Света заплакала. Тихонечко, словно боясь, что её накажут за слишком громкий плач. Зазвонил телефон. Лиза! Артём сделал Свете знак рукой и глазами, чтоб не мешала. В основном он произносил: «да», «хорошо», «конечно». С каждым словом голос Артёма звучал всё печальнее. – Что-то случилось? – заботливо спросила девушка. Артём чуть было не рассказал ей, но в последний момент сдержался. Хватит с него искренности. И с неё тоже. Лиза известила, что нашла недорогие билеты до Самары и завтра утром они с Вольфом улетают. Она не в состоянии больше находиться в разлуке с матерью, когда та так нуждается в ней. Артём выслушал её, остро ощутил, что снова остаётся один со всеми своими проблемами, но, разумеется, не стал её отговаривать. Да, ему теперь трудновато без неё будет разобраться со всей этой чехардой, которую они вчера разворошили. Но что всё это стоит в сравнении с её порывом? Смутное прошлое. Домыслы… Эсэмэски! Эсэмэски, пожалуй, это не шутки, это реальность. Но… – Если я тебе мешаю, я уйду. Вот пива выпью, и простимся. – Да сиди уж. – Артём тяжело вздохнул. – Ты мне так и не сказала, что тебя привело на мост. – Я пришла к тебе на Фонтанку. От метро увидела, как ты вышел и куда-то помчался. Еле догнала. – Ты слышала мой разговор с девушкой? – Нет. На светофоре перед мостом застряла. – Света чуть подняла брови. Лицо её на миг натянуло на себя недовольство. – Это та, из-за которой ты сюда приехал? Я правильно поняла? Помирились? – Мы не ссорились. И не мирились поэтому. Тут всё сложнее. Долго объяснять. – Ты меня простил? Правда? Не злишься? – Что за чушь? Почему я должен на тебя злиться? Ты же шлюха. Света сжала губы. Слёзы снова заблестели, она взяла салфетку, смяла её, потом замахнулась, собираясь швырнуть в Артёма, но в последний момент замерла. Просто опустила лицо на руки. Официант явно тревожился, глядя на происходящее за их столом. – Ты прав, конечно. Со стороны всё это выглядит именно так. – Ты вчера унизила меня руками этого Ахмеда или как там его… И теперь требуешь сочувствия, что ли? – В чём унижение? – Что? Ты серьёзно? Я-то, дурак, чуть голову не потерял, а выходит, это просто секс за деньги? – Я же тебе всё объяснила. Неужели так трудно услышать, что я говорю? Света как-то странно взглянула на него. Потом полезла в сумочку, достала телефон и два наушника. Поднялась со своего места и пересела к нему. – Давай одну песню вместе послушаем? Он изумился и не успел воспротивиться тому, что она вставила наушник в его ухо. Песня начиналась словами «люблю того, кто не придёт», текст был неплохой, мелодия тоже. Когда отзвучали последние аккорды, он спросил: – Кто это поёт? – Диана Арбенина. Ты что, не знаешь эту песню? Ну ты даёшь! – Не слышал. Неплохая. Она сложила наушники в футляр и вместе с телефоном отправила обратно в сумку. Артёму это движение показалось очень трогательным. Его всегда жалобило, когда люди делали что-то обыденное, суетливое, вызывающее сострадание ко всему человеческому роду. – Тебе хоть хорошо со мной было? – Да. Ненавижу Ахмеда. Сука и урод. Всё испортил. – Тебе лучше с ним не ссориться. – Я уже поссорилась. Кстати, я хотела тебе сказать, что окончательно вышла из дела. Взяла кредит, отдала Ахмеду то, что он требовал. Теперь хочу попробовать в музыкальном училище восстановиться. И ещё дала объявление на «профи. ру», чтоб детишкам преподавать. Квалификацию я ещё не утратила, думаю. Артём опять тяжело вздохнул: зачем ему это всё? – Хочешь что-нибудь ещё? – Артём выбирал, что ему делать: ещё посидеть здесь, погрязая всё больше в бессмысленности общения со Светланой, или снова пойти в неразлучный с зимой город? Света, казалось, приросла к стулу. Она искала любую причину, чтобы не уйти прямо сейчас. Она никогда не влюблялась в мужчин. В юности не встретился такой человек, а потом мужчины для неё превратились в объект заработка. Пару раз, не во время работы разумеется, на её пути загорались маленькие звёздочки взаимности, но, как только она представляла этих парней ищущими приключения в командировках, всё гасло. Убедить себя, что далеко не все так себя ведут, почему-то не получалось. В те дни, когда можно было не выходить на промысел, она шла в клубы или бары, где на неё довольно быстро кто-нибудь клевал. В течение вечера она могла выбрать самца поприличнее и потрезвее, чтобы провести с ним ночь. Не синий же она чулок, в конце концов. С теми, кого они с Анькой разводили в барах на дорогое угощение, она не спала прежде никогда, хотя Ахмед постоянно подозревал её в этом. Артём был её дебютом в каком-то смысле. И у неё, конечно, и мысли не возникало получить с него деньги за секс. Но вышло, как вышло. Анька – стерва. Сама-то этим промышляла втихаря от любовника-сутенёра. Вот и решила на неё стрелки перевести. «Артём ни на кого не похож, очень мягкий и при этом часто думает о чём-то своём. Важном. Хорошем. Она не влюблена в него, нет. Но он другой. Особый» – так она его оценивала. Конечно, вот-вот они расстанутся навсегда. Он её не воспринимает больше как женщину. Всё кончено. Но она почему-то ещё надеется на что-то. – Хочу ли я чего-нибудь ещё? Ты спрашиваешь из вежливости, чтобы побыстрее попросить счёт? Артём ничего не ответил. Только поморщился. – Если я скажу, что хочу шампанского, закажешь мне? – Закажу. – Кислая мина на его лице противоречила словам. Света ещё несколько секунд не отводила от него печального взгляда, потом поднялась. – Ладно. Я пойду. Удачи тебе! Не серчай. Не поминай лихом… Он мучился оттого, что допускает ошибку, не удерживая её, он точно, бесповоротно знал, что это ошибка и никаких оправданий у него нет, но всё же ничего не предпринял, чтобы она осталась с ним в этом ресторане, хозяева которого всерьёз убедили себя, что он бельгийский. Он ещё немного побыл в состоянии, когда всё внутри окаменело, всё кажется лишним и надо где-то брать силы, чтобы встать и куда-то пойти, чтобы никого больше не обременять, в том числе и себя самого. Запах духов Светланы, который не долетал почему-то до него, когда она сидела рядом, теперь витал вокруг. И когда он вышел на крыльцо, пряный цветочный аромат не рассеивался, словно давал ему ещё один след – слабый, безнадёжный, последний. Каменноостровский проспект вытягивался. Небо везде было серое и только в дальней перспективе немного светлело. Воспоминания, увидев его беззащитность, яростно накинулись и творили с ним всё, что хотели. Сперва в сознание ворвалась давняя сцена из последнего класса школы. Ему нравилась одна девочка из параллельного класса. Ничего плотского в этом увлечении не было. Девочка по имени Аня походила на ожившую куклу с белыми волосами, синими глазами с почти всегда распахнутыми ресницами, высокой шеей. Её образ совпадал с тем образом, что юноши обыкновенно создают в себе сами и называют идеальным. Артём испытывал жгучую робость и опасался даже заговорить с ней на переменах. Однажды он решил, что пойдёт за ней после школы и уж по пути, когда не будет лишних глаз, попробует с ней о чём-нибудь поболтать. Так он на почтительном расстоянии и следовал за ней, впереди маячила ровная спина, белые волосы плясали по плечам в такт уверенным шагам. Когда она вошла в арку дома, где жила, он перегнал её и как ни в чём не бывало спросил, как настроение. Она остановилась, какое-то время с любопытством смотрела ему в глаза, потом отчеканила: – Ты меня преследовать вздумал? Дурак! Мне это неприятно. Понял? Поражённый Артём так и остался стоять, а в ушах отбивался болью каждый её шаг, пока не осталось никаких звуков, только ужас и стыд. Пару дней он переживал чудовищно, всерьёз считал себя самым худшим из людей, но потом всё рассосалось. Зачем это вспомнилось сейчас? Может быть, потому что стыд, который ему достался вчера, когда он отдавал деньги Ахмеду, был сродни тому давнему, подростковому? Он всё время собирался повернуть на какую-нибудь отходящую от Каменноостровского улицу, но никак не мог выбрать и в итоге упорно шёл прямо. Пересекая площадь Льва Толстого, он вспомнил, как прогуливался здесь несколько лет назад с Леной, той самой библиотекаршей из Твери, с которой завершил отношения из-за её слишком явных намёков на то, что им будет хорошо вместе всю жизнь. Теперь память, словно издеваясь над ним, выволокла её образ и вопрошала: и за что ты так озлился тогда? Она ведь была честна с тобой. Может быть, как никто. Детали их краткого романа сейчас слетались к нему из небытия, куда он их давно и, как сам полагал, безвозвратно отправил. Они вопили, как чайки, кружились, что-то пытались донести до него, утомлённого, безразличного, бессильного. Впервые они увидели друг друга на заседании библиотечной секции культурного форума. Она выглядела всё время чуть недовольной, словно все присутствующие её немыслимо раздражали. Это привлекло Артёма. Во время кофе-брейка они разговорились. Оказалось, у неё есть два билета на спектакль в Александринке. Македонский театр играет «Фауста». Она, ни секунды не сомневаясь, предложила ему составить ей компанию, благо театр находился на той же площади, что и библиотека, где проходило заседание. Всю вторую часть библиотечных радений они переписывались о всякой чепухе, проклиная скучных докладчиков, а потом и вовсе сбежали. До спектакля оставалось ещё некоторое время. Они зашли в «Крик» на Невском. Разговор катился легко, но она несколько раз вскользь упомянула о муже, видимо, защищаясь этим на всякий случай. В театре он поставил свою ногу вплотную к её ноге, она не отодвинулась. Ему бешено хотелось обнять её, но он сдержался. Со сцены говорили, кричали, пели на македонском языке. Декорации, как и весь модернистский спектакль, возбуждали мысли самые смелые. В антракте он повёл её в буфет, они пили шампанское, очень сухое и холодное, и Лена становилась всё беззаботнее. Когда они шли к гардеробу, она будто невзначай взяла его за руку. Ноябрь в тот год в Петербурге выдался тёплым, мягким, лиственным. Они гуляли по центру, она рассказывала что-то очень важное для неё, но не важное для Артёма, однако он всё равно внимательно слушал.