- Берите. Сколько нервов уже истрачено. Такая форма общения с совсем еще незнакомым человеком удивила Гвоздева. Он, возможно, и рассердился бы, если бы не предупреждение, сделанное Шульгиным. - Зачем же вы так? - спокойно сказал Гвоздев. - Я ведь не сам взял себе это дело. Начальник принял такое решение. - Я не обижаюсь, - хмуро сказал Паверин, - если же и обижаюсь, то только на самого себя. Опять не получилось… - Почему опять? - не дослушав, задал вопрос Александр Михайлович. - Потому, что такие штуки со мною уже бывали. Не везет иногда - и все. - Да вы не огорчайтесь. Всякое бывает в нашем деле. Если возникнут вопросы, спрашивайте, не стесняйтесь. Мы всегда советуемся друг с другом. - Спасибо, - кивнул Паверин, - учту. Александр Михайлович принялся изучать переданные ему материалы. Читая протоколы допросов Жиренкова, проведенных Павериным, Гвоздев, даже еще не общаясь с задержанным, уже начал понимать линию его поведения, систему, так сказать, защиты. Судя по всему, Жиренков что-то выжидал. По-видимому, ему хотелось получить какую-то весть, развязывающую ему руки. Пока такая весть не поступала и он тянул время. «Сначала непременно надо увидеть Лукина, - еще раз подумал Александр Михайлович. - По всей вероятности, он знает больше, чем отражено в первичных документах». Документов в деле оказалось до обидного мало. Паверин, видимо, наткнувшись на грубое сопротивление Жиренкова, активность снизил. Ни для кого не секрет, что между следователем и подследственным всегда, или почти всегда, идет борьба. В этой борьбе следователь не в праве подпадать под воздействие эмоций. Он часто видит и знает, что подследственный упорно лжет, но это ни в коем случае не должно выводить его из равновесия. И уж вовсе недопустимо, чтобы допрашиваемый увидел в представителе власти противника. Тогда не может быть и речи ни о каком психологическом контакте, ни о каком взаимопонимании. Надо полагать, у Паверина с Жиренковым такого контакта не получилось, оттого и заминка в расследовании. И вот теперь промахи, допущенные Павериным, надлежало как можно скорее исправить ему, Гвоздеву. Домой Александр Михайлович пришел поздно. Он заранее знал, что жена будет ругаться и готовился к этому. Зина встретила его злобно, раздражение так в ней и кипело. Руки дрожали, голос срывался. - Так я и поверила, что все делами какими-то занимаешься! Какие могут быть дела на ночь глядя? А я - жди, жди, жди! Волнуйся, переживай. Не могу я больше так! И Зина расплакалась. Гвоздев и сам сознавал, что жена права. В какой уже раз принимал он твердое решение не задерживаться на работе до поздней ночи. Никто ведь не обязывал его это делать, никто не заставлял. Надо уметь управляться с делами в рабочее время. Утром Зина заявила, что так жить она больше не желает. - Дядя Сема… - начала было она. Он не мог слышать про дядю Сему, брата ее матери. Дядя Сема работал в торговле и на сотрудника милиции смотрел с высокомерием. По мнению Александра Михайловича, дядя Сема относился к людям нечистым на руку. Жил он явно не по средствам: имел великолепно обставленную квартиру и дачу с садом. Бутылка коньяка на столе у дяди Семы - обычное явление. Мать Зины и другие родственники относились к дяде Семе с почтением. Еще бы! Только дядя Сема умел «достать» все и вся и вообще, что называется, «умел жить». Александр Михайлович относился к разряду людей непрактичных. И Зина знала, что всякое упоминание о дяде Семе болезненно воспринимается ее мужем. Пытаясь испортить ему настроение, она вновь завела этот разговор. - Не надо, - умоляюще перебил ее Александр Михайлович. Он чувствовал себя виноватым перед нею и не знал, как наладить отношения. В это утро Зина сказала, что она возьмет отпуск и уедет к сестре. - А как же я? - растерянно спросил он. - Как хочешь! - раздраженно ответила она. Потом, швырнув кофту, которую собиралась надевать, добавила: - Тебе твоя служба дороже, чем здоровье и спокойствие жены. Ну и живи своей службой! В сущности это была не первая размолвка. Но так агрессивно Зина себя никогда не вела. Александр Михайлович ушел на работу с тяжелым сердцем. Лукину «повезло». Вскоре после посещения им Ивана Евтеевича Кочанова, у того появился жилец - мужчина лет тридцати пяти, невысокого роста, сухощавый, юркий. Он пришел сюда однажды вечером и остался. Потом здесь появилась незнакомая сотрудникам милиции женщина. Тоже вечером. Переночевав, утром она ушла, но потом вернулась снова. Так повторялось четырежды. Каждый раз она приносила с собой и уносила небольшую, плотно закрытую, но, судя по весу, тяжелую хозяйственную сумку. «Жилец» же из квартиры никуда не выходил. Женщина оказалась работницей из бригады путейских ремонтников. Немало усилий пришлось потратить, чтобы войти с ней в контакт. В конце концов Вера рассказала, что ей предложили познакомиться здесь с «хорошим человеком». Одинокая, она ничего против не имела и пошла по адресу, который ей дали. Так она познакомилась с Шакиром. Тот приболел, и она носила ему в сумке кое-какую еду и водку. Выпивали вместе. Отчего же не выпить с приятным человеком?.. Долго Вера не говорила, кто порекомендовал ей этого «хорошего человека». Но наконец сообщила, что познакомиться с ним ей помогла Рая. Это была та самая Вятка, о которой в свое время упоминал Сонькин. Кличка к ней пришла от места рождения - город Киров, бывшая Вятка. - Раиса Спиридоновна Щелканова, - рассказывал Лукин Гвоздеву, - снимает комнату в одном из старых частных домов. Дом большой, есть участок земли, где раньше был сад. Теперь этот сад запущен. Напротив дома ворота продовольственной базы. Перед воротами, на широкой площадке, всегда много автомобилей, ожидающих загрузки или выгрузки. Автомобили иногда стоят чуть ли не под окнами дома. Сад выходит на небольшой пустырь, где теперь стихийно образовалась свалка разного мусора. Через свалку - тропинка с Зеленой улицы к кварталу новых домов, которая выходит к остановкам: троллейбусной и автобусной. Ночью пустырь не освещается. - Да. Удобное расположение! - заметил Александр Михайлович. - У Кочанова - гостиница, - продолжал Лукин, - Щелканова - разведчица и организатор, так сказать, по бытовым вопросам. Пока не известный нам Кандыба - руководитель группы. У него должны быть помощники и склад, своего рода перевалочная база… - И отрегулированная система сбыта, - дополнил Александр Михайлович. - Этого обстоятельства не следует упускать из виду. Как говорил Сонькин, Щелканова связана с Кандыбой. Значит, они непременно где-то и как-то должны встречаться. Скорее всего, именно у нее дома. - Я такого же мнения. - Теперь вот о чем. После того как попался Жиренков, ни одного похожего преступления не зафиксировано. Значит, если он из их компании, то они притаились. А, кстати, где теперь «жилец» Кочанова? - Покинул квартиру примерно в ту ночь, когда попался Жиренков. И этот штрих тоже немаловажный… Александр Михайлович долго рассматривал Жиренкова. - Что вы? - смущенно поежился тот. - Моя фамилия Гвоздев, мне поручено заниматься вашим делом, - ответил Александр Михайлович. Жиренков опустил голову и молчал. - Я примерно знаю ваши, Станислав Иванович, способности. Я их учту при расследовании дела. А сейчас скажите, когда вы последний раз встречались с человеком по кличке Кандыба? - Не знаю я никакого Кандыбы, - сжав руки между колен, ответил Жиренков. - Не знаете… А человека по кличке Тунгус знаете? - Нет, - Жиренков побледнел, жилы на шее вздулись, стали отчетливо видны. - Хорошо! - спокойно продолжал Гвоздев. - И Суслика не знаете, и Тюрю тоже? Жиренков молчал. - Вы человек смелый, решительный, умный, - капитан старался поймать взгляд Жиренкова, - я понимаю ваше состояние. Чтобы полностью ввести вас в курс дела, я сообщу вам некоторые известные нам факты: на нескольких консервных банках, из тех, с которыми вы были задержаны, обнаружены отпечатки ваших пальцев. Эти же отпечатки - и на жестяных упаковочных лентах, скрепляющих ящики. Дальше. В комнате, где вы жили, найден охотничий нож, относящийся к типу кинжалов, и кастет. И на том, и на другом есть следы ваших пальцев… Всего за последние годы вы совершили четырнадцать краж. Вот их перечень. Похищено государственного имущества на сумму более шести тысяч рублей… Следующее: два года назад у железнодорожного пакгауза на станции Никульцево был убит сторож… Достаточно или еще продолжать? - Достаточно, - хрипло выдохнул Жиренков. - У меня к вам, Станислав Иванович, есть такое предложение: не запираться, говорить правду. Вы меня поняли? - Да! - кивнул Жиренков, почти беззвучно пошевелив побледневшими губами. - Но, клянусь, я ничего не знаю об убийстве сторожа! Александр Михайлович отчетливо видел, что Жиренков духовно сломлен. - Я не буду, Станислав Иванович, вас допрашивать сегодня, - сказал Гвоздев. - Мы встретимся завтра или послезавтра. Вы за это время все обдумайте и взвесьте. Рекомендую вам принять мое предложение. У вас один выход - полнейшая откровенность. Вы поняли, чего я хочу от вас? - Понял. Я понял, - прошептал Жиренков. - Я подумаю. …На другой день, примерно в тот же час, Гвоздев снова вызвал подследственного. - Как себя чувствуете? Можете отвечать на мои вопросы? - спросил Александр Михайлович. - Да, - почти равнодушно ответил Жиренков, - я несколько ослаб, а в общем - могу. - Тогда начнем! - Гвоздев положил на стол бланк протокола допроса. Жиренков изложил обстоятельства последнего хищения из вагона. Да, он, Кандыба, Анатолий Канюков и Шакир, недавно освободившийся из мест лишения свободы и живший у старика Тюри, примерно в половине второго ночи пришли в вагонный парк к тому вагону, о котором знал Анатолий. Осторожно вскрыли его, разломали несколько ящиков и в принесенные с собой мешки сложили консервные банки. Анатолий сказал, что в банках свиная тушенка. В мешках носить было удобней. Он и Кандыба дважды отнесли банки в тайник. Шакир оставался в вагоне. Где находился тайник, Шакир не знает, и показывать его они ему не собирались. В третий раз Анатолий с Шакиром остались в вагоне, а он понес банки один, и тут как раз появились охранники, стали его преследовать и задержали. В тот момент, когда охранники побежали за ним, Канюков и Шакир находились в вагоне, успели они скрыться или нет - он не знает. Готов показать, где находится тайник. Кроме названных лиц в группе есть еще человек по кличке Орешек. Орешек - руководитель. Кандыба часто говорил: «Орешек приказал… Орешек сердится… Орешек просил передать… Сам Орешек лично никогда не появлялся. Никто его не видел. Может быть, что его вообще не существует. Просто - выдуманное лицо, для прикрытия. Суслик ходил воровать из вагонов всего два раза, он - карманник. Украденное всегда отдает Канюкову. Куда тот отправлял наворованное, ему, Жиренкову, неизвестно. Обычно через неделю или две после очередной кражи Кандыба приносил деньги и отдавал каждому причитающуюся долю. Делил по справедливости, споров и обид не было. От кого получал Анатолий сведения о вагонах, их содержимом и месте расположения в парке, он не знает - излишнее любопытство у них не поощрялось. В убийстве сторожа на станции Никульцево он участия не принимал. Кто это сделал, не знает. Более трех часов, почти без передышки, Александр Михайлович писал протокол.