— Мне нужна новая машина. — Я ничего не продаю сейчас. — Ну, почини что-нибудь. Его слова звучали жестко. Решительно. Совсем не так как утром. УВ впервые с того момента как Кеннет сел в машину, повернулся к нему, тоже это заметив. Он с трудом смотрел ему в глаза. — Я понимаю, ты злишься. — Отлично. — Я никогда бы так не поступил, если бы мы… — Мне все равно, — перебил Кеннет, сумев сохранить жесткость в голосе. — Починишь машину? Казалось, УВ задумался. Кеннет заметил, как тот устал, понимал, сколько сил у него это на самом деле забрало. Видел, понимал, и его это ни капли не трогало. — Да, да, починю. Чуть позже, — наконец сказал он. — Отлично. Кеннет бросил рюкзак на заднее сиденье и откинулся на спинку, глядя в боковое стекло, ясно показывая, что разговор окончен. Они молча поехали обратно в Хапаранду. Пять минут ожидания. Как минимум. Полная тишина. Сами взглянул на экран, чтобы удостовериться, что соединение все еще установлено. Звонок активен. Они просто держат его в ожидании. Он шел дальше вдоль реки, расстегнул тонкую куртку. На другой стороне спокойного величественного потока возвышалась над лесом церковная башня Алаторнио. Красивее, чем черные сараи, которые в этом городе называют церковью, подумал он и сел на скамейку около прибрежной дорожки. Что в Финляндии хуже? Ничего. Самое стабильное государство в мире, самая безопасная страна, самое счастливое население, воздух чище, разница в доходах меньше, более высокий уровень образования, список можно долго продолжать. Даже шведские газеты выпускали пользующиеся популярностью статьи о том, что их соседи более продвинутые практически во всем. Треск в телефоне заставил Сами очнуться от мыслей о родине. Он затушил сигарету и неосознанно выпрямился. — What do you want?[11] — услышал он низкий голос. Ни приветствия, ни извинений за ожидание. Это как-никак Валерий Загорный. Сами работает на него около двух лет. Впервые с ним связались, когда русская организация начала вести бизнес с мотоциклетным клубом Susia и им был нужен кто-то, кто мог предупредить о готовящихся атаках, конкурирующей деятельности, о том, висит ли на хвосте полиция. Просто следить за ситуацией. Платили очень хорошо. После бойни в Рованиеми Матти Хусу, лидер Susia, и двое его ближайших соратников отыскали Загорного в Санкт-Петербурге, желая вернуть свои деньги. Все-таки Вадим работал на Валерия, так что они считали свое требование справедливым. На следующий день после встречи Загорный связался с Сами. У него сложилось мнение, что за всем стояли финны. Что они убили своих и его людей в лесу в Рованиеми, спрятали тело Вадима, чтобы свалить все на него, когда на самом деле оставили себе и наркотики, и деньги. А теперь они хотят компенсацию, чтобы заработать еще триста тысяч. Многое не подтверждало теорию Загорного. Во-первых, финны не были достаточно амбициозны. Никто из их организации не был настолько дерзким, чтобы придумать такой план. Убить четверых своих и рискнуть начать войну, в которой они не смогут одержать победу. Для такого нужны мозги, мужество, видение. Susia ничем таким не славилась. Во-вторых, они бы никогда не осмелились. Если у Загорного появились бы малейшие доказательства, они бы исчезли. Были бы стерты с лица земли. Вместе с семьями и друзьями. Сами не озвучивал своих возражений, в том числе того, что обнаруженный ими мертвый снайпер как раз доказывал, что на самом деле за всем стоял Вадим Тарасов. Сами пообещал все изучить. Приблизиться к Susia. Поговорить с разными людьми. Когда он встретил Матти на похоронах, а тот сказал, что Сами «никогда его не найдет» и попросил его «бросить дело», потому что Вадим мертв, он на секунду задумался, что Загорный прав, Матти достаточно жадный и отчаянный, чтобы попытаться его развести. Потом позвонили шведы и сообщили, что нашли Тарасова в лесу под Хапарандой. Загорный захотел, чтобы Сами стал частью шведского расследования. Он отправит еще кого-нибудь, того, кто в полной мере сможет концентрироваться на поиске товара и денег, но хорошо иметь и своего инсайдера, на случай если полицейские в Хапаранде превзойдут сами себя и достанут то, что принадлежит ему. В итоге Сами пересек границу, дал коллегам всю информацию по финскому расследованию, но и сообщил также о том, что Загорный кого-то отправил. Простой способ переключить внимание с главной проблемы. Это может пригодиться позже, если ему придется действовать согласно информации, которой обладает только полиция, пользоваться возможностью для утечки данных. — Ты вернул себе то, что пропало? — спросил он Валерия, понизив голос и осматриваясь, но поблизости не было никого. — Нет, а что? — Я подумал, может, второй присланный тобой человек это нашел? — Нет. На этом все. Только вязкая, неловкая тишина, которая заставляла Сами нервничать и сомневаться, правильно ли он поступил, выйдя на связь. — Здесь убили несколько человек, точно связанных с наркотиками, так что я подумал, что может быть это кто-то из них, и ты все получил обратно, — продолжил он объяснять, хотя Валерий не спрашивал. — Нет. — Окей, ясно… буду продолжать тогда. Снова тишина, но не такая, как предыдущая. Валерий сбросил звонок. Сами убрал телефон, достал сигарету, и, когда зажигал ее, заметил, как дрожат руки. Остался сидеть на залитой солнцем скамейке. Пытался наслаждаться погодой, водой и теплом, но не мог отогнать мысли о том, благодарен ли Загорный за звонок, Сами на это надеялся, уж с кем он действительно не хотел проблем, так это с Загорным. Когда приехали криминалисты из Лулео, Ханна с Гордоном покинули квартиру Ренé Фукé и поехали за Антоном Хельгреном. Новости по радио начались с сообщения об обнаружении около Хапаранды пяти тел, подробности были пока неизвестны. Когда они переключились на телефонный разговор с оказавшимся в городе инфлюенсером Нэнси Кью, Ханна выключила радио. Ей совсем не хотелось больше слушать эту молодую женщину, да и вообще она не очень понимала новостную ценность рассказов свидетелей. Все они имели тенденцию превращаться в вариации «ужасно», «конечно, страшно» и «ужасно, когда такое случается так близко». Непонятно, что это давало слушателю кроме незнакомого голоса, вещающего очевидное. — Об этом будут много говорить, — подытожил Гордон, когда она выключила радио. — Да. В точности как в прошлый раз, когда они подошли к дому, Хельгрен уже стоял у двери, ожидая их. Те же или похожие туристические брюки и фланелевая рубашка. Однозначно тот же неприязненный взгляд из-под кепки. — Что вам нужно? — Поговорить с вами, — ответил Гордон. — Я занят. — Что бы это ни было, пусть немного подождет, потому что наше дело важнее. — Это вы так считаете. — Мы хотим с вами поговорить в рамках дела об убийстве, так что да, я так считаю. — Кого убили? — Обсудим в участке, — сказал Гордон, указывая на машину. Пожав плечами, Хельгрен снял куртку с крючка у двери и пошел за ними следом. Повернув к парковке, они увидели с десяток людей с мобильными и камерами, которые следовали за ними, выкрикивали вопросы, что было бессмысленно, потому что они ничего бы не услышали, если бы кто-то из машины вдруг решил ответить. На вид равнодушный к ситуации и суете Хельгрен уселся за стол, Ханна и Гордон — напротив. Большинство комнат для допросов выглядели довольно скучно. Маленькие и мрачные, чаще всего без окон, плохо освещенные, в тусклых тонах. Ханна обычно отмечала это, видя подобную комнату в кино или по телевизору, а потом вспоминала, что на ее рабочем месте не было и такого. Как будто кто-то, когда все остальные помещения в отделе были готовы, вдруг вспомнил, что еще нужно где-то проводить допросы, убрал кладовку на первом этаже, поклеил дешевые обои и все — готово. Тесно, душно и с вызывающей клаустрофобию высотой потолка, даже не считая идущих во все стороны труб. Простой, белый кухонный стол с ламинированной столешницей из шпона и четыре пластмассовых стула на металлических ножках — все прикручено к полу, чтобы не могло использоваться как оружие. Никакого полупрозрачного зеркала, стационарного оборудования для записи, только пустые серые стены, две двери, простая мебель, освещенная холодным резким светом от двух жужжащих ламп дневного света на потолке. Казалось, если просто оставить здесь кого-нибудь в одиночестве на достаточно долгое время, он признается в чем угодно, только бы отсюда выйти. Ханна терпеть ее не могла. Гордон положил свой телефон на стол, включил запись, сказал, кто присутствует в комнате и сколько на часах времени. Ханна взяла блокнот и приготовилась записывать. Став начальником, Гордон ввел правило, что все допросы должны записываться на диктофон и конспектироваться, чтобы минимизировать риски, в случае если обвиняемый будет ссылаться на ошибки в протоколе на суде. — Не могли бы вы рассказать о ваших отношениях с Ренé Фукé? Хельгрен молчал, просто спокойно глядя на Гордона своими светло-голубыми глазами. — Мы знаем, что вы знакомы, — продолжал Гордон. — Мы видели его у вас. — Мы знакомы. — Как? — Как? Мы — знакомые, вроде это и означает знать друг друга. — Как вы познакомились? — Через общих друзей. — Можете назвать их имена? — спросила Ханна. Хельгрен, казалось, задумался, но потом медленно покачал головой. — Увы, не помню. — Что он у вас делал? — Заходил в гости.