Они выпили, не чокаясь. Не спрашивая друг друга, за что пьют. Елисеев поёжился. По спине потёк пот. В голову пришло, что если генерал-лейтенант Родионов так явно указывает, в каком направлении развивать дело, то не по его ли воле ликвидировали Вику, или, как выяснилось, кумира бунтарской молодёжи Веронику Трезубцеву? И он теперь вынуждает их найти мнимого преступника, чтобы снять подозрения со своих людей? Он не стал делиться своими соображениями. Генерал-лейтенант Родионов, заместитель министра внутренних дел, старый товарищ его отца. По крайне мере, он сам так утверждает. Стол в кабинете вдруг показался ему неестественно длинным… Он настолько ушёл в себя, что пропустил момент, когда Сергей начал пересказывать свой разговор с Майей Кривицкой, сокурсницей Вики Крючковой. – Я задавал ей вопросы о Вике. Она отвечала. Вроде не подкопаешься. Вела себя открыто. Изображала приязнь, желание помочь. Но именно изображала. Много наигранности. Я это знаю. Она ближе с убитой была, чем показывает. Я её не пытал насчёт Вероники Трезубцевой. Рано. Но полагаю, её стоит проверить. Друзья, знакомые. – Ты полагаешь, что революционный молодёжный кружок существует? – Шульман явно заинтересовался рассказом Туманова. – Этого нельзя исключать. – А при чём здесь Рахметовы? – Шульман плеснул себе коньяка, но почему-то не выпил. – Скорее всего, они к этому не имеют отношения. – Елисееву хотелось ещё коньяка. – Постойте! Если они вернулись в квартиру неожиданно, значит, об этом никто не знал. Не только опера, но и убийца. Мне кажется, они застали убийцу, но почему-то запираются. Так? – Шульман оживлялся с каждым словом. – По-моему, нам есть о чём поговорить с Рахметовыми. А то они, глядишь, совсем нас забудут. – Возьми Серёгу с собой. А я ещё раз съезжу к их дому. Надо кое-что сверить. – Елисеев поставил бутылку в шкаф. * * * Крохотный кабинет Коротковой в редакции «Молодёжки» с трудом вмещал её одну. И потому, когда к ней вошёл Виктор Небратских, она долго ломала голову, куда же его посадить. В итоге она присела на край своего стола, а он на подоконник. За окном густая февральская темнота нехотя смирялась с мутноватым светом фонарей. Прежде чем Виктор устроился, девушка аккуратно отодвинула горшочек с фиалками, чтобы гость, не дай бог, не задел его случайно. Она принесла фиалки из дома и заботилась о них. – Думаешь, Майя справится? Напишет за Веронику Трезубцеву? – Виктор скрестил руки на груди. Во всей его фигуре просматривалось что-то глубоко театральное, мнимое. – Посмотрим. Она умница. Мы же с самого начала вместе. Мы связаны очень тесно. Надеюсь, ты понимаешь. Я ничего не обещала. Возможно, Вероника исчезнет. Совсем. Или на время. – Короткова краем глаза поглядывала на экран компьютера. Чтобы Виктор смог подойти к подоконнику, ей пришлось так поставить стол, что сесть за него уже было нельзя. – Ты ведь не об этом меня пришёл спросить? – Да. Ты права. Мы с тобой знакомы с детства. Можем друг другу доверять. Соня выжидающе кивнула. – Ты веришь, что смерть Вики не связана с этим нашим движением? – Как-то ты пренебрежительно… этим, нашим… – Хорошо. Тогда другой вопрос. Что дальше? Так бесконечно не может длиться. Скоро все разбегутся. Одни разговоры… Соня нахмурилась, отвернулась. «Скоро все разбегутся» было её кошмаром. И Виктор превращал этот кошмар в реальность. – Я тебя чем-то обидел? – не выдержал её молчания Виктор. – Нет. Но жаль, что ты… – Что жаль? У нас убили товарища. Где гарантия, что ФСБ или ещё кто-то не раскрыли наши, так сказать, шалости? Тогда кто-то следующий. Из нас. Они ликвидируют людей. Литвиненко, Скрипаль, Никита Исаев и ещё сотни, о ком мы не услышим никогда. Если уж жертвовать собой, хотя бы объясни зачем? Соня поднялась, подошла к нему близко-близко. – Если тебе что-то не нравится и ты боишься – вали! Не приходи и не звони. – Она чуть отодвинулась от него. Виктор поразился, каким уродливым сейчас выглядело лицо Софьи Коротковой. Ещё чуть помедлив, она всё же вернулась на своё место. Вдруг переменилась: – Боже! Ведь я же, приглашая тебя, надеялась, ты придашь нашим, особенно мальчикам, решительности, а ты первый – в кусты. Какая я дура! Виктор не собирался отступать. – Какие кусты? Ты несправедлива ко мне. Я просто требую конкретики. – Конкретика в том, что мы есть. Мало? – Я тебя умоляю! – Виктор засмеялся. – Это горстка людей. В основном болтунов и мечтателей. У того же Навального людей в сотни, тысячи раз больше. И что? – Навальный – это дешёвка. А мы – настоящие. – Мы-ы-ы-ы-ы-ы… – зло протянул Небратских. – Кто «мы»? Ты за каждого из них ответишь? – Когда мы с Майей придумали всё это, – она вздохнула устало и раздражённо одновременно, – то предусмотрели, чтобы люди, не разделяющие наши цели, к нам не попадали. – Боюсь спросить, сколь это эффективно? – Видимо, ошиблись с тобой. Я ошиблась… – Видимо, вам так клёво всем вместе, что будущее никого не волнует. Ладно, я пошёл. Когда он протискивался мимо неё, она схватила его за руку: – Подожди, я погорячилась. Они оказались так рядом, что их запахи смешивались. Им не нравилось это. Виктор отступил к стене, прислонился к ней спиной. Переменил тему. – Когда шёл к тебе, видел, что куча народу работает в опен-спейс. А у тебя кабинет. С чего такая честь? – Я долго просила. – Соня несколько смутилась. – И вот нашли наконец клетушку. Я при людях совсем сосредоточиться не могу. – Если ты так уверена во всех «наших», отчего не открывала, что Вика – это Вероника Трезубцева? – Это её условие. Я же рассказывала вчера. Виктор, словно спохватившись, подошёл к ней, обнял, прижался носом к её плечу: – Как же её жалко… Она пыталась его оттолкнуть, но он был сильнее. В итоге она поддалась. Что-то захватило её, мощное, где паскудное поведение Виктора ничего не значило. Они оба чуть поплакали. Недолго. Не стесняясь. Громко. Потом Соня предложила примирительно спуститься в редакционный буфет. Там они купили по коржику и бутерброду. Заказали чай. Соня откусила кусок с таким энтузиазмом, что крошки посыпались на стол. – Я знаю, что ты нетерпеливый, что тебе хочется действий. Пока мы можем немногое, ты прав. Но кое на что способны. Наша сила в убежденности. Чую, скоро народ начнёт выходить на улицы чаще. И режиму уже сложно будет что-то придумать, как-то объяснить это. Вика не ошибалась: в сетях мы не так активны. Но там и вычисляют на раз-два. Прежде надо обучиться существовать там так, чтобы не подставляться. Но у нас такого специалиста нет… – Надо искать. – Виктор размешал сахар в чашке. – Как тебе, кстати, друг Кривицкой, этот библиотекарь? – Сложно сказать. Но Майе я доверяю. Если она за него поручилась, он наш. Не сдаст – точно. – Они любовники? – Считаешь, это плохо? – Не знаю. – Он задумался. – Говорят, ваша газета такая смелая оттого, что ей это разрешают в Кремле? – Возможно. – Соня улыбнулась загадочно. – Но они ведь способны и просчитаться? – На собрании в библиотеке ты фактически обучала наших, как вести каналы в Телеграме? А если их возьмут на крючок? Они же не сразу засветятся. – Кремль это пока не очень волнует. Вся эта говорильня. Там же две башни… слышал, наверное? Они слетаются туда, где бабки. Болтуны их не заводят так, как деньги. – Сама же говорила, что нужен специалист, чтоб обучить в Интернете не палиться. – Это на будущее.