– Стив Карелла, – ответил он. – Я так увлеклась мыслью о твоем итальянском происхождении, – сказала она, закатывая глаза, – что я… – Многие люди забывает итальянские фамилии, – сказал он. – Да, но мне определенно не следовало этого делать, – сказала Наоми. – Девичья фамилия моей мамы была Джамбольё. – А у тебя какая фамилия? – спросил он. – Шнайдер, – она сделала паузу и сказала. – Потому вторая половина – еврейская. Она ожидала какую-то реакцию. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Хорошо. На самом деле ей нравилось быть Еврейской Девочкой из Большого Города. Было нечто особенное в еврейских девочках, живущих в этом городе: отточенная осанка, живость языка, интеллект, осведомленность, что переплелись между собой умно и стильно. И если кому-то не нравилось, что она еврейка, хотя бы и наполовину, тогда – пока-прощай, приятно было познакомиться. Похоже, ему это нравилось. По крайней мере, он продолжал пялиться на её блузку. И посматривать на её сексуальные ножки в дымчато-голубых чулках. – Так, где ты, говоришь, работаешь? – На окраине, – сказал он, – в 87-ом участке. Прямо через дорогу от Гровер-Парка. – Дрянной там райончик, правда? – Да уж, не самый лучший, – сказал он и улыбнулся. – У вас должно быть полно дел? – Время от времени, – ответил он. – Что у вас там? Куча убийств и тому подобного? – Убийства, вооруженные налеты, квартирные кражи, поджоги, уличные ограбления… что не назовешь – всё бывает. – Захватывает, наверное, не смотря ни на что, – сказала Наоми. В одном женском журнале она прочитала, что нужно проявлять интерес к работе мужчины. Это было трудно сделать, болтая с дантистом, например. Но полицейская работа действительно захватывала, потому прямо сейчас ей не нужно было изображать мнимое эмоциональное участие, например, в левом боковом моляре. – Прямо сейчас вы работаете на чем-то интересным? – спросила она. – У нас умышленное убийство случилось двадцать второго числа, – ответил он. – мертвая женщина в парке, примерно твоего возраста. – О Боже! – воскликнула Наоми. – Её застрелили выстрелом в затылок. Абсолютно голая, ни клочка одежды на ней. – О боже! – снова воскликнула Наоми. – Пока немного зацепок, но мы работает над этим. – Думаю, вы видите там много подобного. – Это правда. Она подняла стакан, приложилась к своей кока-коле с содовой, посматривая на него через ободок и снова поставила стакан на барную стойку, но уже пустым. В пять тридцать пополудни люди только начинали набиваться в бар. Впереди был долгий уикенд. Она забежала сразу после работы, надеясь подцепить кого-то интересного. Этот однозначно выглядел интересным; раньше она никогда не встречала настоящего детектива. И хорошенького к тому же. Труп голой женщины в парке – как Вам это нравится? – Может еще разок? – спросил он. – О, спасибо, – сказала она. – Это К.К. с газировкой. Она ожидала какую-то реакцию. Обычно, когда говоришь К.К. и газировка какому-то зануде, он спрашивает: "Что такое К.К.?" Этот же – и глазом не моргнул. Или он знал, что такое К.К. или был достаточно умен, чтобы притвориться знающим. Ей нравились умные мужчины. Ей также нравились красивые мужчины. Бывают такие мужчины, что когда просыпаешься на следующее утро, думаешь, что не стоило даже принимать душ ради них. Он сделал знак бармену, указывающий, что нужна еще одна порция и затем вновь повернулся к ней, улыбаясь. У него была приятная улыбка. Музыкальный автомат проигрывал новый сингл МакКартни. Дождь стучал в оконное стекло. Было уютно и тепло и удобно в переполненном баре: гул разговоров, звон кубиков льда в стаканах, музыка из автомата, нервный смешок влюбленных в себя женщин Большого Города. – Какой работой ты занимаешься? – спросил он. – Я работаю на Си-би-эс. Обычно люди были под впечатлением, когда она говорила, что работает в Си-би-эс. И хотя она была всего лишь секретарем в приемной, название сети все еще впечатляло. Но на его лице снова ничего не отразилось. Он был очень крут, этот тип, хорошо одетый, красивый, с чувством абсолютной уверенности в себе. Может, он уже все это видел и через все проходил, этот субчик? Это казалось возбуждающим. Хотя, может быть, ей сейчас и было необходимо возбуждение. Утром, собираясь на работу, она одела нижнее белье, заказанное у "Викториаз Сикрит". Голубое, как её, блузка. Каркасный лифчик с получашечками, предназначенный для глубокого декольте, трусики-стринги с кружевным верхом и хлопковой клиновой вставкой, пояс для чулков с V-образными кружевными полосками. Сидя за столом в холле с сексуальным бельем под юбкой и блузкой, она думала, как заскочит в какой-нибудь бар после работы в поисках возбуждения. "Си-би-эс", – говорила она, – "доброе утро!" А под одеждой у неё пряталось кружевное белье. – На самом деле я всего лишь секретарь в приемной, – сказала она, и подумала, зачем созналась в этом. – Но я действительно встречаю там кучу актеров и прочих. Кто приходит делать шоу, понимаешь? – Угу, – сказал он. – Это чертовски скучная работа, – сказала она и снова подумала, зачем она это ему рассказывает. – Угу, – сказал он. – В конечном счете я планирую заняться издательской деятельностью. – В конечном счете я планирую заняться сексом с тобой, – сказал он. В обычных условиях она сказала бы: "Пошел на фиг, подонок, усек?" Но он так пристально смотрел на нее, без тени улыбки на лице, и казался таким… уверенным, что на мгновение она потерялась с ответом. Ей внезапно показалось, что если скажи она ему исчезнуть и он арестует её за что-нибудь. А за что, она не могла даже вообразить. Кроме того, было такое чувство, будто он в точности знает, что на ней одето под юбкой и блузкой. Этому не было объяснения. Казалось, он обладает рентгеновским зрением, как Супермен. Она начала кивать даже раньше, чем сама осознала это. Она продолжала кивать, надеясь, что её лицо говорит: "О , да ты умник?" Она не знала, что говорило её лицо. Она просто продолжала кивать. – А ты чертовски уверен в себе, не так ли? – спросила она. – Да, – ответил он. – Прийти в бар, подсесть к красивой девушке… – К тебе, – сказал он. – Думаешь, все, что тебе осталось сделать… – Да, – сказал он. – А ты немногословный, – сказала она. Её сердце сильно заколотилось. – Да, – сказал он. – Ммм, – промычала она, продолжая кивать. Запись в автомате сменилась. Что-то из репертуара Стоунз. На мгновение установилась полная тишина, когда, казалось, все разговоры вокруг них прекратились, как-будто заговорил Э.Ф. Хаттон. А потом где-то в баре засмеялась женщина – голос Мика Джаггера прорезался через возобновленный гул, и Наоми лениво покрутила пальцем в стакане, переворачивая кубики льда. Интересно, нравится ли ему сексуальное белье? Большинству мужчин нравится. Она представляла как он разрывает её блузку и бюстгальтер, становится на колени перед ней, чтобы поцеловать её в то место, где треугольник из хлопка прикрывает промежность, его большие руки обвили подвязки чулок на бедрах. Она даже почувствовала натяжение на повязках чулок. – Так… это… где ты живешь, Стив? – спросила она. – Возле участка? – Не важно, где живу я, – сказал он, – мы отправимся к тебе. – О, уже мы? – сказала она и вопросительно выгнула бровь. Она осознала, что начала покачивать ногой. Приложившись к напитку на этот раз она смотрела в стакан, а не поверх ободка. – Наоми, – сказал он, – мы… – Спорим, ты не сможешь даже произнести это по буквам, – сказала она, – Н-а-о-м-и. В её журналах считалось хорошей идеей заставить мужчину громко произнести твое имя по буквам. Таким образом, он запомнит его. Но выходило так, будто он даже не услышал её, будто её заявление было слишком смехотворным, чтобы удостаивать его ответом. – Мы собираемся, – повторил он, делая ударение на первое слово, из-за того, что она его перебила, – пойти к тебе на квартиру, где бы она не находилась, и мы собираемся провести там весь уик-энд. – Так вот что… что ты замышляешь, – сказала она. Неожиданно она осознала, что её трусики стали влажными. – Откуда ты знаешь, что я не замужем? – спросила она. – А ты замужем? – Нет, – сказала она. – Откуда ты знаешь, что я не живу с кем-то еще? – А ты живешь с кем-то? – Нет, но… – Допивай свой напиток, Наоми! – Слушай, мне не нравятся мужчины, которые ведут себя так резко, я не шучу! – Разве? – сказал он, улыбаясь. – Нет, не нравятся.