– В новую жизнь. Да, я помню, дальше. – Сказав, что каждое второе января мы обязаны встречаться в указанном ею месте, и, согласно нашим успехам, она будет определять, кому и сколько оставить в наследство. – А оставлять, как я понимаю, там есть что, – ухмыльнулась Беата, – третий супруг Агнии, греческий бизнесмен, был миллионером. – Да, – кивнул головой Микола. – Надо же, – присвистнула Беата, – значит, вы тут все – заинтересованные лица, и вы тоже подозреваемый, – неприлично искренне обрадовалась она. – А при чем тут ваша любовь, мне снова не понятно. – При том, что меня можно вычеркнуть из списка смело, – ухмыльнулся он. – Первое условие для получения наследства – это отсутствие жен и детей. Я вылетел из этой гонки через два года. Мы продолжали дружить втроем: я, Славка и Элла. Она была влюблена в него, и мы оба это видели. Славка же сказал, что не хочет из-за нее лишаться наследства, и улетел на Бали. – Понятно. Вы жалели бедную Эллочку и дожалелись до свадьбы, – опять съязвила Беата, – а эта хорошая девочка-цветочек не оценила вашего поступка, того, что из-за нее вы отказались от наследства. – Я почти сразу понял, что она со мной страдает. Да и я, наверное, перепутал братскую благодарность с любовью, это была наша общая ошибка. Не стоит ее одну винить. – А зачем вы продолжаете притворяться? Вот сколько лет Дуне? – Семь, – ответил Микола. – Зачем вы семь лет продолжаете ездить сюда, да к тому же еще и к себе их всех в дом зовете? – Потому что я их люблю, на самом деле люблю, – словно стыдясь своих слов, ответил Микола. – Они моя семья. Да, странная, да, не совсем правильная, но ведь семью не выбирают. Вот и Дуня, она ведь не виновата, что мы с Эллой так глупо поступили, она ведь не выбирала ни нас, ни обстоятельства, поэтому мы и живем вместе. – А все ездят каждый год на этот странный слет наследников престола? – спросила Беата, все еще делая пометки на почти уже исписанном листке. – Абсолютно, – улыбнулся Микола, словно радовался этому факту, – Славка, даже когда жил на Бали, прилетал обязательно. – В смысле, когда жил, а сейчас он где живет? – спросила Беата. – Он два года назад вернулся и теперь живет в Москве, – сказал Микола и пошел к двери. – Заболтался я с вами, мне еще Дуню завтраком кормить. – А если вы не страдаете, почему тогда пишете по ночам стихи? – спросила Беата уходящего Миколу. – Потому что стихи не могут жить взаперти, им необходимо рождаться, тем самым они очищают душу и мысли. Попробуйте, вам понравится, – усмехнулся он. – Нет, спасибо, – замотала головой Беата, – обойдусь без химчистки. – Ну смотрите, подарок, сделанный своими руками, никто не отменял, готовьтесь, – сказал Микола и вышел из кабинета. – В смысле, – в спину ему крикнула Беата, – я-то тут при чем? Это ваш детский перформанс. А сама подумала, что надо бы что-нибудь приготовить, так, на всякий случай. Глава 13 Все не так, как кажется – Это тебе, – услышала Беата и оторвалась от старого листка. Она перечитала его вот уже пять раз и не знала, как заносить его в книгу. Письмо полностью выпадало из нее своим страхом, безнадегой и обреченностью, а еще любовью, за которую почему-то было стыдно. Да, именно так, этот Грэй беззаветно любил свою Ассоль и не мог предположить, что у нее через два года уже появился муж, ответственный партийный работник, до которого ему, Грэю, не дотянуться ни в материальном, ни в социальном статусе. И он со своей такой искренней и такой настоящей любовью смотрится очень жалко, глупо и по-детски. Беате почему-то захотелось заплакать. Строчки не писались. Если до этого она описывала здесь любовь двух юных и невинных людей, то после этого письма начиналось избиение младенца, пинки лежачему и равнодушный взгляд на тонувшего в водовороте бурной реки. Сам виноват, глупец, зачем полез в воду. Поэтому тоненький голосок девчонки спас ее от душевных терзаний, но Беата этого, естественно, не показала, а недовольно ответила: – Ты мешаешь мне работать. – Но ведь ты сегодня не завтракала, – сказала Дуня, пододвинув к Беате тарелку с бутербродами и чашку дымящегося кофе. Бутерброды были чересчур профессионально нарезаны, поэтому Беата спросила: – Жека делал? – Нет, – отрицательно помахала головой Дуня, при этом ее воздушные кудряшки, как маленькие парашюты одуванчика, взлетели вверх, – Ритка. А мы будем продолжать расследование? – спросила девочка с надеждой. Было видно, что ей очень скучно в этом большом доме и она ищет себе развлечение. – Помнишь про правила индейцев? – спросила Беата, и та, словно она сказала что-то радостное, тут же расплылась в улыбке. – Так вот, следующее правило индейцев гласит: веди охоту тихо, иначе останешься без ужина. – Это значит, что, если ты будешь молчать, тебя покормят? – спросила Дуня. – Нет, – прыснула Беата, – это означает, что если ты вышел на охоту, то должен быть скрытным. Ведь мы с тобой тоже почти охотники, только на хулигана, который второй день устраивает происшествия. А ты раскричалась на весь кабинет, нас тут с тобой и так вчера рассекретили. Увидев, что девочка смутилась, Беата решила ее пожалеть: – Но задание у меня к тебе будет, правда, только вечером. А пока ответь мне: окна вашей комнаты выходят во двор со стороны крыльца? – Да, – ответила Дуня, – и, когда елка загорелась, мы с мамой подбежали к окну. – А вы заметили кого-нибудь во дворе? Ну, может, тень убегала. – Нет, – подумав, ответила Дуня, – только Жека потом прибежал и стал тушить. На соседнем балконе стоял дядя Макс. Он живет у нас за стенкой, и его комната лучше – она с балконом, а у нас нет. – Не завидуй, это портит цвет лица, – сказала Беата, откусывая бутерброд. – И что, он в такую холодину голый стоял? – Нет, он одетый был, в красивом свитере с оленями. Он мне очень нравится, я у папы такой же попросила. – Ну да, – кивая головой, сказала Беата, – этот легендарный свитер с оленями, помню. Мой совет: если папа тебе такой купит, не носи его, как дядя Макс, три дня подряд, иначе люди тебя будут избегать. – Но дядю Макса не избегают, – философски заметила Дуня. – У людей просто нет такой возможности, и они тайно страдают. А больше ты никого не видела? – еще раз уточнила Беата. – Нет, – ответила Дуня. – Вот и мы с твоим папой нет, – вслух подумала Беата. – А что вы с моим папой так поздно делали? – Проводили следственный эксперимент, – просто объяснила Беата. – Жека пообещал сегодня сходить в лес и срубить новую елку. Эту-то он купил в городе, но сегодня после обеда обещают метель, и ехать небезопасно. Поэтому он сказал, что возьмет грех на душу и ради Агнии сходит в лес. Жека очень любит Агнию, и это странно, ведь она ему не родная, – философски заметила Дуня. – Возможно, он ей просто должен, – сказала, задумавшись над словами ребенка, Беата. – Жеку мы, кстати, тоже видели, он прибежал позже. Хотя, – рассуждала вслух она, – он мог поджечь, встать за дом, подождать, пока разгорится, и сделать вид, что только прибежал. Надо будет мне с ним поговорить. В этот момент скрипнула входная дверь и вошла Агния, как всегда, при параде. Беата отметила, что она уже третий день здесь, а ни разу не видела ее без макияжа и прически. – Доброе утро, великая актриса Агния, – сказала Дуня и стала пятиться к двери. – Здравствуй, Авдотья, – сухо поприветствовала ее старуха и прошла к своему креслу, которое стояло по центру комнаты. – Ты что, работала всю ночь? – спросила она Беату, кивнув на смятый плед на диване. – И вам здравствуйте, Агния, – ответила Беата, – я работаю с семи, а спал здесь ваш младшенький, по опеке, разумеется. У них с женой какие-то недопонимания, вот он свою позицию, видимо, ей и показал. Я же спала в собственной постели крепко и сладко. Как вы спали после вчерашнего представления? – Плохо, – серьезно ответила Агния, – но к представлению это не имеет никакого отношения. Кстати, мой второй муж сгорел, – спокойно продолжила она, словно говорила не про человека, с которым прожила десять лет, а про фильм, просмотренный накануне, – дело было на Новый год. Пил он как свинья, да и похож был на нее внешне, – зло ухмыльнулась она, – вот нахрюкался еще до Нового года и улегся под елку. Я ушла к друзьям отмечать праздник. Ночью замкнула гирлянда, и елка загорелась. Там, под этим сказочным атрибутом Нового года, пожарные его и нашли. Так что ребята планомерно пытаются вывести меня на эмоции. Только кто это, вот в чем вопрос. – А чего нам ждать сегодня? – спросила Беата, молча записывая все, что говорила Агния. – Третий мой муж, грек, утонул в собственном бассейне. Все зависит от того, что они раскопали и на что у них хватит фантазии. – А почему вы говорите «у них»? Разве это не мог сделать один человек? – Нет, не мог, – безапелляционно сказала Агния, – я думала, что ты умная, а тебе приходится такие мелочи объяснять. – Вообще-то, я не подписывалась на расследование, – обиделась Беата, – я журналист и приехала работать с книгой. – Ты мне максимум до завтра должна найти, кто это сделал, – жестко сказала Агния, – ты пойми, я неизлечимо больна и не боюсь смерти, возможно, где-то в душе даже примирилась с ней. Мне важно, кому я оставлю… – Наследство, – вставила со вздохом Беата, – боже, как банально. – Не перебивай, – холодно оборвала ее Агния, – наследства там хватит на всех, я их просто им дразню, чтоб не расслаблялись. – А еще вам очень нравится контролировать людей, держать их в зависимости. Не боитесь доиграться? Хотя да, я помню – болезнь. Можно поинтересоваться какая, раз мы с вами тут так разболтались. – У меня болезнь Альцгеймера в прогрессирующей форме, – спокойно сказала Агния, – об этом знает Корнелия, ну теперь еще и ты. К сожалению, наука пока не в состоянии лечить ее, и мои миллионы здесь бессильны. Я не люблю врачей, да они мне в жизни и не нужны были, поэтому, когда симптомы стали явными, пришлось нанять хорошего врача. Вот он мне и сказал, что разрушение уже идет гигантскими шагами, лекарств от этой болезни нет и остался мне от силы месяц. Потом я полностью перестану себя осознавать, память исчезнет, и я стану овощем. Сейчас я пью таблетки, которые меня поддерживают, но это ненадолго. Моим мальчикам об этом не говори, не стоит их радовать раньше времени.