Отец Фэй бросил на парня грозный взгляд. – Ты когда-нибудь слышал о том, что нужно стучать, Берти? – П-простите, – пробормотал он. – У меня здесь наливка из бузины, которую вы просили, мистер Брайт. Терренс затянулся и табак в его трубке засветился красным. – Спасибо, Берти. Поставь на стойку, ладно, парень? – Хорошо, – Берти перетащил ящик с бутылками через комнату к стойке. – Когда у кого выпали все волосы? – спросила Фэй у друга, понимая, что отец смотрит на нее взглядом, призывающим немедленно замолчать. – У Крэддока? – Моя мама рассказывала нам. Она присутствовала при этом. Сказала, что твоя матушка прокляла Крэддока, – выпалил Берти, для пущего эффекта шевеля пальцами, как фокусник на сцене. – На следующий день у него выпали все волосы. И я имею в виду буквально все. Даже ниже живота. По словам доктора Хамма, его зад стал гладким, как головка младенца. – Берти заметил пристальный взгляд Терренса. – Или нет. Не знаю. Не помню точно. Всем спокойной ночи. – Берти! – рявкнула Фэй, но парень уже выбежал из паба. Она оглянулась на отца, поднимавшегося со стула. – О нет. Сядь. Терренс снова сел. – Мама прокляла Крэддока? – Она этого не делала. – Мама Берти запомнила другое. – А я помню события иначе. Не забывай, что я тоже там был. Проклятия и глупости. Все это не имеет значения. – Это имеет значение, поскольку мне кажется, что женщина здесь не может высказать свое мнение без того, чтобы какой-нибудь тип не назвал ее ведьмой или шлюхой или не обвинил в том, что она кого-то проклинает. – Нахмурившись, Фэй скривила губы. – Надеюсь, ты не думаешь, что я согласен с этим мнением, юная леди. – Не знаю. А это так? – Я провел достаточно времени с твоей матерью, чтобы понимать, что женщина может и должна говорить все, что ей вздумается, – сказал Терренс, ткнув в дочь трубкой, чтобы доказать свою точку зрения. – Но я также знаю, что когда кто-то говорит нечто безумное, – будь то мужчина или женщина, – тот же самый человек должен еще и подготовиться к последствиям своего якобы безумия. – Значит, мама была сумасшедшей? – Не перевирай мои слова, дочка. Я сказал «якобы». Она знала, что говорила, но люди склонны неверно истолковывать все, что они не понимают. – Мама прокляла Крэддока или нет? – Главное то, – сказал Терренс, уклоняясь от ответа, как полузащитник от захвата, – что Крэддок при желании умел становиться крайне неприятной личностью, так что не стоит его слишком жалеть. В общем, да, может, она одарила его одним из своих взглядов, ну, знаешь, из тех, от которых у меня поседела борода. Но она никого не проклинала. Она высоко подняла голову и повела меня играть в томболу. Мы выиграли бутылку шерри. – На мгновение Терренс замер и улыбнулся. – Мне кажется, за последние пару дней я узнала о маме больше, чем за предыдущие семнадцать лет, – заключила Фэй. – Думаю, за это мне стоит взять вину на себя. – Терренс опустил голову. Его улыбка померкла. – Я не люблю ворошить старые воспоминания, Фэй. Это прозвучит странно, но… всякий раз, когда я думаю о твоей маме, во мне вскипает злость. Фэй почувствовала, как что-то затрепетало внутри ее. – Во мне… во мне тоже, – произнесла она. – Я чувствую, будто меня… обокрали. – Нас обоих, – кивнул Терренс. – И я не считаю, что должна жаловаться, потому как у других все гораздо хуже, но мне обидно, папа, чертовски обидно, что я так и не узнала свою маму. Фэй с удивлением обнаружила, что отец нежно сжимает ее руку. – Мне повезло, – сказал он. – Я очень хорошо ее знал, и она бы очень гордилась тобой. Ты так на нее похожа. – Чем именно? – Ты добрая, – произнес он. – И полезная. Фэй не сумела сдержать улыбки. – Что? – Ты знаешь, что я имею в виду. Ты помогаешь людям. Они думают, что ты суешь свой нос в чужие дела, но ты просто хочешь сделать добро. Твоя мама была такой же. «И она была ведьмой», – подумала Фэй. – И она не терпела сумасбродства. – Терренс с трудом поднялся со стула и неторопливо направился обратно к барной стойке. – Крэддок больше никогда ничего ей не говорил, но всегда делал вид, что не одобряет ее. Я не сторонник мести, Фэй, но парень пожинает то, что посеял. – Все равно он не заслуживает смерти, – сказала она, хотя и пообещала себе, что поговорит с Крэддоком, если и когда встретит его в следующий раз. – Нет. Но он может не ждать, что мы станем о нем волноваться. Ни ты, ни я, ни констебль. Он… Терренса прервал крик, доносившийся с другой стороны улицы. Фэй первой подошла к двери, распахнула ее и увидела, что миссис Тич в бигуди и халате ковыляет ко входу в паб. – Там один из них, – закричала она, указывая на церковь, где в тени мелькнула призрачная фигура. – Одно из этих пугал ворвалось в мой дом! 19 Вторая смерть Эрни Тича При жизни Эрни Тич каждый день ровно в шесть часов вечера возвращался из гаража, и миссис Тич всегда готовила для него горячую ванну, дабы он мог помыться. Они вместе пили чай, слушали радио – любимой передачей Эрни была «И снова этот мужчина», – а потом он выпиливал лобзиком поделки, а она вышивала крестиком. В десять часов они ложились в постель и занимались любовью с таким безудержным энтузиазмом, что даже миссис Несбитт жаловалась на шум, а она была глуха, как пень. На следующее утро миссис Тич всегда приходилось объяснять миссис Несбитт через садовый забор, что стук вызван воздухом, попавшим в водопровод, а Эрни вечно хихикал, извинялся и уходил в дом. После смерти Эрни вечерний распорядок миссис Тич изменился. Теперь в шесть часов она зажигала за него свечу, радио молчало, а вместо вышивания крестиком она рано ложилась спать, предварительно выпив чашку чая с джином и почитав хорошую книгу. В тот вечер миссис Тич как раз погрузилась в чтение отредактированного издания «Заклятой книги Гонория» – средневекового гримуара, имеющего дурную славу, – когда услышала, как скользнула задвижка на задней двери. Только ее Эрни когда-либо входил через нее, поскольку лишь он один знал, как дернуть защелку так, чтобы несговорчивая дверь сдвинулась с места. Миссис Тич услышала знакомый стон открывающейся задней двери, трущейся о раму, а затем шаркающие шаги по половицам кухни. Ее сердце бешено заколотилось. Она отложила книгу, влезла в халат и тапочки и прокралась на лестничную площадку. Она уже собиралась потянуться к выключателю, когда услышала голос снизу. – После тебя, Клод. Нет, после тебя, Сесиль. Миссис Тич проклинала себя за то, что ей не хватило предусмотрительности оставить рядом с кроватью что-нибудь тяжелое, например сковороду, на случай незваных гостей. Она сделала мысленную пометку исправить это сразу после того, как выпроводит этого незнакомца, но потом вспомнила, что пожертвовала свою старую запасную сковороду на сбор металла. – Не забудьте водолаза, сэр. Кем бы ни был этот незваный гость, он повторял фразы из передачи «И снова этот мужчина». – Я не против, если так. Шу-у-у-у-у-ш. Некто издавал звуки, похожие на настройку радио. – Говорит Фанф. Вы обречены! Миссис Тич ухватилась за перила и принялась осторожно спускаться по лестнице. Незнакомец занял гостиную. Миссис Тич подумывала о том, чтобы броситься к входной двери и сбежать, но чем больше она слушала незваного гостя, тем больше узнавала его голос. – Я ухожу, я возвращаюсь. Это не мог быть он. Это было просто невозможно. – Дамы и господа, займите свои места, пожалуйста. Миссис Тич распахнула дверь гостиной. Окутанное тенью существо, которое она обнаружила, сгорбилось над радио, его голова дергалась из стороны в сторону, пока оно осматривало устройство со всех сторон, бормоча одно и то же снова и снова: – ИСЭМ[22], ИСЭМ, Ра-Ра-Ра! ИСЭМ, ИСЭМ, Ра-ра-ра! – Эрни? – Голос миссис Тич звучал натянуто, точно барабан.