Фэй заглянула в треугольные глаза Тыквоголового. – Хочешь эту книгу, ты, большой оранжевоголовый уродец? Можешь забирать. – Она развернулась вокруг своей оси, словно метатель ядра, и швырнула книгу в темноту леса. Тыквоголовый бросился за ней. – Найдите ее, братья и сестры. Найдите и сейчас же принесите ее мне! Фэй ринулась к отцу, который свернулся клубочком на земле. – Папа. Скорее, садись на велосипед. – Она подняла его на ноги, и они вдвоем зашагали к лежащему неподалеку велосипеду. Фэй удерживала отца в вертикальном положении, пока он пытался перекинуть ногу через перекладину. – Ну же, папа. Подвинься и держись, – сказала она, втиснулась между ним и рулем и оттолкнулась, прежде чем начать крутить педали, направляясь по дороге в деревню. Возможно, со стороны ее отец и выглядел худощавым, но из-за дополнительного веса ей потребовалось в два раза больше времени, чтобы тронуться с места. – Помоги мне, папа. Толкай. Терренс оглянулся на лес, где вороний народ рылся в густой траве в поисках книги. – Фэй, я пытался сказать тебе, что это не книга твоей матери. – Я знаю, пап, знаю. И у нас есть около десяти секунд, прежде чем старая тыквенная башка тоже это поймет. Поехали! 32 Бог пугал – Владыка. Я нашел ее, она у меня. – Молния тихо пульсировала в облаках над головой, когда пугало с улыбающимся клоунским лицом подбежало к Тыквоголовому. Оно держало в руках толстую книгу в кожаном переплете и напоминало потрепанного Моисея, спустившегося с горы Синай. – Молодец, брат, отдай ее мне. – Тыквоголовый выхватил томик и принялся листать его руками в перчатках. Сьюки стояла в стороне от остальных, наблюдая с перекрестка, пока дождь усиливался, а над головой гремел гром. Она знала, что должна чувствовать холод и сырость, но единственным ощущением был скрутившийся в животе стыд. Любимый Тыквоголовый ударил ее по лицу и отвернулся от нее. Даже его имя оказалось ложью. Как назвала его девушка в очках? Кефапепо? В его словах не было правды. Теперь она это знала. Как и то, что ей здесь не место. – Нет. Нет, – рассвирепел Тыквоголовый, когда ветер начал перелистывать страницу за страницей. Остальные пугала столпились вокруг него. Сьюки протиснулась вперед и вытянулась, чтобы получше рассмотреть происходящее. В руках он держал книгу со старинными гравюрами. Картинки. Немного слов. – Это не то. Это не та книга. Дурак, это не та книга. Не та книга! – Он захлопнул томик, схватил его обеими руками и начал бить им по голове улыбающегося пугала. – Она солгала. Солгала нам. – Некоторые представители вороньего народа смеялись, хлопали в ладоши и тыкали пальцами, другие в страхе попятились, когда сверкнула молния и загремел гром. Сьюки поморщилась при воспоминании о побоях от отца, когда она бывала непослушной. Она научилась сворачиваться калачиком, закрывать голову и твердить себе, что скоро все закончится. Позже они садились ужинать и улыбались, будто ничего не произошло. Сьюки всегда присоединялась к этой лжи, но больше всего ей хотелось сбежать, выйти и заблудиться, чтобы больше никогда не возвращаться. То была другая жизнь. Жизнь, которая продолжала настаивать на том, что именно она настоящая. Жизнь Сюзанны Габриэль. Сьюки всматривалась в темную дорогу, ведущую к деревне. В ней всколыхнулись воспоминания о прогулках весенним утром, о нарциссах вдоль тропы и розовых цветах на деревьях, о смехе и жизни до наступления темноты. Ей оставалось лишь шагнуть, затем еще раз, и продолжать идти, тогда она сможет оставить позади все это безумие. – Пожалуйста, пожалуйста, остановитесь. – Крики пугала с лицом клоуна прервали мысли Сьюки. Она развернулась, вмешалась в драку и со всей силы толкнула Тыквоголового, чуть не споткнувшись вместе с ним. Его цилиндр упал в грязь, дождь играл на нем, как на барабане. Сьюки почувствовала, как остальной вороний народ, шаркая, отступает. Она взяла за руку пугало с клоунским лицом и помогла ему встать на ноги. Его голова стала неправильной формы, по всей земле валялась солома, и оно хныкало при каждом движении. Сьюки обхватила его руками, поддерживая. – Ты – чудовище и тиран, – заявила она Тыквоголовому. – Ты обещал нам свободу, обещал счастье, но ты просто еще один обманщик, который указывает нам всем, что делать, только чтобы заполучить желаемое. Ты жадный и эгоистичный, и твоя голова слишком велика для твоего тела. Вот так. – Ох, сестра Сьюки, – произнес Тыквоголовый, поднимая свой цилиндр и смахивая с него грязь, прежде чем вновь водрузить на голову. – Жадный? Эгоистичный? Разве я не даровал вам жизнь? Разве не дал вам цель? Хм-м? Братья? Сестры? – Он повернулся к остальным. Откуда-то раздались возгласы согласия, хотя и не столь многочисленные, как обычно. – Разве я не дал вам надежду? Не обещал исполнить ваши мечты? Не пожертвовал каждым свободным мгновением своего существования, чтобы воплотить их в реальность? – Нет, – возразила Сьюки, ее стыд обратился гневом. – Если желаешь знать мое мнение, ты больше интересуешься этой книгой. Но она не для нас, не так ли? Она для тебя и только для тебя. Ты хочешь заполучить таящуюся в ней магию для себя, ты, жадный негодяй. Что ж, я больше не буду тебе помогать. – Ты бросаешь мне вызов, сестра Сьюки? – Да. – Понимаю. – Тыквоголовый поманил к себе пугало с клоунским лицом. – Брат, подойди ко мне. Я должен загладить свою вину. – Не ходи, – предупредила она, но пугало выскользнуло из ее рук и, пошатываясь, направилось к своему хозяину. Тыквоголовый обхватил его голову руками, сжимая все сильнее и сильнее. Разум Сьюки стал легким, словно парящим, поскольку Тыквоголовый черпал силы из нее, ее братьев и сестер. Она сопротивлялась, цепляясь за мысли и воспоминания прошлого. Они казались призрачными и далекими, но этого хватило, чтобы сохранить ее сознание. Остальные были не так сильны, и Сьюки беспомощно наблюдала, как жизнь улетучивается из пугала с клоунским лицом, подобно воздуху из воздушного шарика. Оно упало на землю, его набивная солома развевалась на ветру, дождь хлестал по рубашке и брюкам. Сьюки присела и взяла в руки пустую голову из мешковины. Его красная войлочная улыбка застыла навеки. Она прижала мешковину к груди, поднялась на ноги и отступила. – Кто ты такой? – Я ваш спаситель, – заявил Тыквоголовый. – Я ваш Бог. – Нет, – покачала головой Сьюки. – Бог есть доброта, прощение и вечная любовь Небес. Он не такой, как ты. – Тогда где же он? Этот добрый и всепрощающий Бог? – Тыквоголовый воздел голову к небу, где в облаках сверкнула молния. – Это он? Нет. Думаю, нет. Зато я здесь. Я настоящий. Бог пугал – да, мне нравится, как это звучит, – Бог пугал стоит перед тобой, Сьюки. И без меня ты – ничто. – Неправда, – возразила она, крепче сжимая голову улыбающегося клоуна. – Нет? И куда ты пойдешь, сестра? Кто даст приют такой бедняжке, как ты? Сырой пучок соломы в невзрачном клетчатом платье не найдет себе поклонника среди деревенских парней. Ни одна хозяйка не позволит тебе переступить порог ее дома, когда ты так выглядишь. В такую ночь, как сегодня, в гостинице нет мест. Может, в конюшне? Да. Ты можешь наслаждаться моей любовью и защитой, а можешь гнить вместе со свиньями и коровами где-нибудь в хлеву. Выбор за тобой. Сьюки окинула взглядом своих братьев и сестер, молча стоявших за Тыквоголовым. – Почему никто из вас ничего не говорит? – воскликнула она. – Они не могут, – ухмыльнулся Тыквоголовый, и она увидела, что весь вороний народ пытается что-то произнести, подавшись вперед, будто их тошнит, поднося руки ко рту и горлу, но они не могли издать ни звука. – Почитай меня, Сьюки, поблагодари меня за все, что я тебе дал, и ты будешь жить дальше. Он протянул ей свою руку в перчатке. Сьюки перевела взгляд с его руки на остальных пугал, стонущих и хватающихся за головы, а потом снова на Тыквоголового. – Думаю, я бы предпочла обратиться в прах, – сказала она ему. – Какая досада. Покойся с миром вместе со своим Богом, дитя. – Тыквоголовый бросился вперед и схватил ее за голову. Он притянул ее ближе, и Сьюки почувствовала, как он пытается вцепиться когтями в ее разум, острая боль пронзила мозг, затуманив сознание. Сьюки подумала о нарциссах. О цветах. О любящей улыбке матери, о поджаренных пышках с соленым маслом и джемом из крыжовника, о летних ярмарках, осенних листьях и хрустящем снеге зимой. Эти воспоминания о ее прежней жизни – те, которые она отрицала раньше, – теперь явились гораздо отчетливее. Сьюки позволила им прорваться внутрь. Она вспомнила, как запах табака ее отца еще долго витал в воздухе после того, как он уходил на работу, как плач и кашель ее младшего брата не давали ей спать. Она вспомнила ту последнюю ночь, когда мальчик, которого она любила больше всего на свете, разбил ей сердце, и когда она подмешала себе в чай яд, и смерть пришла за ней, пока она спала. Любовь и боль Сьюки захлестнули ее, вытеснив Тыквоголового из ее сознания. Он отшатнулся, восхищенно ухмыляясь. – Не такая слабоумная, как твои сородичи, сестра Сьюки, да? – Я не твоя сестра. Не твоя Сьюки. Меня зовут Сюзанна Габриэль, – сказала она хриплым и сдавленным голосом. – Нет, – возразил Тыквоголовый, нависая над ней. – Ты – ничто, и ты снова станешь ничем. Он поднял руку, чтобы ударить ее, но Сьюки оказалась проворнее. Она сбила с него цилиндр и натянула мешок, который держала в руке, на его голову. Он рванул вперед, но она увернулась от его удара, затем снова толкнула его и пробежала несколько шагов по дороге. Обернувшись, она увидела, как Тыквоголовый снова упал, борясь со своим новым лицом. – Снимите его с меня, дураки! – кричал он на других пугал. Пара попытались помочь, но остальные были слишком напуганы. – Может, мне и некуда идти, – прокричала Сьюки, пока лил дождь, – но я лучше проведу свои дни со счастливыми свиньями и коровами в хлеву, чем с тобой. – Она повернулась и побежала в сторону деревни. Другие пугала просто смотрели ей вслед, их мысли развеяло порывами ветра. – Убейте ее, – раздался приглушенный приказ Тыквоголового из-под мешка на его голове. – Убейте ее, убейте их всех, только принесите мне эту книгу, дураки. 33 Признание миссис Тич – Ты отдала ему книгу. – Миссис Тич и Шарлотта ждали Фэй возле ворот церкви Святой Ирины, сложив руки на груди, объединенные своим гневом. – Ты сделала это, не так ли, маленькая чертовка? Ты обрекла нас всех. Губы миссис Тич напоминали узелок на детском воздушном шарике. Шарлотта держалась отстраненно, пренебрежительно вздернув нос. Когда Фэй и ее отец остановились, она почувствовала на руке холодную каплю, за ней еще одну и еще. Дождь преследовал их до самой деревни. – Отвечай, – потребовала миссис Тич, но Фэй обернулась, чтобы посмотреть на отца. – Как ты, папа? – Я в порядке, Фэй, в порядке. Тебе не следовало идти за мной, дочка. Это было слишком опасно. – Что ты сделала с книгой? – не унималась миссис Тич. – Ты отдала ее ему, да?