– Ты знаешь, я наконец-то нашёл свои картины. Они вот здесь, среди этого пепла. Вот здесь, если поискать, можно найти всё, что только захочешь. – И что, всё нашел? – Да, вот смотри: я их отложил, чтобы они снова не сгорели. – Где отложил? – удивлённо спросил Марк, осматривая пространство вокруг и ничего не находя. – Ну вот же, рядом с тобой лежат. Осторожно, не сядь на них, я их еле-еле отыскал здесь. Тут столько пепла, как будто сгорел не один дом, а целый квартал, – Твен засмеялся своей шутке, смотря мимо Марка. Тот посмотрел в глаза брата, пытаясь понять, шутит он или нет. Взгляд Твена обрёл серьёзность, и он опять стал смотреть вдаль, раскачиваясь под какой-то собственный ритм. – Твен, я искал тебя целую неделю по всему городу, волновался очень! Ты где был всё это время? – Я искал свои картины. Я чувствовал, что они не сгорели, я это просто знал. И нашёл. Марк, давай устроим выставку? Только в этот раз не будем устраивать её в доме, а устроим прямо тут в парке, на свежем воздухе. Я боюсь их снова потерять, они словно мои дети. Марк сидел и не понимал, что происходит. От нахлынувшей тревоги его начало трясти, как с похмелья. Неужели брат сошёл с ума, и он потерял его навсегда? – Твен, брат, скажи мне только правду: ты пил сегодня? – обеспокоенно спросил Марк, надеясь на то, что брат сейчас кивнёт или скажет: «Да, немного пригубил, а что мне остаётся?» – О чём ты говоришь? Уилл же запрещает пить алкоголь, иначе нам влетит от него. У тебя, наверное, до сих пор рубцы не зажили после того случая. Дай-ка посмотрю. – Твен, ты что? Какой Уилл, какие рубцы? Столько лет прошло с тех пор! Что с тобой, брат? – голос у Марка сорвался, и он начал кашлять, чтобы его восстановить. Слёзы предательски подступили, и он закрыл глаза рукавом куртки. – Ты знаешь, Твен, а мне мама на днях снилась! Говорила, что любит нас очень и что скоро всё закончится. – Что закончится? – Я не знаю, ты же у нас самый умный, вот и скажи мне. – Я вот думаю, хватит ли нам картин, которые я отложил, чтобы организовать выставку? Марк посмотрел на раскачивающегося Твена и встал, понимая, что нужно что-то с этим делать. – Пойдём, брат, нам нужно в больницу. Вставай, вставай, нас уже ждут там. – Ты заболел? – Твен неохотно встал с травы и отсутствующим взглядом посмотрел на Марка. – Да, немного. Пойдём, брат. Тут недалеко. Психиатрическая лечебница Черити Хоспитал находилась недалеко от французского квартала. До неё легко можно было доехать на автобусе, чтобы навестить родных, находящихся там. Что и делал периодически Марк, когда выдавался свободный денёк. Твен находился в этой больнице уже три месяца, и лечащие врачи каждый раз говорили Марку, что ещё рано делать какие-то выводы. Нужно подождать, и Марк ждал. Диагноз, который поставили Твену, был неутешительный – шизофрения. Глава 22. Пробуждение Брауна 1990 год, Льюисвилл, штат Техас Уилл Браун очнулся так же внезапно, как и впал в кому. Открыв глаза, он увидел перед собой белый потолок. Сделав над собой усилие, попробовал посмотреть по сторонам, чтобы понять, где находится. «Надо позвать на помощь и сообщить, что я живой, что я очнулся!» – подумал он и попробовал закричать. Но никакого звука не смог произнести, потому что понял: в его рот вставлена трубка. – Мммммммм… «Да, смешно, конечно, но так меня точно никто не услышит». Уилл сделал над собой усилие и попробовал пошевелиться. Руки не двигались, по крайней мере, он их не чувствовал. «Что же это происходит, почему никто ко мне не идёт? Эй, люди, услышьте меня, я тут в палате лежу! Я пришёл в себя. Вам что, плевать на меня? Чёртовы засранцы! И за что вам только деньги платят, сукины дети? Это что же получается, я пришёл в себя, но двигаться не могу. Полуживой, что ли? Получеловек – так меня теперь называть? Посмотрите-ка люди, да это же Половинчатый Уилл! Вот людям на потеху будет. Может, меня ещё и в цирк уродов запихнут!» Он снова начал мычать, чтобы хоть кто-нибудь услышал и пришёл на звуки. И возможно, Бог, в которого он не верил, его услышал, потому что дверь в палату открылась, и вошла медсестра. Уилл снова начал мычать, чтобы она обратила внимание на него, что и произошло незамедлительно. Медсестра подбежала к Уиллу и увидела, что пациент в сознании и смотрит прямо ей в глаза. Браун издавал непонятные звуки из-за мешавшей ему трубки, вставленной в рот, и в тоже время пытался улыбаться, потому что внутри у него всё ликовало. – Тише, тише, сейчас врача позову, и трубку вытащим. Слава богу, пришёл в себя, радость-то какая! Чудо! – медсестра всё ахала и вскидывала руки к небу, даже не пытаясь скрывать эмоции от нахлынувшего события. «Ну и долго ты тут будешь стоять да бога хвалить? Может, уже пора бежать за врачом?!» – зло возмущался про себя Уилл Браун. Он снова начал мычать, пытаясь таким образом сказать медсестре, что ему уже надоело лежать с трубкой во рту. – Да, миленький, уже бегу! – и она выбежала из палаты, утирая слёзы счастья рукавом халата. «Ох ты, чёрт, какая эмоциональная медсестричка. И симпатичная! Лишь бы меня доктор на ноги поставил, я бы показал ей, какой я горячий мужчина». Спустя пару минут в палату вбежали несколько врачей и медсестёр посмотреть на случившееся чудо. Вокруг Уилла Брауна собралась целая толпа медицинских работников, которые быстро начали что-то обсуждать, советоваться, удивляться. «Может, уже кто-нибудь вынет эту дрянь у меня изо рта, мать вашу!» – Уилл снова начал мычать, пытаясь на этот раз привлечь внимание врачей. – Думаю, надо извлечь трубку. Пациент пришёл в себя и может уже сам дышать, – сказал врач медсестре, стоящей рядом с Уиллом. – Только осторожно вытаскивай. – Мистер Браун, на счёт три сделайте глубокий выдох, и медсестра вытащит трубку у вас изо рта. Готовы? Уилл сделал утвердительный жест головой и выдохнул. Трубка вышла из горла, не причинив никаких неудобств, кроме начавшегося кашля. – Итак, коллеги, перед вами находится пациент, который пробыл в коме четыре с половиной года. И только сегодня пришёл в себя. Я полагаю, это чудо! Ведь никто уже не верил в положительный исход. – Четыре с половиной года! Да вы шутите, верно, коллега? – Нет, так есть, именно столько времени мистер Браун находился в коме. – Но, доктор, скажите нам, что удерживало вас не отключать аппарат искусственной вентиляции лёгких? – Его жена, миссис Браун, запретила нам это делать. Она каждый день надеялась на то, что её муж наконец-то очнётся. – Это просто невероятно! Можно сказать, жена спасла этого счастливчика. – Доктор, скажите, вы проверили его жизненные показатели? Посмотрите на него: он смотрит на нас и, видимо, хочет что-то сказать. – Он не говорил четыре с половиной года, может, он разучился? – Мистер Браун, как вы себя чувствуете? Скажите нам что-нибудь, – врач сел рядом с пациентом на кушетку и начал проверять рефлексы его конечностей. – Я нииего не устую… – прошепелявил Уилл. – Мне не ольно. – Всё хорошо, с вами всё будет хорошо! А мышцы, которые у вас атрофировались за такое долгое время, придут в норму. Мы всё для этого сделаем. А сейчас отдыхайте. – Пасибо, октор. – Пойдёмте, коллеги, оставим мистера Брауна одного. Ему в ближайшее время предстоит тяжёлая работа, необходимо будет снова учиться ходить, двигаться, говорить. А мы ему в этом обязательно поможем. Вечером к Уиллу Брауну заглянула Тина. Он наконец-то увидел её собственными глазами, которые не открывал четыре с половиной года. Он знал, что жена ходила к нему всё это время, чувствовал её присутствие и слышал голос. Мужчине было приятно увидеть родное лицо, хоть это была не Лилия, которую он никак не мог выкинуть из своего сердца. Когда Тина вошла в палату, он лежал и смотрел в потолок. Уилл боялся закрывать глаза, потому что страх, что он снова уснёт на несколько лет, сковывал. Его жена почти не изменилась: тёмные волосы были забраны в пучок, из косметики только помада, которая делала лицо не таким бесцветным. Глаза, немного опухшие от слёз – наверное, всему виной была новость, что её муж проснулся. Однотонное платье, которое одела женщина, было великовато и скрывало некогда красивую фигуру, не давая разгуляться фантазии. Она подбежала к Уиллу и обняла его тонкими холодными руками, от которых стало ещё холоднее. – Тиа, Тиа, шо с тоими уками? Поему ои акие олодые? Она не слушала, что говорил супруг, а только продолжала целовать того, кого и не надеялась больше увидеть живым. – Милый мой, ты живой! Ты очнулся. Наконец-то! Целых четыре года я была одна и молилась каждый день, чтобы ты вернулся ко мне, – слёзы текли из её глаз и падали солёными каплями на губы Уилла. – Еплачь, еплачь! Я зе венуся. – Уилл, что ты говоришь? Я тебя не понимаю, – Тина легла рядом с мужем и не отпускала его ещё долгое время, пока не уснула от нахлынувших чувств, которые лишили её сил. Браун видел, что жена легла рядом с ним, но ничего не почувствовал: ни холода, ни тепла. Ничего! Его тело ничего не воспринимало. Как будто рядом положили кусок бревна, который иногда что-то говорил и непрестанно ревел. Тина приходила к нему каждый день и помогала снова встать на ноги. Они вместе учились ходить, говорить. Все тренировки давались Уиллу с трудом, но он не сдавался – сквозь слёзы и пот продолжал двигаться. Жена рассказывала, что произошло за время его отсутствия, но ему это было не особо интересно. Браун витал в своём мире, в котором привык жить четыре с половиной года. В этом мире он строил планы мести и осуществлял их. В этом мире он порезал на кусочки любимого коня племянников и жестоко наказал Марка и Твена за то, что они почти убили его, пригвоздив к больничной койке на такой долгий срок. Месть Уилла была обоснованной и справедливой. Он отхлестал их кнутом, который сделал из кожи коня, кажется, его звали Красавчик. Когда Браун им это сказал, мальчишки начали плакать – это было забавно и весело. Кнут ложился на их спины легко, равномерно отрывая куски живого мяса с детских спин, в результате чего на них не осталось живого места. Им было больно, он видел, насколько больно, они пищали как девчонки, которые увидели ядовитых змей. Всё время, что он был в коме, Уилл отшлифовывал этот план, как алмаз, каждый раз придумывая что-то новое, более изощрённое, пока не довел его до совершенства. Жена сообщила ему, что племянники давно исчезли из города, и никто не знает, где они сейчас. Но для Брауна это была не проблема. Он найдёт их рано или поздно и отомстит за себя. Он убьёт их так же, как когда-то убил их отца – жестоко, хладнокровно, беспощадно. Через полгода Уилл Браун на костылях вернулся домой. Одна нога почти не двигалась – волочилась за ним следом, как кусок никому не нужных мышц и костей. Врачи сказали, что тому виной инфаркт, который произошёл после того случая с лошадью. Также ему посоветовали беречь сердце, не налегать на алкоголь и курение. В общем, не жизнь, а сказка! Уилл стал инвалидом, и что делать дальше, не представлял. Все знакомые, с кем у него был бизнес и державшие этот город в страхе, куда-то делись. Он никого из них ни разу не видел с того момента, как вышел из комы. Тина сказала, что за все четыре с половиной года, что он был в больнице, к нему никто не приходил. А ведь когда-то они были командой, правили этим городишкой, и все их боялись. …Всё началось с того случая с Патриком Джонсом, когда Джимми помог справиться с этим ублюдком. После того как в городе узнали, что Патрик Джонс попал под поезд, началось серьёзное расследование. Правда, оно ничем не закончилось, и дело закрыли в связи с отсутствием мотива убийства. Браун какое-то время молчал о своём преступлении, рассказывать об этом ему было совсем не выгодно. Ведь Уилл только вышел из тюрьмы и мог снова туда запросто вернуться. Поэтому какое-то время он просто сидел и не высовывался – ждал, пока утихнут все разговоры и не прекратится расследование.