- Но она ни в чем, совсем ни в чем не виновата, - наконец хрипловато выговорил он, - она ни о чем не знает. - Зато вы знаете все! - Александр Михайлович посмотрел на Дыбина жестко и холодно. - И что, мне действительно можно повидаться с Марией? - Можно. Все зависит от вас. Антон Прохорович, мне казалось, что вы умный человек. Теперь же приходится сомневаться в этом. Вы напрасно думаете, что ваше признание нужно нам. Нет. Прежде всего оно необходимо вам, Марии, вашему зятю, Владимиру. Сегодня я оставляю за вами право. Завтра вы будете жалеть, что не воспользовались этой возможностью. Судебная практика считает, что не раскаявшийся преступник - злостный преступник. А к злостному преступнику никакого снисхождения быть не может. - Я не злостный преступник, - опустил глаза Дыбин. - Я все расскажу. И прошу только об одном: пожалейте Марию… На другой день Александр Михайлович провел очную ставку: Семенов - Дыбин. Владимир был удивлен до крайности признанием Дыбина, поэтому махнул рукой и прекратил бесполезное запирательство. Во второй половине этого же дня Александр Михайлович привез Марию в следственный изолятор и устроил ей свидание с братом. И не пожалел об этом: увидел, как осветилось радостью угрюмое, почти мрачное, лицо Дыбина, как жадно протянул он к ней задрожавшие от волнения руки. Выбрав свободную субботу, Гвоздев поехал к Тамаре, сестре жены, к кому та уехала. Александр Михайлович сидел в купе вагона. За окном мелькали незатейливые пейзажи средне-русской равнинной полосы. В памяти мелькали картины минувших лет. Отслужив в Советской Армии, уволился в запас, Зина училась на четвертом курсе педагогического института. Через год он поступил на юридический факультет университета. Они поженились, когда Зина закончила учебу. Работать она пошла воспитателем в детский сад. Ей нравилось заниматься с маленькими детьми. В семье Зины Александра Михайловича невзлюбили. С годами острота неприязни сгладилась. Только дядя Сема по-прежнему скептически относился к мужу племянницы, считая его человеком весьма ограниченным и сухим. Однако влияние дяди Семы на Зину в последние годы настолько ослабло, что практически стало равно нулю. На четвертом году совместной жизни их постигло несчастье - заболел и умер ребенок, их первенец, чудесный мальчик, ясноглазый Минька, названный Михаилом в честь отца Александра Михайловича, погибшего на войне в 1943 году. Окончив университет, Александр Михайлович несколько лет работал следователем в районной прокуратуре, а затем был направлен на следственную работу в органы внутренних дел. …Стучали колеса, гудел на поворотах электровоз, текли мысли. Вот и прошло уже полжизни. Выдающегося ничего не совершено, но и сложа руки сидеть не приходилось. Незаметно день сменился вечером. А когда багрово-красный диск солнца коснулся темной линии горизонта, Александр Михайлович сошел с поезда и через час уже нажимал кнопку звонка квартиры Тамары. Дверь открыла Зина. Сперва она сделала было строгий вид, но не выдержала, шагнула вперед, протянула руки. - Жива-здорова, беглянка, - говорил он, обнимая ее. На другой день рано утром они отправились гулять. Вернулись домой счастливые, помолодевшие. Целый день провели вместе. Утро выдалось ослепительно светлое, теплое. Александр Михайлович с ощущением бодрости и легкости весело шагал на работу. Расследование успешно подходило к концу. Однажды Лукин привел вихлястого, белобрысого мужчину лет тридцати. - Угадай, кто сия персона? - ухмыльнувшись, спросил он. Александр Михайлович понял сразу: это Суслик. - Идет, молодец, по улице, - подмигнул Николай Степанович, - и в ус не дует. А я смотрю: да, вот же он, голубчик! А я-то его ищу, стараюсь… Верно ведь, Веня, искал я тебя? - Не знаю, - отвернулся тот. - Его Вениамином зовут, - пояснил Лукин, - он сам мне только что поведал об этом. Он еще кое-что нам расскажет… Расскажешь, ведь, Веня? Где теперь живет-поживает друг твой Шакир, а? Суслик молчал, шевелил длинными, тонкими, похожими на сосульки, пальцами. Два часа спустя он сказал, где живет Шакир, и тот вечером был задержан и доставлен в отдел. Задержали и Щелканову, у которой был своего рода перевалочный пункт краденого. - Ну вот и вся теплая компания в сборе, - довольно сказал Николай Степанович. - Поменьше бы было таких компаний, - буркнул Гвоздев. - Для того и работаем… Эдуард Дорофеев СТОЛКНОВЕНИЕ 1. Мальчишка прискакал в Кромск поздно вечером. В милиции в этот час кроме дежурного находился только начальник, высокий, могучий мужчина с черной повязкой на левом глазу - памятью о боях с деникинцами. Пантелеев лишь несколько дней назад был назначен на эту должность, после того как в схватке с преступниками погиб бывший начальник милиции. До этого Василий Матвеевич командовал тут же уголовным розыском, службу милицейскую знал, однако в новую должность входил трудно, отчего и задерживался часто допоздна, дотошно вникая в незнакомые дотоле дела. Пантелеев молча выслушал сбивчивый рассказ испуганного паренька, как бы между делом поинтересовался: - Сапоги потерял, что ли? И, не дожидаясь ответа, взялся за телефонную трубку. Парнишка мельком глянул на свои босые ноги, хотел было что-то сказать, но не успел - заговорил Пантелеев: - Дежурный, соедините меня с Кочергиным. «Батьку-то в два счета хлопнуть могут… - думал он, разглядывая залатанные, слишком широкие для паренька штаны. - Ухватил, видать, что под руку подвернулось, и сюда. Молодчина хлопец, хоть и испугался, наверное… - Кочергин? - услышав хриплый со сна голос начальника уголовного розыска, торопливо произнес Пантелеев. - Опять весточка о банде. Собирайте ребят. Надо сейчас же, в ночь по ней ударить. Она в десяти верстах… Хорошо. Давай… Он положил трубку на рычаг и вытащил из кармана старой кожаной куртки кисет. - Говоришь, человек десять в банде? - Ага. Батя сказал, чтоб я пулей летел. Чуток, сказал, продержится, у него маузер есть… - Немного, - задумчиво протянул Пантелеев и, покосившись на темное окно, прикинул, сколько понадобится Кочергину времени на сборы. - Ты садись, отдыхай, ноги-то замерзли? - Не-е, - отозвался парнишка, осмелев, гордый, видать, тем, что хорошо справился с поручением отца, и что с ним, как с равным, разговаривает сам начальник уездной милиции. - Я сапоги дома оставил, чтоб до конюшни быстрее бежать. Да и не слыхать, когда босый-то… - Верно, - усмехнулся Пантелеев, сворачивая аккуратно цигарку. - Не куришь? - Не-е… Батька ругается. «А ведь ухлопать могут батьку-то, - снова подумал Пантелеев. - Пока Кочергин ребят соберет, да пока доскачут…» Неожиданно вспомнился сын Сашка - каким видел его Пантелеев в последний раз перед отъездом сюда, в Кромск. Худенький, наголо остриженный после тифа мальчишка, увертываясь от поцелуев, обиженно бубнил: «Лучше бы с собой взял, я не маленький». «А мамка с кем останется?» - спрашивал Пантелеев. «А ты нас с мамкой забери». «Погоди маленько, обживусь и заберу». «Скоро?» «Скоро», - пообещал он тогда… Пантелеев вздохнул - «скоро» это затянулось уже на полгода и неизвестно, когда он перевезет семью в Кромск. Комнату он недавно получил, собрался было за сыном и женой, но появилась в уезде банда, и пришлось отложить эту поездку на неопределенный срок. - Батька-то что - комбедом командует? - Ага. С ним еще Гаврила Петушков и Архипов Егор Спиридоныч. - У них-то оружие есть? - Ага, винтовки. «Бандитам тоже не резон задерживаться, - мысленно решил Пантелеев, - так что могут и отбиться комбедовцы…» Распахнулась дверь. В кабинет решительно шагнул стройный молодой мужчина с копной вьющихся волос на голове. - Все в сборе, Василий Матвеевич, - громко сказал он. - Ты, Кочергин, захвати-ка с собой этого парнишку. Он оттуда прискакал. Отец его там комитетом бедноты командует, обещал немного продержаться.