Фэй почувствовала, как у нее заложило уши, и одно из пугал в шали и красном клетчатом платье медленно поднялось с земли, словно марионетка на ниточках. Ее колени не сгибались, а руки безвольно болтались по бокам. Полностью выпрямившись, она содрогнулась и прыгнула вперед. Как она это сделала? Несколько жителей деревни зааплодировали, оценив трюк. Сьюки сложила руки перед собой, обращаясь ко всей деревне. Ее деревянная шея скрипела, как несмазанная дверь. – Мы ищем одного из вас, – заявила Сьюки. – Браконьера, если угодно. Жители деревни украдкой обменялись взглядами. – Он ударил меня по лицу и свернул мне шею, – продолжила она, – и он покалечил двух наших братьев и сестер. Он сжег нашего веселого братца, даже хуже. – Крэддок? – полушепотом обратилась Фэй к отцу, но в этот самый момент мир накрыла тишина, и ветерок разнес ее шепот по всей деревне. Вздохи неодобрения заставили Фэй покраснеть от стыда. В конце концов, никто не любил стукачей. – Вышло… вышло громче, чем я предполагала. – Фэй закусила губу. – Простите. – Да. – Тыквоголовый спустился по ступеням мемориала к Фэй. Ей хотелось закричать и спрятаться за отца, но она не сдвинулась с места. – Крэддок, – сказал он, протягивая к ней руку в перчатке. – Это он. Отдай его нам. – Он не совсем мой, чтобы мне его отдавать, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Но если я увижу его, дам ему знать, что вы спрашивали о нем. Кстати, мне нравится ваша маска. Сами сделали? Как она работает? – Скажи мне, – произнес Тыквоголовый, игнорируя ее вопросы и задавая свой: – Страдаете ли вы от бесчинства ведьм в этой деревне? Щеки Фэй вспыхнули, а очки начали запотевать. – Кого, – выдавила она, как только к ней вернулось самообладание, – вы называете ведьмой? – Ага, ты, дерзкое создание, – сказал Терренс, тыча большим пальцем в сторону дороги. – Если не можешь быть вежливым, убирайся. – Я просто спрашиваю, – начал Тыквоголовый, поднимая голову, словно почуяв запах, – потому что в воздухе витает магия. У Фэй закружилась голова от всех этих разговоров о магии и ведьмах, она вспомнила о книге своей матери, но тут же постаралась о ней не думать, на случай если Тыквоголовый умеет читать мысли. – Здесь все пропитано ею, – улыбнулся предводитель пугал. – Да, воздух, улицы, деревья, дома… и ты, Фэй Брайт. – Как… как вы узнали мое имя? – спросила она, затаив дыхание при мысли, что это существо может заглянуть в ее разум. – Оно на твоей книжке написано, – заметил Терренс, выхватывая продовольственную книжку дочери, засунутую вместе с беконом в корзинку. На лицевой стороне красовалось имя Фэй, жирно выведенное заглавными буквами. Терренс передал ей книжечку, и она сунула ее в карман. Владелец паба расправил плечи, глядя на Тыквоголового. – Я предлагаю вам идти своим путем, любезный. Мы посмотрим, что можно сделать с мистером Крэддоком. Сьюки встала между Терренсом и Тыквоголовым. – У вас есть время до завтрашнего восхода, – сказала она, обращаясь ко всем жителям деревни громким и ясным голосом. – Увидимся возле аббатства. – Не разочаруйте нас, – добавил Тыквоголовый чересчур бодрым голосом и поднял руки. – Братья и сестры. Пугала поднялись, подобно Сьюки, их конечности вяло болтались. На мгновение они застыли в воздухе. Затем, как один, пугала бросились на жителей деревни, размахивая руками и качая головами, улюлюкая и завывая, точно обезьяны. Люди, не сдерживая криков, в ужасе разбежались по укрытиям. Фэй бросила велосипед и крепко обняла отца, наблюдая, как Тыквоголовый шествует обратно по улице, уверенно пробираясь сквозь весь этот хаос, остановившись только для того, чтобы снять цилиндр перед миссис Тич, которая все еще стояла в дверях мясной лавки. К ее чести, она вздернула подбородок и сложила руки на груди, бесстрашно выказывая неповиновение. Тыквоголовый ухмыльнулся, а затем присоединился к своим собратьям-пугалам, и они вместе исчезли в переулках, по которым эхом разносились их крики. А потом они ушли, оставив после себя только ледяную тишину. Фэй повернулась к отцу. – Что за чертовщина только что произошла? 13 Насмешка над птицами Обратное путешествие в аббатство Терфилд обернулось для вороньего народа настоящим весельем. Они танцевали и пели, бредя по лесу, а Тыквоголовый звонил в свой колокольчик. Сьюки кружилась и танцевала вместе с остальными, радуясь тому, что больше не привязана к крестовине посреди поля. В то время она могла только смотреть и задаваться вопросом, что скрывается в лесу, который выглядел таким темным и далеким. Теперь она знала. Она чувствовала сердцебиение землероек, снующих через подлесок, трепет крыльев над головой и вокруг. Она заметила зябликов, гнездящихся в развилке ствола дерева и кормящих своих птенцов извивающимися личинками. Все птицы пели ей, пролетая над пологом леса в такт музыке. Сьюки кружилась, и они кружились вместе с ней; она подняла руки, и они взмыли вверх; она широко растопырила пальцы, и птицы разлетелись, точно листья на ветру, а затем снова собрались вместе, повторяя каждое ее движение. – Ты видишь это, мое Тыквоголовшество? – позвала его Сьюки, прыгая по лесу. – Ну разве я не умница? – Не водись с птицами, сестра Сьюки, – предостерег он, останавливая свой ритмичный звон. – Они враги пугал. – Но, мое Тыквоголовшество, так было во времена, когда мы отпугивали их от перепаханных полей для людей с ферм, – сказала Сьюки, кружась вокруг него. – Мы больше не их рабы, как ты и сказал, так почему бы не подружиться с птицами? Нам следует… Тыквоголовый нежно взял ее за запястье, завершив танец. – Не водись с птицами, – повторил он, его зигзагообразная улыбка не покидала лица, хотя глаза еще никогда не выглядели более черными. – Ты понимаешь меня, сестра? – Я… Да, мое Тыквоголовшество, – ответила Сьюки, подняв взгляд и увидев, как птицы улетают прочь. – Мне очень жаль. Правда. Очень. – Не о чем сожалеть, – Тыквоголовый погладил ее лицо из мешковины, а затем позвал остальных: – Братья и сестры, умерьте свое веселье. – Вороний народ собрался вокруг своего предводителя. – Еще ближе, братья и сестры, подойдите ближе, чтобы вы могли меня слышать. Хорошо, хорошо, так близко, как только можно. Возьмитесь за руки. Вот так. Прекрасно. Сьюки взяла за руку пугало в соломенной шляпе и почувствовала, как рука Тыквоголового в перчатке сомкнулась на ее ладони. Она задрожала от трепета. Весь вороний народ слился воедино. – Прислушайтесь, мои братья и сестры, – сказал Тыквоголовый приглушенным голосом, взглянув туда, где стайка воробьев наблюдала за ними с каменных галерей аббатства. – Слышите насмешки птиц? Их карканье, уханье и чириканье. Как часто они насмехались над нами в прошлом? Сьюки уже собиралась возразить, когда заметила, что все согласно кивают. – Что, если я скажу вам, что все вместе мы сможем заставить их замолчать? – С этими словами Тыквоголовый крепче сжал руку Сьюки, и она почувствовала себя странно. Легче. Невесомее. Ее зрение подернулось рябью, как вода в пруду. – Слушайте, братья и сестры, слушайте мои слова, вместе мы сильнее, вместе мы могущественнее, вместе мы будем… Голос Тыквоголового стал тише. Мир Сьюки погрузился во тьму, и она уже не знала, где кончается ее сознание и начинается его. Сьюки взлетела над руинами аббатства, мир под ней качался. Она стала птицей. Они все – ее братья, сестры и Тыквоголовый. Стали единым целым и летели вместе, неслись на крыльях птиц, проникали в их сознание, парили и пикировали, как в детской мечте. И тут они увидели его. Крэддок. Измученный, шатаясь, он плелся вдоль берега реки, направляясь к аббатству. Он шел к ним, и был это лишь вопрос времени, когда они его схватят. Сьюки ощутила укол гневного удовлетворения, который ей не принадлежал. А затем она почувствовала что-то еще. Присутствие чего-то еще. Большего, чем Тыквоголовый. Большего, чем птицы. Мудрый ум, не такой древний, как у их предводителя, но, возможно, такой же могучий. Он зазвенел в ушах Сьюки, как колокольчик. Это испугало Тыквоголового, и Сьюки почувствовала, как его страх, холодный и несгибаемый, проникает в нее. От его гнева закружилась голова, и, когда он сорвался, она почувствовала, как остановилось бесчисленное множество крошечных сердец, и ее мир погрузился во тьму. 14 Сердце деревни В Вудвилле была отличная ратуша. Восстановленная после пожара 1932 года, она служила местом проведения заседаний деревенского совета, Общества любительского драматического искусства Вудвилла, свадеб и детских праздников. К ней было подведено электричество, имелись парковочные места для двух автомобилей и даже модный туалет внутри здания. Однако добропорядочные жители Вудвилла знали, что есть только одно место, где они могут собраться для дельного обсуждения в случае серьезных чрезвычайных ситуаций. Настоящим сердцем деревни был паб «Зеленый Человек», и большинство жителей втиснулись в него, дабы обсудить странные события, свидетелями которых они только что стали. То было обеденное время, и в пабе не собиралось такого скопления людей с кануна Нового года. Фэй дежурила возле стойки, а Терренс спустился в подвал, чтобы поменять пару бочек. – Бродячие артисты, я полагаю. Проезжали мимо, – предположил Берти Баттерворт, и собравшаяся толпа принялась ахать и охать в неопределенном согласии. Он уже успел обсохнуть после утреннего приключения в реке. – Они сказали «Не разочаруйте нас». – Фэй скрестила руки на груди. – По-моему, это похоже на угрозу, а мы не очень-то жалуем угрозы, не так ли, друзья? – Со стороны добровольцев местной обороны, которые тоже успели обсохнуть, раздался стройный возглас одобрения. Они смогли припомнить лишь небольшую перепалку между мистером Маршаллом и мистером Бакстером, когда их спросили, как прошла утренняя тренировка. Берти тоже утратил обрывки воспоминаний. Фэй упомянула об этом, когда он заказал напиток, но тот сморщил нос и нахмурился, лишь отчасти вспомнив, что произошло нечто странное, хотя он и не совсем понял, что именно. Почему она единственная запомнила, как скворцы тушили огонь? Фэй могла понять забывчивость пожилых мужчин. Их мысли занимали Дюнкерк и война. С момента отступления им не терпелось ринуться в бой, и если они не могли сражаться с нацистами, то кучка незнакомцев, одетых как пугала и угрожающих деревне, вполне подойдет в качестве нового объекта гнева. Но Берти должен был помнить. – Не обращай на них внимания, – сказал он рассудительным тоном. За что получил несколько освистываний от товарищей из ОМО. – Зачем ввязываться в драку? Они скоро уйдут. – Не думаю, что они куда-то денутся, Берти. – Фэй окинула его слегка недовольным взглядом, и мальчик вздрогнул, потягивая сидр, не понимая, почему она вдруг так на него рассердилась. – И я не думаю, что это бродячая труппа, – продолжала она, желая прокричать, что это были настоящие пугала, но при этом помня слова миссис Тич о том, что люди видят и слышат только то, что хотят. Она поймала взгляд Филомены. Пожилая дама наблюдала за ней из дальнего конца бара, потягивая шерри. – И это имя, Сьюки. Уверена, что уже слышала его раньше. Кто-нибудь здесь знаком со Сьюки? – Жители деревни переглянулись, и спустя несколько мгновений устроили конкурс пожимания плечами. – Они называли себя вороньим народом. Что это значит? – Последовало еще больше недоуменных жестов. – Кажется, они из цирка, – сказал Терренс, возвращаясь из подвала. – Ты знала, что, будучи мальчишкой, я чуть не сбежал с цирковой труппой? – В цирк? – Фэй покосилась на отца. – С чего бы? – Они приезжали сюда, когда я был немногим старше тебя. У меня завязалась интрижка с женщиной, которая могла загнуть лодыжки прямо за уши… – Папа! Мужчины в баре разразились бурным смехом, когда заметили, что Берти подавился сидром. Миссис Тич, сохраняя нехарактерное для нее молчание после визита вороньего народа, одобрительно приподняла бровь и сделала глоток своего напитка.