Не позднее, чем через двадцать минут Карелла и Браун были в его офисе. * * * Арнольд Холберри оказался человеком, страдающим от "летней" простуды. Он считал нелепостью заболеть летней простудой, когда за окном 4 ноября. "Ненавижу эту погоду", – сообщил он детективам и высморкался. За окнами его офиса ноябрь притворялся июнем. "Уже должна была наступить осень", – сказал Холберри. – "Первый осенний день выпал на 21 сентября. Мы уже в последней четверти года», – сказал он. "Зимнее солнцестояние почти на носу. Никто и предположить не мог такой погоды. Такая погода в это время года опасна для человечества". Он снова высморкался. Это был опрятный мужчина, слегка за пятьдесят, с седеющими висками, седыми усами под носом, который сейчас стал очень красным. Бутылочка с таблетками от простуды стояла на его столе. Также на его столе лежала пачка носовых платков. Он выглядел совершенно несчастным, но сказал детективам, что желает выделить им столько времени, сколько будет необходимо. Он довольно хорошо помнил Элизабет Тёрнер и она ему чрезмерно нравилась. – Как долго она работала здесь, мистер Холберри? – спросил Браун. – Почти два года. Раньше она жила в Калифорнии, оттуда пришли превосходные рекомендации. Что сказать – чудесный человек во всем. Мне было жаль, что она уходит от нас. – Когда это было? – спросил Карелла. Он боялся заразиться простудой от Холберри. Не хотелось приносить простуду в дом к детям именно сейчас, когда вот-вот должны были начаться праздничные дни. День Благодарения наступит всего через несколько недель, а там и до Рождества рукой подать. Он и не заметил, как тело его приняло в кресле глухо оборонительную позу. Он сидел, полностью откинувшись назад, скрестив руки на груди. Каждый раз, когда Холберри сморкался, Карелла отшатывался так, словно целая батарея ядерных ракет вылетала из своих бункеров, целясь в его уязвимую голову. – В феврале, – сказал Холберри. – В феврале прошлого года? – Да. – Когда именно в феврале? – спросил Браун. – Четвертого февраля, – сказал Холберри, достал носовой платок и снова высморкался. – Эти пилюли совсем не работают. Ничего не помогает, когда у вас простуда вроде этой. Карелла надеялся, что он не чихнет. – Мы дали ей превосходные рекомендации, – сказал Холберри. – Она ушла на другую работу, правда? – спросил Браун. – Да. – Здесь в городе? – Нет. В Вашингтоне, округ Колумбия. Детективы обменялись взглядами. Они подумали о том, что она уехала в Вашингтон в феврале, а затем снова оказалась здесь в октябре – уже мертвой. – Вы знали о том, что она вернулась сюда? – задал вопрос Браун. – Джентльмены, я не знал, что она вернулась, пока не получил Ваш запрос. Вы не представляете, как сильно я был потрясен, – он покачал головой. – Лизи была такой… доброй, благородной, учтивой… изящной личностью, да именно изящной. Как подумаешь, что её жизнь была завершена насилием… Он снова покачал головой. – Вы говорили, что она была застрелена? – Застрелена, да, – ответил Карелла. – Невообразимо. Cестра Элизабет употребила то же слово. – Мистер Холберри, – сказал Браун, – мы беседовали с администратором её дома и со многими соседями и все они говорили, что она жила одна… – Я, право, не мог знать об этом, – сказал Холберри. – Они отзывались о ней как об очень закрытой личности, говорили, что редко видели её с какими-либо друзьями, мужчинами или женщинами… – Ну, я и об этом ничего не мог знать, – сказал Холберри. – Здесь в банке она, безусловно, была общительной и дружелюбной. Я бы сказал даже компанейской. – Вы не были с ней знакомы вне работы, так ведь, сэр? – спросил Карелла. – Нет-нет. Это было бы неприемлемо, знаете ли. Но… джентльмены, право, сложно описать Лизи тому, кто не был с ней знаком. Она была просто… непостижимой личностью. Всегда доброжелательна для всех, всегда улыбка на лице. Она была докой в своей работе, никогда ни на что не жаловалась, ей по силам было абсолютно любое дело. Когда она сообщила мне, что уезжает в Вашингтон, я был расстроен. В самом деле. Она могла далеко продвинуться в этом банке. Достаточно далеко. Извините меня, – сказал он и снова высморкался, Карелла снова отшатнулся. – Вы говорите, что она просила рекомендации, – сказал Браун. – Да. Она действительно загодя сообщила мне о том, что ищет работу где-то в другом месте. Не в её натуре было врать о чем угодно. Она была несчастлива здесь по ее словам, и она… – Несчастлива, но почему? – сразу же спросил Карелла. – Ей казалось, что она продвигается по службе недостаточно быстро. Я говорил, что на это требуется время, мы все наблюдали за ней, и мы понимали, каким ценным работником она была… но, видите ли, ей предложили быть помощником менеджера в Вашингтоне и могу понять, как заманчиво это выглядело для неё. – Какой банк сделал предложение? – "Юнион Сейвинг энд Траст". – Вы не узнавали, какое именно отделение? – Нет, к сожалению. – Но то, что она ушла в феврале прошлого года ради того, чтобы стать помощником менеджера в "Юнион Сейвинг энд Траст" в Вашингтоне, основывается лишь на Вашем предположении? – Ну да. Конечно. Именно это я и сказал, так ведь? – Я имею в виду, – сказал Карелла, – есть ли у Вас информация, что она действительно получила предложенное ей место работы? – Я никак не мог об этом знать. Я лишь предполагаю… – Просто понимаете, сэр, она оказалась в этом городе девять месяцев спустя… – О да, я вижу, куда Вы клоните. Сожалею, но я не знаю. Лишь предполагаю… В самом деле не знаю. Возможно, она была несчастлива в Вашингтоне. Возможно, она возвращалась сюда… Я не знаю, – он сделал паузу. – Этот город умеет заманивать людей обратно. Раздался чих. Карелле захотелось убежать в подземный бункер. Холберри схватил носовой платок. Карелла сжался в кресле. Но чиха не произошло. Холберри высморкался. – Простите, – сказал он. – Вы знали, где она проживала, когда работала здесь? – спросил Браун. – Уверен, что у нас есть её адрес в архивах, – сказал Холберри и поднял трубку телефона. – Мисс Конвэй, не могли бы Вы принести личное дело Элизабет Тёрнер? Будьте так добры! – он положил трубку на место. – Это не займет много времени, – сказал он. Карелла знал, что Браун имел в виду. В этом городе новые телефонные книги выпускались каждый год в первый день сентября. Из опыта прошлых расследований детективы знали, что обновление списка номеров заканчивалось 15 июня. Если новый телефон к этой дате не был установлен, его не было и в обновленном списке от 1 сентября. Имя Элизабет, адрес и номер, тем не менее, были в новом справочнике, когда её сестра приехала 27 октября, не смотря на то, что сама Элизабет покинула город 4 февраля. Что могло значить, что уезжая из города, она или сохранила за собой свою старую квартиру и номер телефона или… Дверь в офис Холберри открылась. Вошла женщина и положила архивную папку на его стол. Он её открыл. Начал перелистывать документы, останавливаясь, чтобы высморкаться и продолжая начатое. "Да, вот он", – сказал он и поднял глаза. – "Дочестер Авеню, 1224" Это значило, что Элизабет Тёрнер сняла новую квартиру, вернувшись в город в какой-то промежуток времени до 15 июня, то есть до закрытия обновления списка телефонных номеров. На коробке с молоком в её холодильнике была дата продажи – 1 октября. В этом городе допустимый срок хранения молока в магазине был 8-10 дней. Она должна была приобрести его в период между 22 сентября и 1 октября. 29 октября администратор на Амброз 804 рассказал Индж Тёрнер, что не видел её сестру последние три или четыре недели. Что почти соответствовало истине. Она упаковала сумки и убежала, может ненадолго, а может – навсегда, где-то в начале октября. Но почему? И куда? "Большое Вам спасибо, сэр, – сказал Карелла, – Вы нам очень помогли". Холберри поднялся и протянул руку. Карелле показалось, что он пожал руку зараженного чумой..