути до дома и решили мальчишки ехать за вами. Махнули на тропинку и развернулись обратно. А мы потрюхали к дому Сидорыча. Сашка места знакомые узнавал и даже мне показал заначку из зубов перевертней. Лихо Иваныч с подполковником их потрепали, – говорит Вячеслав.
– Встретили нас Володя с Геной, ох и ласково встретили, – бурчит охотница.
– Да? А где они? Эх, я бы и навалял им за обман! – вскидывается Вячеслав.
– Обманули они нас, не было дома никого. Ни Людмилы, ни Ульяны, ни Сидоровича, – говорит Александр, и кивает мне. – Ты как? Держишься?
В этот миг взгляд напоминает того самого Сашку, с которым сидели за одной партой, с которым вместе клеили девчонок и подкалывали сокурсниц. Смеющийся взгляд, добрый… не охотничий.
На память приходит эпизод из прошлой, такой далекой жизни, когда мы были ещё обычными студентами. Когда не нужно куда-то мчаться, кроме как на пары или на свидание, когда разборки заканчивались разбитыми носами, а не взорванными больницами и машинами. Это было всего лишь год назад, но казалось, что так давно…
Группа из десяти человек на паре английского языка, суббота, почти лето. Учиться не хотелось никому, и мы подговорили старосту заболтать преподавательницу, чтобы та не давала заданий. Такое случалось раньше, когда преподавательница две пары рассказывала о своей жизни, а мы подкидывали разнообразные вопросы. Женщина в возрасте и в самом деле думала, что нам интересно её прошлое, а мы в это время играли в «Виселицу», «Слова», «Морской бой». В общем, развлекались как могли под неспешное журчание её голоса.
Так получилось и в этот раз. Староста начала рассказывать о своем ребенке, о том, какой у него вес при рождении и какой рост. Преподавательница поддержала разговор, и они погрузились в диалог, в который иногда вплетали свои реплики однокурсницы. Мы же с Сашкой маялись дурью, писали друг другу записки и рисовали разнообразные картинки, не всегда приличные, но всегда без гомосятины. Англичанка сперва неодобрительно поглядывала на нашу мышиную возню, потом сделала замечание. Она никогда не любила Сашку, может потому, что тот частенько прогуливал её уроки и еле-еле натягивал проходной балл, и всегда не упускала возможности подколоть нерадивого ученика.