Май 1948 г. Здравствуйте, Ассоль. Именно так просил вас называть мой сын. Пишу вам письмо по его поручению. В нашу семью пришла беда и косит всех без разбора. Сначала расстреляли моего мужа. Мы с сыновьями сбежали от проклятой напасти в Геленджик, стараясь затеряться в большой стране. Но, видимо, беда не приходит одна, кто-то написал донос на моего старшенького, и теперь его тоже нет. Я не знаю, что с ним, на мои вопросы отвечают всегда одно: идет следствие. Более того, я даже не знаю, в чем его обвиняют. Уже когда его уводили, он прошептал младшему брату на ухо, чтоб я написала вам письмо, и просил не ждать его. Если он через неделю не появится, то, скорее всего, с ним поступили так же несправедливо, как и с его отцом. Моего мальчика нет уже месяц. Живите своей жизнью, милая девочка, ведь она так быстро заканчивается. Скорее всего, не выпутаться уже ему. Скорее всего, я следующая. Не губите свою жизнь. Пусть в вашей памяти он остается первой любовью, тем мальчиком, который любил вас честно и искренне. А письмо он просил подписать так: навсегда твой Грэй. Глава 10 Хотите разобраться в жизни – идите в коридор откровений Письмо выглядело конечным, итоговым, словно нет никакой истории дальше. Конечно, стопка пожелтевших листков говорила об обратном, но Беате не хотелось пока думать об этом. Легкий привкус отчаяния и неизбежности накрыл ее этими пожелтевшими страницами. Захотелось погрустить и подумать о смысле жизни. Захотелось вспомнить отца, его улыбку, оголяющую десны, его глаза, всегда горящие огнем, и его голову, в которой было столько информации, что порой казалось невероятным, как это все там могло помещаться. Как ей сейчас его не хватает. Конечно, как любой ребенок, потерявший родителей, она в душе надеялась, что он где-то там, на облаке, смотрит на нее и радуется. Но это было все равно не равноценно тому, если бы он был сейчас рядом. Это точно не одно и то же, если бы отец положил свою тяжелую руку на голову Беате, как он любил это делать, потрепал бы ее волосы и со вздохом сказал: «Ой, доча, доча, умная голова дураку досталась, меньше думай, больше живи». В абсолютной тишине дома скрип двери кабинета, где она работала, показался зловещим, и Беата вздрогнула. Возможно, этому страху способствовали еще и вчерашние ночные события. Микола просунул свою бородатую голову в щель и сморщился, увидев женщину. – Извините, – прошептал он, собираясь уйти. – Проходите, поговорим, – крикнула Беата. – Что вы кричите? – так же шепотом возмутился Микола, но в комнату все же вошел. – А в чем проблема? – удивилась она. – Если вы боитесь, что ваша приемная мама что-то услышит, то можете не переживать: у нее и так все под контролем. Я уверена, что она, в отличие от вас, точно знает, где по ночам гуляет ваша жена. Вы ее, кстати, здесь искали? – Нет, – обиженно сказал Микола и стал похожим на Дуню, – я искал, где мне переночевать. – Все понятно, сегодня супруга у вас на прогулку не пошла, а вы решили ей показать, что обиделись, – Беата была жестока с ним, сама не понимая почему. Наверное, потому, что она видела в этом раздавленном человеке себя три года назад. – Господь с вами и вашей женой, у меня свои задачи. Мне надо выяснить, кто вчера сотворил эти гадости с милой Дженни. Вы, кстати, были с ней знакомы? – С кем? – удивился Микола. – С собакой, – спокойно пояснила Беата. – Ну так, – ответил он серьезно, – поверхностно, я вообще не люблю собак. – Вы кошатник? – спросила Беата заинтересованно. – Почему? – удивился Микола. – Ну, по мне, так все люди делятся на собачников и кошатников. – Ну, значит, я исключение, – немного даже с гордостью сообщил Микола, – у меня аллергия на животных, я с ними не дружу. – Да вы что, исключительный вы мой, – сказала Беата. – Во сколько лет вас усыновила Агния? – Это важно? – возмутился Микола, но все же ответил: – Меня усыновили позже всех, в четырнадцать лет. – Так вы у нас поздненький. И как же вы, такая тонкая натура, выдержали в детском доме со своими стихами и аллергиями? – поразилась она больше для проформы, нежели и правда уточняя информацию. – С трудом, – серьезно ответил Микола, – но Агния меня спасла, поэтому я ей очень благодарен. – Бла-бла-бла, – покривлялась Беата, – вы это будете Дуне рассказывать, мне не надо. Сводите меня на экскурсию в баню, – вдруг сказала она и, увидев растерянное лицо Миколы, добавила: – Боже мой, какие мы недотроги, да и вообще, что за пошлые мысли притаились в вашей голове. Просто хочу кое-что проверить, обязуюсь не приставать. Поняв, что нерешительности в Миколе больше, чем в Беате циничности, добавила: – Пошли, сводишь меня в баню, и я освобожу тебе кабинет для сновидений, ну или для стихов, ты это уж сам решай, на что потратишь сегодняшнюю ночь. В столовой было тихо, и луна, вчерашняя подруга, снова здоровалась с Беатой, заглядывая в окна. Она словно спрашивала ее: ты опять тут? И у тебя новый спутник? Я помню, что вчера ты была с маленькой девочкой. Длинный коридор вел из столовой в баню. Там не было никаких окон, лишь боковая дверь в кухню немного подсвечивала узкое пространство все той же луной. Коридор заканчивался большой дубовой дверью. – Ну вот и пришли, – сказал Микола, освещая дверь фонариком от телефона, как это сутки назад делала на кухне Беата. – А что, дальше не пойдем? – удивилась она. – А что там делать? Баня как баня. Когда не топится, полностью отключается от отопления, и там жуть как холодно. – Согласна, – махнула головой Бета, – я не готова к такой экскурсии. А она никогда не закрывается? – Нет. Видите, у нее даже замка нет, только внутренняя задвижка. Когда кто-то парится, можно закрыться изнутри, чтоб никто не побеспокоил. И они двинулись обратно. – Все, я выполнил ваше условие, давайте уже отправимся по кроватям, – сказал Микола. – Вы знаете, я просто обязан вам сказать, что вы грубая и хамоватая, да к тому же, как показал сегодняшний вечер, еще и шантажистка. – Вранье, – возмущенно перебила его Беата и встала посреди темного коридора как вкопанная. – Ну это понятно, что вы не признаете, но все же вам стоит измениться, – согласился Микола. – Да нет, – снова перебила его Беата, – со всеми вашими высказываниями я согласна и даже польщена. Ваша жена вчера врала, когда говорила, что возвращалась с улицы и увидела силуэт собаки в проеме. Она просто его не могла заметить, зайдя с улицы. Собаку как силуэт в проеме было видно только из этого коридора. Выключите фонарик. Микола потушил свет, и проем, в котором вчера кто-то повесил Дженни, стал виден как на ладони. – Поэтому делаем вывод, что ваша жена возвращалась из бани, а не с ночной прогулки к озеру по причине бессонницы, как она нам всем вчера поведала. Только один вопрос: что она могла делать ночью в бане? Неожиданное открытие, видимо, поставило Миколу в тупик, поэтому он честно ответил: – Я не знаю, мы давно уже живем как чужие, ради ребенка. Было такое ощущение, что сейчас он признался в этом не Беате, а самому себе. Что именно сейчас он в первый раз посмотрел правде в глаза. – Ну, данное обстоятельство понятно, вы не поверите, но это видно со стороны невооруженным глазом, – они стояли в темном коридоре и завороженно смотрели в проем двери, освещаемый яркой луной. Обоим как-то не хотелось портить момент, было в нем что-то настоящее. – Именно это я пыталась вам сегодня сказать. Возможно, форма была выбрана неправильно, но содержание совершенно точное. Сохраняя семью ради ребенка, вы рушите психику самого ребенка. Она будет счастливее, проводя время с родителями по очереди, но улыбаясь. Поверьте мне. Когда мы с мужем разводились, то Тошке было всего два года, и мы оба думали, что он не понимает. Но однажды я заметила закономерность: когда муж уходил, по моим догадкам к любовнице, то у ребенка была жуткая истерика, которую невозможно было остановить. Позже я знала наверняка, куда и когда муж идет. Тошка был эдакой лакмусовой бумажкой, возможно чувствуя мою внутреннюю боль. Это трудно объяснить, но это на уровне внутренней энергетики. Дети чувствуют, когда их родители страдают. – Я думаю, она уходит по ночам из комнаты для того, чтоб позвонить ему, – словно решившись, сказал Микола, – находит тихое место типа бани и разговаривает часы напролет. Дома она это делает обычно в ванной, включив душ или на балконе, а тут это очень неудобно. – Почему она не уйдет? – спросила Беата. Они по-прежнему стояли в этом неудобном коридоре, в темноте, словно только здесь можно было об этом говорить, словно этот коридор обещал им хранить все тайны. – Наверное, он женат, не знаю, мы не говорим об этом. Уже второй год мы при дочке делаем вид, что семья, а наедине не перекидываемся даже парой слов, словно и так все понятно. – Странно вот что, – сказала Беата, ей стало жаль Миколу, и она решила уйти от скользкой темы, – она была раздета, а в бане, вы говорите, жуть как холодно. Не сходится, не могла же она босиком и в тонкой кофточке там стоять. Тишину нарушил треск, а на улице вспыхнул столб огня. Беата и Микола, как по команде, рванули к окну и тут же отпрянули. На улице горела елка, которую Жека вчера купил специально для празднования Нового года. Горела очень ярко и живо, словно на нее вылили канистру бензина, но поразило их не это. Сверху на макушку ели была надета свиная голова, и в языках пламени казалось, что она улыбается. Глава 11 Надеюсь, это не ты… – Надеюсь, это не ты? – спросила женщина, глядя в окно, у скрючившегося на кровати мужчины. Ответа не последовало, поэтому она продолжила: – Красиво горело. Во дворе дымилась елка, которую впопыхах закидывал снегом прибежавший Жека. – А старуха даже не вышла на шоу, не знаю, хорошо это или плохо. В любом случае кто-то хочет напугать ее, – продолжала рассуждать женщина, разговаривая с мужчиной, но создавалось впечатление, что она разговаривает сама с собой. – Ненавижу Новый год. Глупый праздник, хотя какой это праздник, просто обычная ночь, которая меняет один календарь на другой. Подарки, веселье, танцы и салюты – ты знаешь, в моем детстве этого не было. Отец считал это излишеством и плебейским занятием. Интеллигент, мать его, – выругалась рассказчица, видимо, в своем повествовании зашедшая очень далеко в глубь себя. Повернувшись к собеседнику, она поняла, что он ее не слышит. Маленький мальчик, слабовольный и трусливый. – Прекрати так себя вести, – ободряюще заговорила она, – вспомни, как мы с тобой встретились в ночном клубе. Я тогда подумала, что ты ангел, спустившийся с небес. Вспомни: мы с тобой решили, что это судьба и мы обязательно будем счастливы всю жизнь. Но не бывает у нищих счастья, не бывает. Это я тебе точно говорю, я знаю это не понаслышке, девочка, выросшая в нищей интеллигентной семье. Папаша, не имея возможности покупать своим детям подарки на Новый год, просто придумал теорию о том, что это не праздник, по его мнению решив этим проблему. Не пошел работать грузчиком, не пошел торговать на рынок, просто придумал новое правило – это не праздник вовсе. Я не хочу так, слышишь, не хочу, – почти кричала женщина, снова и снова переходя на шепот, – я хочу купаться зимой в море, в теплом море, летом дышать кристальным воздухом в горах. Я хочу, в конце концов, покупать хорошие подарки на Новый год своим детям, слышишь ты меня? Так что соберись, впереди у нас с тобой светлое будущее. Мужчина на кровати не шелохнулся и, словно не слыша, что ему рассказывает собеседница, спросил: – А если это все она? – Зачем? – сразу поняв, о ком он говорит, спросила собеседница. – Она актриса, у нее все – представление, – рассудил мужчина. – Знаешь, в детстве мы тоже всегда боялись Нового года, потому что она устраивала нам представления. Но не детские, а жуткие, зато очень технично подготовленные. То она умирала в двенадцать ночи, то ее похищали инопланетяне и требовали от нас выкуп, то она сходила с ума. Я каждый раз с ужасом ждал этого праздника. Но страшно было даже не само представление, страшно было потом, когда она начинала разбор. Кто и как среагировал на это, кто поверил, а кто нет, кто пожалел ее, а кто остался равнодушным. И ведь что странно: реакция всегда была разная, невозможно было угадать, что она посчитает в этот раз хорошим, а что плохим. Поэтому наказание в итоге настигало абсолютно всех. Вот и сейчас повешенная Дженни, елка, горящая, как факел, со свиной головой – мне кажется, это тоже часть ее представления.