– Поэтому вы хотите распределить деньги до того, как сравняетесь по сознанию с морковкой, – Беата почему-то не верила великой актрисе. Либо она не больна, либо ничуть об этом не сожалела. – Ну, если грубо, то да, – ни капли не обидевшись, согласилась Агния, – но важнее кое-что другое. Мне надо знать точно, что главное мое сокровище достанется хорошему человеку. Ваппу обещала мне, что он уже здесь, со мной. Только как понять, кто это? – Бабушка Жеки? А она-то тут при чем? И вообще, безумно интересно, какое сокровище у вас главное. Надеюсь, не Корнелия? Она, конечно, женщина со способностями, но крепостное право у нас отменили в 1861 году, если вы не знали, и души уже не так просто передать по наследству, – пыталась шутить Беата, хотя ей на самом деле были очень интересны ответы на ее вопросы. – Ты когда начнешь за собой следить? – резко сменила тему Агния, словно поняла, что сказала лишнее. – Ты посмотри: твоя кожа тусклая и уставшая. – Она просто солидарна с хозяйкой и не хочет выделяться, – согласилась Беата. – Шутишь, ну-ну. Знаешь, в чем секрет моей молодости? – спросила Агния, загадочно ухмыляясь. – Нет, но вы поделитесь, мне интересно. Сразу предупреждаю, что если это огромная коммерческая тайна, то денег у меня нет и за нее я платить не буду. Из гонорара я тоже не отдам, его я уже мысленно потратила и еще должна осталась, – сказала Беата, понимая, что актриса не скажет больше, чем хочет, и уговаривать ее не имеет смысла. – Нет, это будет совершенно бесплатно, – сказала Агния, и глаза ее заблестели, словно она снова что-то задумала. – Как говорится, бесплатно и известь – творог. Я согласна, осчастливьте меня. – Язвишь, – сказала беззлобно Агния, – ну так вот, запоминай, а лучше записывай: секрет молодости и красоты – это контраст. Контрастный душ, например, очень сильно омолаживает клетки кожи, возвращая тонус и обновляя их. – Ну, это секрет Полишинеля, я его еще в первом классе знала, – перебила актрису Беата. – Это прекрасно, конечно. Странно, что ты этим секретом не пользуешься, тебе уже пора, – поддела она ее. – Ну так вот, я пошла дальше. Все знают, что я люблю баню, тебе я открою еще один секрет. – Боюсь, на сегодня перебор с секретами, – усмехнулась Беата. – Я ненавижу баню, – продолжала Агния, не обращая на ее кривляние никакого внимания. – Но в бане я разогреваю кожу до максимальной температуры. В Ладоге, в самом центре, в нетронутой человеком ее части, мне вырезают кубы льда, естественно, зимой. Ну, такие, метр на метр, и привозят сюда. Специально для них в бане, в комнате для отдыха, есть огромный холодильник, такие покупают в рестораны и магазины для хранения мяса. И вот когда кожа распаривается полностью, я специальными распиленными для удобства кусочками протираю себе кожу, и именно тогда проявляется невероятный эффект, схожий с пластикой. – Да вы что, – сказала Беата, дослушав Агнию. Она по-прежнему сидела за письменным столом, подперев подбородок рукой, – все-таки Ладога. А я-то думаю, как это без нее. Вы, наверное, еще и в волшебное свечение Ладоги верите, что именно оно вам помогает. – Нет, – сказала Агния, вставая с кресла, словно решила, что сказала все, что хотела, и потеряла интерес к Беате, – я не верю. Но мир так устроен, что не все является таким, как кажется. – Философски, – согласилась Беата и, видя, что Агния уходит, решила задать еще один вопрос: – Агния, скажите, по какому принципу вы брали ваших мальчиков из детдома? Я чувствую, была система, но не могу ее нащупать. Ну не по первой же букве в их именах. Более того, мне кажется, что вы искали кого-то конкретного. Агния остановилась на полдороге, улыбнулась и устало сказала: – Ты поймешь все, прочитав письма до конца. Не спеши, главное представление впереди. Все герои этой финальной пьесы должны выходить на сцену поочередно, чтоб картинка сцены была красивой. – По вам не скажешь, что вы теряете память, – вдруг сказала Беата. – Вы уверены, что больны? Агния вздохнула и сказала: – Я очень стараюсь, чтоб этого было не видно, плюс таблетки, ну и еще я все-таки не великая, – спокойно призналась она, – но неплохая актриса. – А как проявляются симптомы? – По-разному, но один раз целый день был вычеркнут из моей жизни. Уснула второго, а проснулась четвертого числа. Сначала я думала, что проспала, но оказалось, что я в этот день ходила гулять в парк, ела чизкейк в булочной и даже звонила в адвокатскую контору. А еще я постоянно все теряю. – К примеру, очки, да? Мне Мирон говорил, что ищет их для вас. Но это не показатель, я тоже постоянно все забываю и теряю. Это просто рассеянность, как говорил мой отец, это присуще творческим натурам. – Ты ищи гаденыша, девочка, – очень грустно сказала Агния, – мое время уходит. – Ну, наверное, я могу исключить Жеку и Миколу, – решила не мучить ее больше Беата и переключилась на другую тему. – Почему это? – удивилась Агния. – Ну, Жека вообще обслуживающий персонал на турбазе и к вам и вашим деньгам никакого отношения не имеет, а Микола, женившись на Элле, ослушался вас и лишился наследства, у него нет причин желать вам смерти, – пояснила Беата. К ее удивлению, Агния захохотала громко и звучно. Отсмеявшись, она пояснила свою реакцию: – Ты вообще журналист или тургеневская барышня? – резко спросила Агния. – Все не так, как кажется, копай. Как ты думаешь, зачем Микола всей своей семьей каждый год сюда ездит? – Он сказал, что любит вас, что вы его семья, что вы жизнь ему спасли, забрав из детского дома, и он вам безмерно благодарен, – растерялась Беата. – Часть наследства в прошлых завещаниях я оставила Дуне, про Жеку разбирайся сама. Мне надоело тебе помогать, не разочаровывай меня, – сказала Агния и, снисходительно посмотрев на Беату, вышла из комнаты. Письмо 7 Август 1957 г. Здравствуй, милая моя Ассоль. Я на свободе, меня реабилитировали полностью. Партийная комиссия, что приехала в наш лагерь, рассмотрела мое дело и вынесла единогласное решение: я невиновен. Ты даже не представляешь, что со мной было, я плакал как мальчишка, после провозглашения решения комиссии прямо там, в лагерном кабинете, упал на колени и рыдал, не в силах остановиться. Я знал, что справедливость восторжествует, знал. Единственное удручает меня, что девять лет своей жизни я потратил на ее поиски. Сколько я мог сделать полезного и доброго нашей израненной войной великой стране – и не перечислить. Сразу из Норильлага, который находится в заполярном городе Норильске, я отправился в Красноярск, куда два года назад уехал тоже реабилитированный отец Георгий. Вот отсюда и пишу тебе письмо. На самом деле я не сразу понял, что нам, сидельцам лагеря Норильлаг, еще очень повезло. Говорят, что он не самый страшный в огромной системе ГУЛАГа. Сюда в основном отправляли здоровых и молодых людей, потому как работы здесь были ответственные и сложные, а заключенные ценились как важный рабочий инструмент. Ведь не каждый бы смог трудиться хорошо в условиях Крайнего Севера. Поэтому и смертность в нашем лагере была небольшая, так как кормили нормально и жили в тепле, чтоб работать могли быстро и качественно. Пока добирался до Красноярска, много таких, как я, по пути повстречал, много историй страшных и раздирающих душу послушал. Самыми страшными, рассказывают, были лагеря на Колыме и на строительстве БАМа. Представляешь, там, рассказывали мне, был железный закон: «Кто не работает, тот не ест». Когда строительство не укладывалось в сроки, администрация тут же увеличивала рабочий день. Один заключенный, которого перевели с БАМа, рассказывал мне, что они работали по шестнадцать, а то и по восемнадцать часов в день. Люди умирали десятками. Поэтому, когда его перевели к нам, в Норильлаг, он посчитал это место раем. Одно радует: опомнилась наша страна, теперь все будет хорошо, теперь заживем, а народ наш умеет прощать и забывать, и это простим и забудем. Я сейчас поживу немного здесь, напишу письмо матери и Сашке, чтоб знать, куда ехать. Да и тебе пишу письмо по старому адресу в надежде, что даже если ты переехала, то приходишь в свой старый дом узнать, нет ли от меня весточки. Оставляю тебе адрес отца Георгия, с нетерпением буду ждать ответа. Навсегда твой Грэй. Глава 14 Жека тоже в деле От всех этих лагерей и ложных надежд бедного парня Беате хотелось вымыться. У нее такое же чувство вызывал просмотр любимого биатлона в записи, когда уже известен результат и ты знаешь, кто выиграет, а кто придет последним. Но вот на экране мелькают лица с надеждой на победу, самые смелые дают интервью, что они готовы на сто процентов. Журналист, ведущий репортаж, которого Беата, к слову, просто обожала, на втором кругу кричит, срывая свои голосовые связки, спортсмену: «Беги, надеемся на тебя, ты можешь!» Но тебе это все неприятно, и выглядит жалко, ведь ты знаешь, что на третьем рубеже он промахнется три раза и не попадет даже в топ тридцать. Вот и сейчас все эти муси-пуси, все эти объяснения в любви идут в пустоту, в холодную бездну, не ждущую романтичного Грэя, в черную дыру под названием Агния Орлова. – Жека, привет, – Беата зашла на кухню, где все кипело, бурлило, парило и шкварчало, – мне надо с тобой поговорить. – Привет, – расплылся в улыбке круглолицый повар, – я не могу, сегодня праздничный ужин, а я ничего не успеваю. Пока ходил за елкой в лес, кучу времени потерял, – сказал он, даже не подумав оторваться от дел. – Вон, поставь Ритку, дай указания, и пошли, – не терпящим возражения голосом сказала Беата. – Ты слышал, что Агния дала мне все полномочия, так что отказ расценивается как признание вины. Жека нехотя кивнул и, дав Ритке пару указаний, вышел за Беатой в тот самый узкий коридор, что вел в баню. – Рассказывай сначала про вчера. Как елка-то загорелась? – Дак поджег кто-то, – без сомнений сказал Жека, – там и канистра из-под бензина стояла рядом. Облил и поджег. – Чья канистра, знаешь? – уточнила Беата. – Так моя, – спокойно ответил Жека, – из гаража. Но он у нас не закрывается, любой мог взять. – Ты видел кого-нибудь? – Так и странно, что нет. Я вот думаю: может, это старуха Лоухи балуется, – на полном серьезе сказал Жека, поглядывая на кухню. – Знаешь что, – сказала Беата, – легче всего спихнуть все на нечисть и бедную сказочную старушку. Там еще не факт, что она злая была, а вы на нее уже всех собак повесили в полном и переносном смысле, – сказала Беата, видя, что делает Жеке больно, напоминая про повешенную Дженни. – Ладно, расскажи подробно, где ты был, куда шел? – Я на снегоходе ездил к моей бабушке Ваппу, гостинцы отвозил. – А что так поздно? – засомневалась в его словах Беата. – Так пока все убрал, сделал заготовки для сегодняшнего ужина, замариновал мясо, вот и получилось. К бабуле моей ехать минут тридцать, ну еще и засиделись мы у нее, – на этих словах Жека смутился, а Беата догадалась. – Ты ездил к ней узнать, кто убил Дженни? – Ну да, – махнул головой Жека, – только ничего хорошего из этого не вышло, – вздохнул он. – Что, духи не знают этого? – Духи просто кричали бабушке, что будет человеческая смерть, и не отвечали про бога.