– Здравствуйте! – опоминается Людмила. – Саша, тетя Маша. Женька, а ты как здесь очутился? Я всё думаю, за что Александр её полюбил? Ну да, темноволосая, красивая, с глубоким грудным голосом. Но таких миллионы, а он влюбился именно в берендейку… – Попал под горячую пасть, вот и стал таким как ты, – вздыхаю я и бросаю вещмешок на скамью. Глухо стукают ребра арбалета. – А почему вы одни, где Владимир с Геннадием? – спрашивает Людмила. Похоже, что моё перерождение её ни капли не удивило. – Они встали на сторону перевертней и погибли, – сухо говорит охотница. – Надеюсь, что мы успели, где Ульяна? – Ах! – всплескивает руками Людмила. – Как же так? – Говорил я тебе, что они другими стали, а ты мне не верила. Вот и поплатились. Эх, неслухи! – кряхтит голос с печки. – Так мы успели? – повторяет вопрос охотница. – Успели куда? – Людмила непонимающе смотрит на нас. – К вам на защиту, – ладонь Вячеслава проходится по волосам Людмилы. – Ульяна спит, – Людмила кивает на кроватку, где на сероватой простынке вольготно разлеглась розовощекая малышка. – Только недавно уложила, всё плакала и не хотела успокаиваться. С загнетки снова раздается натужный кашель и на печке садится древний старик. Его руки дрожат, когда он пытается натянуть на плечи одеяло. Он кажется древнее динозавров, сухонький, сморщенный, беззащитный. Александр подскакивает к нему. – Сидорыч, что же с вами случилось? – охотник удивленно осматривает старого берендея. – Только недавно могли мчаться целую неделю без остановки, а теперь что? – А-а, это ты, охотничек, – старик подслеповато щурится. – Зашел-таки в избу к берендеям. Не знаю я, что со мной. Хворь напала вскоре после вашего ухода. Ни встать, ни сесть, перед глазами всё кружится. Я присаживаюсь в уголке. Рядом садится Александр. Нельзя сказать, что он выглядит несчастным. Он выглядит уставшим. Так люди стремятся к цели, добиваются её и садятся на пенек, чтобы отдохнуть. В такие моменты можно сказать, что они пока счастливы, ведь впереди уже маячит другая цель и другой пенек. Вот и Александр казался таким устало-счастливым. – Всё нормально? – спрашиваю я его, пока охотница осматривает слезшего берендея. Александр кивает, исподтишка посматривая на Вячеслава и Людмилу. Крупный мужчина что-то шепчет Людмиле на ухо, та лишь кивает и крепче сжимает в объятиях. Александр вздыхает, но в этом вздохе я слышу облегчение. Не знаю – почему он так вздыхает? Может, потому, что излишне волновался в последние дни, или же чересчур надеялся на встречу? Вот она встреча – и что дальше? Всегда неприятно быть вторым… – Да, Жень. Всё нормально. Устал немного и только, – наконец говорит он. Старается говорить тихо, чтобы не разбудить ребенка, но вскрик старого берендея сводит на нет его старания. Тетя Маша излишне сильно нажимает на какую-то точку, и от этого со стороны кроватки слышится детский плач. Людмила с неохотой отпускает Вячеслава и подходит к ребенку. Из кроватки показываются испуганные глазенки – столько людей сразу Ульяна никогда не видела в небольшом помещении дома. Звонкий плач прекращается, когда Людмила покачивает её на руках и девочка понемногу успокаивается. Я вижу, как Александр расплывается в улыбке, при появлении дочки. Помню те моменты, когда в гости приходили взрослые дяденьки и тетеньки, а я, тогда ещё малыш, рассматривался со всех сторон и люди гадали – на кого больше похож. Чьи глаза, чей нос, чей рот и подбородок… Рассматривали, как породистую лошадь или собаку. В таких случаях я всегда убегал и прятался, потому что твердо знал, что похож на маму и папу одновременно. Когда же Ульяна показывается на свет, то я сразу вижу от кого у неё нос и чьи глаза. В остальном же она точная копия мамы. – Ути, кто у нас проснулся. А что мы кричим? Испугалась больших дяденек? – сюсюкает Людмила, пока пританцовывает с Ульяной на руках. Девочка переводит взгляд блестящих глаз с одного на другого. Я подмигиваю ей. Вряд ли она понимает, но я подмигиваю. Вижу, как дергается рука Александра, когда глазенки обращаются на него. Ё-моё, нам всего по двадцать лет – за что ему такие испытания? – Тебя отравили, Сидорыч, – слышится голос охотницы. – Срочно нужно лечить. От этого спокойного голоса все вздрагивают. Жахни сейчас за окном граната и то взрыв не произвел бы такого эффекта. Мы поворачиваемся к стоящему у стены старому берендею. Он как раз опускает приподнятую рубашку, скрывает худую грудь, покрытую седыми волосами. Блестящие черные глаза хмуро смотрят на охотницу. – Мальчишки, что ль сделали? – Может и они, кто сейчас ответит? Ой и яд-то какой старый, только раз видела его в действии. Осталось тебе ещё пару недель, не больше. Так что молись Роду, что мы подоспели, – охотница достает из сумки пакетики с травами и указывает мне на чайник. Я понимаю её без слов и ставлю пузатое металлическое чудо на пришесток у горячей печки. – Так на нас же яд не действует, – неуверенно говорит Вячеслав. Он стоит посреди комнаты и не знает, куда деть свои большие руки. – Да знаю я, что не действует. Пронесет и всё, но это не обычный яд. Делали его старинные алхимики, а те мастера были на всякие каверзы. Эликсир бессмертия сделать не получилось, а вот яды и отравы у них выходили превосходными. Собирайся, Сидорыч, отправимся к Платонову! – командует охотница. Старый берендей отрицательно качает головой и шагает по направлению к печке. – Тебе нужно, ты и собирайся. А я останусь с внучкой. Не могу я её оставить, когда рядом носится черный перевертень! – Тоже его видел? – спрашивает охотница. – Видел давным-давно! Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – зачем вы пришли! Последнюю кровь под защиту взять хотите. Раз охотничек с арбалетом притащился, значит, не удалось ему черного перевертня победить. Нет, рано вы меня списываете… – последние слова берендея скрываются в страшном кашле. От такого кашля не мудрено кишки наружу выплевать, а он ещё кочевряжится. Охотница хмурится, глядя на упрямого старика. Кашель сгибает его пополам, грозит разорвать на равные половинки. – От тебя здесь немного пользы. Только под ногами мешаться будешь. Я сейчас заварю травы, но в твоем состоянии они мало помогут. Не ожидала я, что такое старинное коварство наружу выплывет. К Платонову надо. – Отстань, охотница. Я своё уже пожил, ты лучше внучку с дочкой защити. Мальчишек жалко, но кто же мог подумать… Чайник закипает. Тонкий свист подзывает снять его с подшестка. Охотница спокойно берется за горячую ручку, и шипящий кипяток заливает сухие травинки на дне алюминиевой кружки. До моих ноздрей доносится запах солнечного луга и свежескошенного сена. Людмила всё также пританцовывает с дочкой на руках. Та уже не кричит, а засунула пальчик в рот и внимательно смотрит на охотницу. Тетя Маша мягко улыбается Ульяне и поворачивается к Сидорычу. Тот больше не кашляет, но держится за грудь. – Выпей, старый вояка. Выпей и послушай. Мелкими, воробьиными глотками, сдерживая подступающий кашель, Сидорыч выпивает настой. Стоит десять секунд и старается вздохнуть. На сей раз кашель не вырывается наружу, лишь воздух выходит с шипением спущенного колеса. – Если ты будешь ломаться, то осиротинишь и внучку и правнучку. Пойдем к Платонову. Обернемся быстро, я знаю, как ты споро умеешь двигаться. А за это время с ними ничего не случится. Пока ты собираешься, я выставлю защитный круг. – Ага, тебе он не очень-то помог, – хмыкает Сидорыч. – Были обстоятельства, – мельком скользнув по Александру взглядом, отвечает охотница. – Собирайся, Сидорыч, не тяни кота за… хвост! – Деда, и в самом деле сходи до дяди Семёна. Он поможет, а нас ребята защитят в случае чего. Да и ты меня много чему научил, – подходит Людмила. Ульяна агукает на руках. После оглядывания новых людей, пальчики занимают её больше. Она сосредоточенно осматривает их, наблюдает за шевелением розовых червячков. Казалось, что Ульяна разговаривает с ними на одной ей понятном языке. – Эх, внучка, да сердце разрывается, от мысли, что останетесь тут без меня, – морщинистая рука старого берендея ерошит светлые мягкие волоски на голове Ульяны. – Ничего, главное, чтобы ты поправился. Мы подождем, – улыбается Людмила. Может, за эту улыбку и полюбил в своё время Александр эту девушку? Я молчу. Думаю о своем и наблюдаю. Драма сейчас разворачивается не на словах. Действие идет в душах. Я заметил, как Вячеслав пару раз виновато оглянулся на Александра. Тот лишь кивает в ответ. Ребята понимают, с кем останется Людмила. Она тоже несмело поглядывает на моего друга. Старик присаживается на узкую кровать, допивает оставшееся в кружке, крякает и хлопает ладонью по колену. – Так и быть, сносимся до Платонова. Давно я не видел этого прохиндея, вроде и живем неподалеку, но всё как-то недосуг. Внучка, собери, что в дорогу. Охотница зовет Александра на улицу. Я было дернулся с ними, но мне строго-настрого запрещают выходить. «Дела охотничьи берендеев не касаются!» Людмила передает Ульяну Вячеславу и собирает в старенький рюкзак нехитрую снедь. Девочка испуганно смотрит на круглое лицо с курносым носом и проводит ладошкой по щетинистому подбородку. Бриться некогда, и у нас возникла ядреная щетина. Мы трое походим на забулдыг после недельного запоя: ввалившиеся щеки; блестящие глаза; мешки под глазами. И щетина… Пальчики Ульяны пытаются выдернуть хоть пару волосков из подбородка Вячеслава. – Сейчас выдернет и скажет: «Трах-тибидох-тибидох!» – вспоминаю я мультик про волка и зайца. – Да уж, она любит подергать за волосы, чуть половину бороды не выщипала, – отвечает Сидорыч и с кряхтеньем поднимается. – Ладно, ребята, оставайтесь тут. Никому не открывайте. Мы постараемся быстро обернуться. Заходит Александр и смотрит на Ульяну. – Люда, можно я её подержу? – спрашивает он после небольшой паузы. – Только аккуратно, а то она ещё к вам не привыкла, – отвечает Людмила и кивает Вячеславу. Надо было видеть, с какой неохотой тот отдал ребенка Александру. С таким лицом только евреи долг отдают… Александр принимает как драгоценную вазу династии Минь, аккуратно, чтобы не уронить. Но Ульяна почти тут же куксится и начинает реветь. Она боится худого лица. Александр отдает девочку обратно Вячеславу. Может, это мой воспаленный мозг играет в какие-то чудные игры с галлюцинациями, но я отчетливо вижу, как на краткий миг в руке Александра что-то блестит. Мой бывший однокурсник молча берет со скамьи свой рюкзак. Нет у него ничего в руке. Скорее всего это шутки мозга. – А ты куда собрался? Оставайся с ними, – говорит Сидорыч. – Тетя Маша велела, – отвечает Александр. – Если на вас нападут, то от меня пользы больше будет, чем за защитным кругом. – Ну-ка пойдем, поговорим! – командует Сидорыч, подхватывает рюкзак, который ему подает Людмила и выходит на улицу. Мы все высыпаем на улицу. А что? Я один сидеть не собираюсь – мне тоже интересно. А в комнате я ещё насижусь. За защитным кругом. Сидорыч подходит к стоящей в тридцати метрах охотнице. В руках у неё блестят две иглы. Плечо начинает ныть, когда я смотрю на это смертельное оружие охотников. – Что за новости, Мария? Я думал, что мы с тобой вдвоём отправимся. Оставь охотничка здесь, пусть Ульянку защищает. – Дочка Пастыря здесь, так что он нам больше поможет, когда будет рядом. За защитным кругом с ними ничего не случится, если изнутри рваться не будут. Хватит разговаривать, Сидорыч. Каждая секунда дорога, – охотница нетерпеливо встряхивает головой. Старик пытается протестовать, но Людмила кладет руку на сухонькое плечо. – Деда, идите, всё будет хорошо. Я не могу ещё и тебя потерять. Я вижу, как расслабляется напряженное плечо старика. Он выдыхает и поворачивается к Людмиле. Чуть поодаль стоит Вячеслав с Ульяной на руках. Ребенок оглядывается по сторонам, любопытные глазенки скользят по людям, берендеям, кустам, деревьям. Она уже не плачет, лишь дорожки возле носика показывают следы недавних слез. – Мы скоро. Отвечаешь за них головой, – Сидорович обращается к Вячеславу.