И в состоянии человека я потенциальная жертва оборотня, и в состоянии оборотня жертва своих страстей и инстинктов. Однако, человеком я как-то быть уже привык, а вот оборотнем не очень. Я поднимаю голову и улыбаюсь присутствующим. – Я хочу стать человеком. – Женёк! – шагает ко мне Александр, но я останавливаю его взмахом ладони. – Не надо, Сань, я всё решил. Слишком много смертей я увидел и не хочу в будущем становиться подобием Марины. Я видел, что может натворить берендей, который вкусил человеческую кровь. На пути сюда я не раз оказывался в таком же положении, но меня выручала тетя Маша. А сейчас её рядом не будет и что? Нет! Решено – я хочу быть человеком! – Да будет так! На этот раз нет никаких световых спецэффектов, звукового ряда и даже костер не выстреливает сучком. Я ничего не чувствую. Ничего. Даже одежда не появилась, так и стою в семейных трусах посреди глухой тайги. Лишь остается какое-то щемящее чувство грусти, такое появляется при возвращении с хорошего отдыха. Словно что-то покидает тебя и никогда не вернется, ты можешь прибыть в это место снова, но ощущения уже не повторятся. Я пробую представить себе перевертня, который бы кидался… бросался… кусал… Но ничего не происходит – я не изменяюсь, даже волоски на руках не поднимаются. Я снова человек! Вы потеряли сущность оборотня. Вы исключены из Игры. При повторном вхождении возможно возвращение полученных характеристик и навыков. Возвращение? Да вот фигушки! Я хрен теперь по своей воле в это вляпаюсь! – Теперь прощайтесь, дети мои. Вы слишком долго загостились на Земле и нужны мне в другом месте! Голос говорит это четверке, которая стоит у деревянных столбов. Тетя Маша печально улыбается и подходит к Александру с Юлией. За ней следует бывший Пастырь. Эти две пары чем-то неуловимым похожи друг на друга. Тетя Маша на Юлию и Александр на Егория. Велес с Перуном приближаются к нам. – Ты правильно сделал, – говорит мне помолодевший Перун. – Не дело это – менять сущность данную от рождения. На том и стой. – Эх, а мог бы стать хорошим берендеем, – сетует Велес и протягивает мне крепкую ладонь. – Что ж, твой выбор – это лишь твой выбор. – Спасибо на добром слове, мне привычнее быть человеком. А там глядишь и в охотники определят… Шучу, шучу! – я спешу исправиться, увидев недовольный взгляд Людмилы. – Скажите, а ваша Игра закончилась? Теперь все будет нормально? Ойкаю, когда железная ладонь Сидоровича плющит мои пальцы. Тот лишь хмыкает, мол, знай наших. Так же поступает и Платонов. Старики-разбойники, блин! – Лишь одно существо сможет остановить нашу Игру, но сможет только по своей воле. Мы не должны говорить о финале – вы догадаетесь сами… – говорит Егорий, а Ладослава почему-то опускает голову и вздыхает. – Дочка, ты держись за Славку. Пусть он и охламон, но со временем хорошим мужем станет, – говорит Сидорович, целует в макушку Ульяну и обнимает Людмилу. Вячеслав так и лежит в беспамятстве, его лишь постарались положить аккуратнее. – Хорошо, деда. Так и будет, он за мной как за каменной стеной, – улыбнувшись сквозь слезы, говорит Людмила. Маленькая Ульяна протягивает ручки к Велесу, тот подхватывает ребенка и несколько раз подкидывает в воздух. Девочка заливисто смеется, пока Платонов-Перун обнимает её маму. – Эх, и молодость вернулась, а применить её не могу. Отбил бы я тебя у Славки, ой и отбил бы! – улыбается Семен Алексеевич. – Нет уж, теперь я от него никуда. Жизнь разная будет, но вместе справимся. Сидорович с Платоновым отходят к новоявленному Пастырю с не менее новоявленной охотницей. А тетя Маша со своим суженым подходят к нам. Я не слышу, что они говорят своим преемникам, но, судя по грустной улыбке Александра и мокрым щекам Юлии, слова были проникновенными. Я вижу, как тетя Маша снимает амулет с маленьким арбалетом и вешает его на шею девушки. Это многое значит, ведь сколько продлилось наше путешествие – тетя Маша никогда не снимала амулета. – Прощайте, ребята. Не поминайте лихом, – обнимает бывшая тетя Маша. – Ты тоже не забывай меня, маманя. Оно вишь как получилось – я снова без пинджака остался. Охотница улыбается уголками губ и обнимает Людмилу. Ульяна цепляется ручкой за одежду тети Маши. Та целует ребенка в макушку и вытаскивает из кармана синюю соску-пустышку. Малышка видит свою вещь и тут же сует её в рот, причмокивает. Людмила благодарно кивает. – Я не знаю вас, но от всего сердца благодарю, что не оставили Ладославу в трудный час, – говорит бывший Волчий Пастырь. Он улыбается ровными зубами и отвешивает нам земной поклон. Я же протягиваю руку для рукопожатия. Ну, не умею я так кланяться, да и завязанные трусы слететь могут – нарушат торжественность момента. Раздавленные пальцы вновь сжимает стальная рука. Я постарался не очень кривиться. – Когда очнется Вячеслав, передай ему, чтобы берег вас… И… прости за всё, – говорит охотница Людмиле. – Обязательно передам. И давно уже простила, – откликается девушка. – Чмок-чмок! – подтверждает Ульяна. Четверо молодых людей подходят к костру и поворачиваются к нам. Берутся за руки. Словно живой кордон: два охотника, два оборотня. Четыре человека. Вспышка. Яркая, словно маленькое солнце на миг образовалось на поляне. Когда проходят круги перед глазами, то никого из четверых не оказывается на прежнем месте. Даже трава не примята… И только тут приходит осознание того, что я никогда больше не увижу добрую улыбку тети Маши, её понимающие глаза. А ведь я почти сроднился с ними, как с родителями… С родителями! – Юля! Откуда у перевертней появились те фотографии? Девушка вздрагивает как от удара. – Они сделали их, когда побили Сашу и тетю Машу. Вас обманули, чтобы проникнуть за Защитный круг. Их принес отец Александра, когда обманул старых перевертней и показал им эти фотографии. Он сфотографировал обоих… – Да-да, эту историю я знаю… А фотография моих родителей? – Вот про неё я ничего не знаю, – отвечает Юлия. – Я даже не знала, что она у них есть. – Сань, а как вы Пастыря оживили? – задаю я вопрос, не дающий покоя. – Мы следили за вами, а кровь я прежде взял у Ульянки, – говорит Александр (значит, мне не показался блеск в его руке, когда мы были в избе). – Вот она-то и вошла в Егория. А он уже всё услышал своими ушами. – Коварные вы, – выдыхает Людмила. – Я сначала даже испугалась, когда на нас вылетели два разъяренных старика. И потом, когда дедушка выпустил очередь в воздух, я тоже чуть Богу душу не отдала. – Так я же говорю, что мы следили за поляной. Недаром Женька найти меня не мог, когда в прятки играли – по скрытности мы дадим фору любым ниндзя. Сидорыч с Платоновым прекрасно справились со своей задачей, жаль, что не успели Вячеслава предупредить, – Александр кивает на лежащее тело. – Да ладно, он и не из таких передряг выбирался, – отвечает Людмила. – Мы встретили Платонова, когда спешили к нему с Сидоровичем. Тетя Маша каким-то чудом установила с ним связь, и тот примчался к нам на встречу. А дальше по соске мы вас и отыскали… – Я не знала, что они убили твоих родителей, – тихо говорит Юлия. Она говорит это не мне. Людмила долгую минуту смотрит на Юлию, потом вздыхает и обнимает её. – Они отомщены, не суди себя. Убийцы получили своё. Я прощаю тебе похищение Ульянки, если пересечемся, то помни, что я оказала тебе услугу. Юлия непонимающе смотрит на Александра. Тот привлекает её к себе и целует в щеку. – Я расскажу тебе, что значит принимать услугу от оборотня. – У вас всего одни сутки! Ваше дело – как их провести! Голос из костра заставляет вздрогнуть. Александр виновато смотрит на меня. – Мы ещё увидимся, Жень. Обязательно увидимся! Такие слова говорят при неминуемом расставании, когда «обязательно» переходит в «никогда». Жаркий ком внутри груди достигает размера Вселенной, я с трудом сглатываю. Обнимаю своего друга. Мышцы его тела настолько твердые, словно я обнимаю теплый мрамор. Совсем недавно мы с ним дурачились за одной партой, подкатывали к девчонкам, дрались спина к спине, а теперь – должны расстаться. Расстаться навсегда. Он тоже сдавливает меня в тисках так, что сухо хрустят позвонки. Александр снимает с себя амулет с арбалетом и отдает мне. – На память, брат. Не забывай меня! – Не забуду, брат. Юлия машет нам рукой. Они отходят к каменному пьедесталу, и вспышка освещает поляну в третий раз. На месте Александра и Юлии появляются два ромашковых кустика. Под порывами ветра соцветия склоняются друг к другу, кажется, что они время от времени переплетаются в страстных объятиях. Я смахиваю накатившую слезинку, Людмила тоже вытирает глаза. Ульяна вздрагивает, когда сзади нас раздается невнятный голос: – Козлина, я тебе сейчас глаз на жопу натяну! Возвращение домой