– Я иду, папа, я иду. Окружавший деревню лес бывал неумолим к тем, кто не знал нужного направления. Мелкие существа ориентировались на нюх, птицы летали над его пологом, но когда терялись люди, они просто выбирали направление и шли в ту сторону. Потом меняли свое решение, поворачивали назад, выбирали другое направление, следовали ему, затем передумывали снова, снова и снова и либо оказывались там, откуда начали, либо приходили в незнакомое место, недоумевая, как они туда попали. Иногда выхода не было. Не один человек погиб под ледяным дождем и снегом, заблудившись в лабиринте леса. Их находили позже, во время оттепели. В летнюю жару некоторые увядали от недостатка воды днем и становились пиршеством для хищников ночью. Эта потерянная и одинокая девочка, петляя, уходила все глубже и глубже в лес, не желая останавливаться. Но лес знал, что за ней кто-то присматривает. Кто-то всегда за ней присматривал. Фэй не паниковала. Определенно нет. Она, Фэй Брайт, не паниковала. Никогда. Ни разу. Прошло некоторое время с тех пор, как она в последний раз слышала крики своего отца или насмешки вороньего народа, но она следовала за их эхом, никуда не сворачивая. Она собиралась придерживаться курса, пока не отыщет их. А если дойдет до опушки леса, то вернется назад тем же путем, которым пришла, выискивая новые подсказки. Она не сдастся. Не оставит отца. Не сейчас. Никогда. – Чтоб мне провалиться, – во рту у нее пересохло, а в голове неустанно стучало. Ручей, вытекающий из реки Вод, должен был находиться где-то неподалеку – она слышала его журчание, – но Фэй не хотела рисковать, сворачивая с дороги, и потому продолжала путь с пересохшим горлом. Она перешла на бег трусцой, который обернулся не более чем ходьбой с повисшими руками и тяжелой поступью. Из головы боль переместилась в область глаз, мысли путались, сердце грозило выскочить из груди. Губы Фэй были сухими и шелушились, она хрипела, делая очередной шаг. Ей следовало остановиться. Фэй больше не слышала ручья. Она могла бы вернуться и попытаться найти его. Или продолжить путь. Ноги изнывали от боли, легкие горели. Она не замечала этого, когда бежала, но теперь, остановившись, почувствовала тяжесть в конечностях. Фэй вновь попыталась бежать, но тело протестовало. Оно хотело покоя. Ему требовалась вода. Она вспомнила свой последний разговор с отцом. Перед пожаром, в пабе. Он злился на нее. Нет, не злился. Разочаровался в ней. Она обещала держать голову на плечах, а сама носилась с ведьмой в поисках подсказок о странных человекоподобных пугалах. – Ох, папа, прости меня. Я… Я приду, я обещаю, обещаю, я… Фэй наклонилась, уперев руки в бедра. Она могла бы немного посидеть. Просто чтобы перевести дух. Плюхнувшись на попу, она заметила на земле несколько ярко-красных вишенок, брошенных какой-то белкой, спешившей домой. Фэй схватила их и принялась жевать; вкус струился по языку, но этого было недостаточно. Ей требовалась вода. Много воды. И отдых. Просто небольшой перерыв. Она могла бы… Могла бы… Могла бы… Могла бы лечь среди липких листьев платана и поспать… Всего лишь… Недолго… Мысли Фэй блуждали во тьме. Они перенесли ее в прошлое лето, до войны, когда все наслаждались беззаботной жизнью. Воспоминания возникали и исчезали в мгновение ока. Потягивание пинты в «Зеленом Человеке». Поедание клубники со сливками. Помощь в сборе хмеля. Потом, после лета, все слушали мистера Чемберлена по радио. Развернулась война, эвакуированные дети с маленькими картонными чемоданчиками и противогазами сбились в группы; теперь всем раздали форму, и многие юноши покинули деревню, чтобы сражаться. Хотя в остальном мало что изменилось. Фэй помогала собирать урожай кабачков на участке Эрни Тича. Он угощал ее мутным лимонадом, резким и освежающим на вкус. Они вместе взвешивали и измеряли тыквы для праздника урожая. Эрни вырезал глаза и улыбку на одной из них и водрузил ее в качестве головы на свое пугало. Фэй резко проснулась. Она была уверена, что закрыла глаза всего на мгновение, но почему-то деревья заполнились пением птиц. У пугала Эрни Тича вместо головы была тыква. У многих пугал вместо голов были тыквы. Это ничего не значило, но Фэй вспомнила, что пыльный смокинг и потертый цилиндр ужасно напоминали наряд того, кто только что похитил ее отца. Сойки кричали на нее, сороки и вороны каркали со своих веток. Птицы настойчиво требовали, чтобы Фэй встала. – Хорошо, хорошо, я не остановлюсь, не сдамся. – Она с трудом поднялась на четвереньки. – Да, да, я… На каждой ветви каждого дерева восседала птица. И каждая из них смотрела прямо на Фэй. Они пели в унисон. Она почувствовала покалывание на затылке. Воздух был заряжен, словно вот-вот разразится гроза. – Привет, – сказала Фэй, поднимаясь на ноги. Птицы замолчали. – Вы должны были помочь. Вы должны были потушить огонь. Некоторые птицы виновато перепрыгивали с места на место. – Вот именно, – заметила Фэй. – Но вы поможете мне найти моего отца, чтобы искупить свою вину. Возобновилась птичья трель, шум щебета и чириканья. – Да, да, ладно, угомонитесь. Птицы, как одна, снова затихли. – Вы особенные, да? Сбежали из цирка? Все птицы разом поднялись в воздух и полетели дальше вдоль тропы, а затем уселись на новых деревьях, ожидая Фэй. – Значит, мне просто следовать за вами, да? – Птицы молчали. – Только дайте мне отдышаться. Они снова принялись раздраженно и нетерпеливо щебетать. – Ладно, хорошо, да, придержите коней. – Фэй поплелась за ними, а ее пернатые спутники, как и в прошлый раз, перелетали с дерева на дерево, ожидая, пока она догонит их, прежде чем снова двинуться дальше, ведя ее через лес. – Спасибо, спасибо, – выдавила Фэй, задыхаясь. – Я иду. Папа, я иду, я… Спотыкаясь, она вышла из леса в поле. Птицы над ней бесшумно рассеялись в небе со звездами, проглядывающими меж серых облаков. – Почему… – задыхаясь, начала Фэй. – Почему так темно? По правде говоря, она должна была выйти с другой стороны леса, на поле крестоцветных фермера Делла. Но она вернулась туда, откуда начала свой путь, к амбару Гарри Ньютона. Берти сидел в одиночестве на перевернутой жестяной ванне возле тлеющих развалин. – Почему? – крикнула Фэй вслед птицам. – Почему вы привели меня обратно? Я не хотела сюда возвращаться. Мне нужно найти своего отца. Услышав ее, Берти вскочил на ноги. – Фэй, где ты была? – Он поковылял к ней так быстро, как только мог. – Мы думали, что они и тебя схватили. – Сколько… сколько сейчас времени? – Скоро полночь, – ответил он. – Тебя не было несколько часов. – Часов? Какая-то бессмыслица. Я только… – Фэй схватила друга за руку. – Мой папа. Ты видел моего отца? – Фэй, послушай, пожалуйста. Мисс Шарлотта говорит… – Мне плевать на нее. Ты видел моего отца? – Она сказала, что ты должна взять книгу и немедленно отправиться к ней. Миссис Тич тоже там. – Миссис Тич? С Шарлоттой? – Она сказала, что ты не должна медлить. Ясно дала это понять. «Как бы эта девчонка ни топала ногами, ты отправишь ее прямо сюда с книгой. Не подведи меня, Берти Баттерворт», – сказала она мне. И я не смел ослушаться. – Я не топаю, – возразила Фэй, поймав себя на том, что уже приподняла ногу. И осторожно опустила ее обратно. – Какую книгу? – спросила она, хотя и так знала ответ. – Понятия не имею, но мисс Шарлотта произнесла это таким тоном, будто ты точно знаешь, и я не стал расспрашивать о подробностях, потому что… Честно говоря, она меня до смерти пугает. Мы все напуганы, Фэй, из-за пожара, вороньего народа и птиц. Никто не знает, что происходит, поэтому все отправились домой, задернули шторы и поставили чайники. Ты… ты понимаешь, что творится? В тоне Берти слышалось нечто такое, что огорчило Фэй. Он не решался обвинить ее в том, что она стала причиной происходящего безумия, но намек явно присутствовал. – Я не имею к этому никакого отношения, ты ведь знаешь это, Берти? Он кивнул и сделал шаг назад. – Просто… Милли Бакстер и Бетти Маршалл сказали, что сегодня утром ты напугала их возле церкви, наложила на них проклятие и… – Что? Выдумщицы. – И вы с мисс Шарлоттой весь день ходили по деревне и расспрашивали о мертвецах, а потом явился вороний народ, и они сожгли амбар, и теперь, ну, языки болтают всякое. – Даже сейчас? – Н-не мой, – запротестовал Берти. – Я ничего не говорил.