– Мама? Я прикусываю нижнюю губу. – Тест по химии? – Я его провалила, – я чувствую, как мое лицо становится пунцовым. – За что, кстати, я виню тебя. – Правда? – ухмыляется он. На мгновение Вульф будто задумывается, и улыбка исчезает с его лица. – Я изучил ту стипендию, которую мы у тебя якобы отобрали, – он качает головой, и я автоматически напрягаюсь. – Прости, цветочек, – Вульф хмурится, легко угадывая мое желание сбежать. – Тебе не избежать этого разговора. Та стипендия… Ты солгала, чтобы получить ее? – Что? Нет! – я толкаю его в грудь, но он остается неподвижен. – Почему ты спрашиваешь об этом? – Потому что стипендия была создана для маленьких сиротушек, – он наклоняется и проводит носом по моим волосам, чуть выше виска. – Предполагалось, что она даст шанс на учебу в университете приемным детям. – И какого ответа ты от меня ждешь? – я закрываю глаза. – Просто признай, что ты была воровкой задолго до того, как мы поймали тебя с маской. Я снова хмурюсь, встречаясь с ним взглядом. Вульф стоит так близко, что для того, чтобы поцеловать его, мне всего лишь нужно приподняться на цыпочки. Но в отличие от ночи боев, сейчас у меня нет такого желания. Ладно, это ложь. Я просто не хочу испытывать такое желание, несмотря на то, что маленькая часть меня жаждет грубости, которую он может принести. Мне бы хотелось обхватить руками его горло и узнать, каково это, когда он перестанет дышать. Эта мысль выводит меня из состояния нарастающего гнева. Если я сделаю это, то буду ничем не лучше Паркера. – Я не воровка! – я стараюсь скрыть свой недовольный вид. – Я получила эту стипендию из-за того, что связана с групповым приютом в Изумрудной Бухте. – Да ладно? – говорит он с сарказмом, который приторно сладко сквозит в его словах. – Ты была там волонтером по выходным? Приезжала вместе с мамой и папой и жертвовала одежду, из которой выросла… Внезапно я поднимаю колено, а гнев делает мои движения резкими и быстрыми. Нога попадает Вульфу точно в пах, и я отталкиваю его в сторону, когда он издает громкий стон, сгибаясь пополам. Хорошо. Не теряя ни минуты, я выбегаю за дверь и направляюсь на склад, хотя понимаю, что мой план неосуществим. Я могла бы направиться к двери с человеческий рост, которая расположена рядом с гаражной, однако Вульф не пользовался ею, и, должно быть, она заперта. Даже если бы она была открыта, я бы оказалась на незнакомой территории. Когда у меня перехватывает горло, и ужас начинает подниматься по позвоночнику, я бегу по проходу прочь из офиса. Обычно я не наношу ответных ударов, ведь волю к борьбе из меня давно выбили, и это первый раз за очень долгое время, когда я повиновалась своему инстинкту. Я как-то пыталась бороться с Паркером и оказалась в больнице. Это была одна из первых поездок в отделение неотложной помощи, которая не вызвала никаких тревог у врачей или медсестер. Осознание того, что они верили в его жалкую ложь, сокрушало меня. Людям легче поверить в то, что все в порядке, что девушка сама упала с лестницы или пролила на себя обжигающий кофе, чем думать, что этот очаровательный мужчина, склонившийся над ее больничной койкой, толкнул ее или выплеснул ту чашку кофе на ее тело. Люди так крепко держатся за свои заблуждения, потому что правда вызовет у них кошмары. Это Марли рассказала мне о стипендии, которая гарантировала получившим ее сиротам бесплатную учебу в СФУ, проезд до Стерлинг Фолс, а также питание и учебники. Требования к кандидатам были очень просты. Они должны были быть из определенного округа, а так как Изумрудную Бухту и Стерлинг Фолс курировала одна и та же служба защиты детей, я имела право претендовать на эту стипендию. Поэтому я написала эссе о своей жизни, и меня выбрали в качестве получателя. Да, меня удочерили, когда мне было всего шесть, и люди, которых я называю родителями, были моими родителями только последние четырнадцать лет. Они действительно стали моими мамой и папой, поскольку я даже не помню своих настоящих родителей. Так же, как я не помню ни приют, ни детей, с которыми там жила. Единственное, что осталось в моей памяти, – это безнадежность последних месяцев. Как-то безрадостно осознавать, что моя безопасность исчезла по достижении мной шестнадцатилетия. – Выходи! Выходи, где бы ты ни была! – голос Вульфа эхом разносится по складу, отражаясь от поддонов, стоящих вокруг меня. Он возвращает меня в настоящее, и я наугад выбираю стопки поддонов, за которыми едва успеваю поместиться. Я не понимаю, почему, если они владеют доставкой, у них на складе накопилось так много дерьма. Неужели это – имущество, изъятое у людей, которые отказываются за что-то платить? – Кора… – он приближается ко мне, а я приседаю на корточки и молчаливо жду. – Мне нравится играть в погоню. Мои мышцы напрягаются, но я настолько погружена в свои мысли, что не могу понять: это такая форма выброса адреналина или страх? – Ты знаешь, что я сделаю, когда поймаю тебя? Я мельком замечаю его макушку, когда он движется по центральному проходу, минуя ряд, в котором нахожусь я, и крадусь дальше, к двери. Я останавливаюсь, когда моя нога натыкается на незакрепленный кусок металла, который со звяканьем падает на пол. Звук получается очень громким. Дерьмо. – Что ж, это было громко. Голос Вульфа раздался настолько близко, что волосы на моем затылке встали дыбом, но я не утруждаю себя повернуться и посмотреть, стоит ли он за моей спиной, а протискиваюсь в следующий проход и бросаюсь бежать, будто от этого зависит моя жизнь. Я возвращаюсь к офису, надеясь, что смогу запереться внутри, но, прежде чем я добираюсь до двери, позади меня раздаются шаги, и руки Вульфа обхватывают меня за талию, останавливая мой побег и отрывая от земли. Я кричу и бьюсь в его руках, не в силах контролировать свою дикую реакцию. Я бью пяткой по его ноге и слышу резкий выдох. Вульф отпускает меня, позволяя мне встать на пол, и разворачивает лицом к себе, все еще держа свои руки на моих плечах. Мы оба тяжело дышим, и, подняв свои руки, я тоже хватаю его за плечи. На миг мое восприятие происходящего рассыпается. – Я понимаю, что это была твоя реакция на страх, но, чтобы ты там ни думала, я не собираюсь причинять тебе боль. Я съеживаюсь. Разве это не стандартная ложь? Кора, детка, пожалуйста, поверь мне: это был несчастный случай. Все воспоминания, которые я старалась запихнуть как можно дальше, снова всплывают наружу, и к моему горлу подступает желчь. Глупая маска безразличия сорвана, и я могу себе представить, какой ужас видит Вульф на моем лице. В глазах разгорается огонь, который, как и прежде, побуждает меня проявить слабость. Каждая травма, которую я получила от рук бывшего парня, вновь напоминает о себе, словно ожог. Вульф прикасается ладонью к моей щеке, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отшатнуться. Потому что по какой-то дьявольской причине я хочу верить, что Вульф на самом деле не поднимет на меня руку, что он такой же, как Арес, который был таким нежным, когда понял мои проблемы. – Мне жаль, – сначала его голос настолько низкий, что царапает слух, а потом он внезапно становится выше, будто кто-то щелкнул маленьким переключателем. – Но я знаю, как это исправить. Вульф улыбается и отпускает меня. Я следую за ним до машины, в которую он садится, оставляя пассажирскую дверь открытой. Перемена снимает напряжение в моем теле, и я резко выдыхаю. Полагаю, дальше выбор за мной: сесть к нему в машину, поверить и довериться – или продолжать притворяться, держась за трескающиеся осколки моей защиты. Лгать себе, что он никогда не сможет проникнуть мне под кожу. Я киваю своим мыслям и сажусь в эту чертову машину. Глава 12 Кора i_002.png Мы подъезжаем к маленькому невзрачному кафе из разряда «моргни и пропустишь», мимо которых, не раздумывая, проходят туристы. Хотя я полагаю, что это заведение обходят и студенты колледжей. У кафе нет ни вывески над дверью, ни таблички с расписанием работы. Я вижу просто панорамное окно с неоновой надписью «Открыто», мерцающей время от времени, и жалюзи, скрывающими то, что находится внутри. Стеклянная дверь рядом с окном тоже не дает никаких подсказок. Лишь сломанные жалюзи на ней находятся в постоянном движении, стуча по стеклу и открывая взору грязные пятна от капель ночного дождя или брызг с улицы. Вульф, похоже, знаком с этим местом и ничуть не встревожен. Он открывает дверь и жестом приглашает меня войти. Внутри нас встречает теплый приглушенный свет и суета официанток. По крошечному пространству рассредоточилось множество посетителей, собравшись группами или сидя по одиночке. Доносится запах кофе и бекона, отчего у меня урчит в животе. Перед тем как мы отправились в наше маленькое путешествие, я была голодна, но совсем об этом забыла, а теперь голод с ревом возвращается ко мне. Оглядываясь по сторонам, я вижу тарелки, наполненные яйцами, блинчиками, вафлями с фруктовой начинкой, а когда я вдыхаю сладкий аромат кленового сиропа, мои глаза становятся, наверное, такими же большими, как эти тарелки. – Пошли, – Вульф шагает по проходу, мимо низкой стойки для завтраков с одной стороны и кабинок с другой. Несколько столиков у окон и большая часть барной стойки заполнены людьми, поэтому он выбирает одну из дальних кабинок и садится спиной к стене. Кабинка пуста, и у меня такое чувство, что он выбрал ее именно поэтому. Для изоляции – или приватности. Разные названия одного и того же пожелания. Как только я сажусь за столик, почти сразу же появляется официантка. – Какой приятный сюрприз, – обращается она к Вульфу. Официантке, наверное, сорок с чем-то, у нее серебристые волосы, собранные в конский хвост, и маленькие морщинки в уголках глаз. Женщина достает блокнот из кармана фартука. – Как обычно? Вульф улыбается, откинувшись на спинку сиденья и положив на него руку. – Только для двоих. Она записывает что-то в блокнот, подмигивает Вульфу и исчезает. Я пристально смотрю на него и замечаю, что здесь он гораздо более расслаблен, но я не могу сказать, не притворяется ли он. Я чувствую себя напряженной, будто мои мышцы не могут разжаться. Я то и дело поворачиваюсь, прекрасно осознавая, что сижу спиной к двери, и осматриваюсь вокруг. – Что ты заказал? – Ты уверена, что ненавидишь сюрпризы? – Зависит от обстоятельств, – медленно говорю я и поворачиваюсь к нему лицом. – Обычно мои сюрпризы ничем хорошим не заканчивались. – Тогда, должно быть, это были неприятные сюрпризы. Ну, в целом, да. – Когда твоя подруга впервые взяла тебя с собой в «Олимп», это был сюрприз? Я киваю. – Ты, кажется, была не в восторге от того, что оказалась там, – усмехается он. – И что, твое внимание привлек мой «не восторг» или маска, которую мне не следовало надевать? Я все еще этого не понимаю. Входная дверь со скрипом открывается, и я оглядываюсь на вошедшего в кафе пожилого шаркающего мужчину в низко надвинутой на лоб шляпе-котелке. – Конечно, маска привлекла мое внимание, но твои действия его удержали, – вздыхает он. – Садись сюда. – Зачем?