- Что за… червь? — скорее прошептала, чем проговорила, и, обернувшись, увидела недоуменные взоры. Меня здесь не понимали. Никто не понимал… кроме кесаря. Жестоко оказаться фактически немой, при условии, что именно риторика извечно была моим козырем. Мне нужно выучить их язык в ближайшее время. Это необходимо. - Кари Онеиро, — вдруг произнесла мать императора, поднимаясь с кресла, — аэ керра тама э? Я взглянула на нее и молча развела руками, демонстрируя, что не поняла ни слова. Светлая улыбнулась, от чего ее клыки сверкнули в ярком свете этого просторного помещения с девятью окнами, но улыбка все равно была… доброй. Не казалась — была. Женщина стоящая передо мной явно являлась исчадьем преисподней, ее злобный характер читался в чертах лица, а снобизм сквозил в горделивой осанке, в каждом величественном жесте, но… но на меня она смотрела с доброй улыбкой, без чувства превосходства, без презрения, без настороженной ненависти. А теперь вопрос — если люди здесь рабы, почему мать кесаря воспринимает меня как равную? Светлая подошла, протянула ладонь, коснулась моего лица и ласково погладила по щеке. - Кари-амэ, та э наре? Естественно я снова ничего не поняла. Эллара рассмеялась, и ее смех прозвучал звонкими колокольчиками, и приказала жестким, злым, полным презрения: - Этдарех! Приказ был адресован не мне — перепуганные человеческие девушки мгновенно засуетились. Пятеро покинули помещение, выйдя не через высокие двустворчатые двери, а использовав едва приметные узкие, ведущие в темный коридор, двое бесшумно шагнули ко мне, и быстрые тонкие пальцы, едва ощутимо, словно крылья мотыльков, принялись расстегивать пуговицы, развязывать пояс. С некоторым изумлением посмотрела на светлую — мать кесаря зорко следила не за мной — за рабынями, не смеющими глаз поднять. И эти запуганные, отчаянно старающиеся быть незаметными девушки, столь разительно отличались от даже от вышколенной прислуги в королевском дворце Ирани. Не более минуты и на оставшейся обнаженной мне, был застегнут легкий практически белоснежный халат. И все это девушки проделали даже не коснувшись меня фактически. Как можно было добиться такого уровня мастерства? Очередной вопрос. Но хватило одного взгляда на матушку кесаря, чтобы стало понятно очевидное — за ошибки девушки платили кровью, и, сильно подозреваю, что ждала их не порка. Рабыни отступили, поклонились, и наиболее взрослая указала куда-то, видимо прося следовать за ней. Я последовала — за поворотом отделяющей от основного помещения белой полукруглой стены меня ждала ниша с бассейном в форме лилии, в центральном лепестке которой располагалось сиденье. Рабыни продолжали порхать вокруг меня — иначе не скажешь. Вообще как принцесса и наследница Оитлона я естественно неоднократно принимала ванну с помощью прислуги, но будем откровенны — ничего приятного в этом не было. Смущение мне все же не чуждо, а тут практически чужие люди, вымыть голову я всегда была способна и сама, как и волосы расчесать наименее болезненно, чем это делали служанки — не удивительно, что в итоге я предпочитала купаться всегда сама. Здесь все было иначе. Я в принципе не ощущала прикосновений рабынь, ни одна даже не подняла на меня взгляда. Они были бесшумны, аккуратны и запуганны. Последнее следствие лично моих предположений, но было ощущение, что предположения определенно имеют смысл. Меня подвели к краю бассейна, устроили в соответствующей нише и занялись наведением моей красоты. Не отпускало ощущение, что по мне порхают бабочки, а вовсе не руки человеческих девушек. Мне вымыли, высушили и расчесали волосы не дернув ни волоска, не вызвав даже малейших болезненных ощущений. К концу процедуры, я невольно подумала о том, что жизнь местных аристократов довольно приятная штука. Я ошиблась. Вернувшись из ванной, я увидела ожидающих меня рабынь с одеждой на вытянутых руках. Одежда соответствовала пыточным нарядам моей коронации в Прайде! Проклятые гоблины, мне придется это носить?! Дверь открылась являя светлый лик кесаря, когда мне заплетали волосы, дабы поместить их под призрачный покров, долженствующий удерживаться золотым обручем. Платьев на мне было три: нижнее — мягкое, ласкающее кожу, легкое белоснежное; среднее — перламутровая броня из ткани, затянувшая хуже корсета, сковывающая движения и вынуждающая держать истинно-королевскую осанку, и верхнее — тончайшая дымчатая паутинка, расшитая серебряной нитью, что изображала какие-то руны. Изумительно красиво, должна признать, но катастрофически неудобно. И вот теперь мне заплетали волосы, столь туго, что казалось кожа натянулась, а глаза заузились, но видимо так и следовало — чтобы ни одна волосинка не выбилась. К слову кесарь так же соизволил приодеться — белоснежная рубашка с воротником стойкой, на отогнутых уголках серебрились те же руны, что украшали мое верхнее платье, серебристые зауженные к низу брюки, с тонким серебристым ремешком, распущенные волосы. И венец Всевластия, поразительно точно копирующий тот, что кесарь надевал на торжественные мероприятия, типа нашей свадьбы и коронации в Рассветном мире. - Знаешь, что меня искренне изумляет? — вопросил его бессмертие, оценивающе скользя взглядом по моему наряду. - Вы скажете, — резонно заметила я. Улыбка скользнула по тонким губам, и император ответил: - Ты очень верно подметила идентичность вязи рун, что украшают твое и мое одеяния. Это руна власти, нежная моя. Подняв руку, присмотрелась к изображению, и не удержалась: - Кесарь, я могу понять наличие сего атрибута на власть указующего на вашей одежде, однако меня откровенно удивляет роспись моего платья. Атрибут власти на уродливой человечке, чей путь, без вашего покровительства, составил бы карьеру от шлюхи до свинарки? — мне было приятно вернуть ему его же слова. Его льдистые глаза сверкнули, на губах определенно в качестве предупреждения, появилась ласковая улыбка. - Я это к тому, что меня лично в высшей степени не радует подобный наряд, — раздраженно заметила. - Привыкнешь, раздраженная моя, — усмехнулся он. В этот момент рабыни завершили плетение, и мне на голову был водружен для начала покров, а следом удерживающий его обруч. Пресветлая мать кесаря тут же поднялась из кресла, хлопнула и передо мной заискрилось возникшее зеркало. Что сказать… Изображение в нем было идеально прекрасным — шикарный величественный кесарь, идеальная затянутая я. Льдистые кристаллические его глаза, абсолютно черные мои. Его мрачноторжественное лицо, сильно мрачное и раздосадованное мое. Мы смотрелись парой. Именно парой — император и его… императрица. - Любопытное предположение, — иронично произнес кесарь. Я искоса взглянула на него, после вновь в зеркало. Неожиданно поняла, что мне тяжело дышать, то есть дышать я начала глубоко и напряженно, старательно пытаясь взять под контроль и злость, и оправданный гнев и ярость. - Мне бы очень хотелось знать, ваше пресветлое величество, — слова давались с трудом, — как именно я была представлена вашим сторонникам?! Кесарь усмехнулся. Наглости промелькнувшей в его ухмылке мог бы позавидовать и рыжий, если бы был здесь… Великий Араэден Элларас Ашеро никак не отреагировал на мои крамольные мысли. Мне величественно была подана рука, я мрачно положила свою похолодевшую ладонь сверху, отчаянно понимая, что другого выхода у меня нет. - Именно так, нежная моя, — насмешливо подтвердил кесарь. И шагнул в зеркальную гладь, расступившуюся перед ним словно ртуть, а шагнула следом. И величественная тишина замка на краю таинственно-пугающего северного моря сменилась шумом сражения, криками боли, стонами умирающих и убийственным запахом крови и страха. В первый миг ослепленная солнечным светом я зажмурилась, но затем открыла глаза и увидела белоснежную крепость, встроенную в бело-голубую мраморную стену, простирающуюся по границе величественной темносиней реки, что текла от края и до края, теряясь в горизонте. Крепость в которую мы перенеслись являлась головной, то есть превышающей и размером и высотой остальные крепости, виднеющиеся в ленте крепостной стены. Отсюда казалось, что там, в других более маленьких крепостях все тихо, мирно и спокойно… Здесь же царила смерть. Прекратив созерцать окрестности, я оглядела крепость, испуганно затихающую с момента нашего появления. Повсюду было красное. Кровь, трупы, валяющиеся изломанными куклами… и в основном неестественно и жутко лежали воины в красном, потому вероятно и складывалось впечатление, что повсюду кровь. В общем и целом войска пресветлых отличались ярким цветовым оформлением — все офицеры в белом, без головных уборов и в белоснежных плащах, которые сейчас безжалостно трепал ветер. Оглядевшись я насчитала более сотни белоснежных. Так же мало было воинов в бело-голубом, на них имелись сверкающие шлемы, закрывавшие лицо и острием устремлявшиеся вверх, бело-голубые кольчуги. Далее следовали воины в голубом — судя по тем, кто находился возле нас, это были сплошь светлые, затем шло на увеличение — лучники в серебристо-сером, мечники в синем, странный род войск в зеленом и… много, много, много — около пяти тысяч, не меньше, воинов в красно-коричневых тканевых куртках, такого же цвета штанах и сапогах. На них не было кольчуг, легкий кожаный шлем едва прикрывал голову, среди вооружения мечи, секиры и арбалеты. Видимо пехота — наиболее многочисленная и наименее ценимая часть войск. Они, эти в красно-коричневом, были ниже и коренастее светлых, и это были люди. Люди. И среди убитых в центре этой громадной крепости в основном преобладали именно люди. Как могучие бородатые пехотинцы, так и стройные, тоненькие арбалетчицы, которые похоже все являлись человеческими девушками! Тоненькие, юные, хрупкие — именно они казались сломанными куклами в красном… в красной крови. — Кажется, вы говорили, что люди здесь рабы, — холодно произнесла я. Кесарь не удостоил меня и взглядом, он стоял молча, выражая силу, угрозу и незыблемость единой власти. Он просто стоял. Молча. Но повторилось то, что мне уже довелось видеть — светлые, один за другим, начали медленно опускаться на колени. Люди последовали их примеру, но опустившись на колени согнулись, касаясь лбом и раскрытыми ладонями изгвазданного окровавленного камня. И не прошло двух минут, как все заполнившие площадь тысячи воинов, в позе абсолютной покорности, выражали готовность следовать воле нового императора… или старого, тут как посмотреть. Остались стоять лишь воины в серо-серебристом, издали похожие на сверкающие наконечники копья. Я так понимаю сторонники кесаря. Пресветлый император сжал мою руку, которую продолжал удерживать в своей ладони, и заговорил. Речь его была возвышенна, определенно усилена магией и проникновенна. Даже те офицеры, что опустившись на колени, продолжали держать подбородки гордо вскинутыми, медленно опустили головы, то ли от стыда, то ли от страха, то ли от всего вместе. Я не понимала ни слова, из речи Великого Араэдена, но что-то подсказывало мне — там не прозвучало ни единого обещания сладкой жизни. Кесарь не давал обещаний, кесарь ничего не требовал, судя по ласковой улыбке, блуждавшей на его тонких губах, он выдвинул ультиматум. Что-то вроде "Кто не со мной, тот против меня", а может: "Подчинись или умри", но скорее всего это было старое и доброе "Я вождь. Очень выносливый вождь… Готовьтесь!". - Ты невыносима, — неожиданно и тихо сказал кесарь. И завершил речь. Едва стих глас императора над всей площадью вспыхнула руна. Она серебрилась и переливалась несколько томительных секунд, а затем рухнула вниз мириадом собственных копий, запечатлевшись на груди каждого воина. Перед нами заискрилось зеркальное поле. - Что это за руна? — спросила я, ступая в портал за увлекающим меня кесарем. - Руна единения, нежная моя, — спокойно ответил кесарь. — Руна абсолютного единения. Это как? - В смысле они больше не смогут предать? — спросила я, замерев на пороге перехода. Там за зеркальной гладью виднелась новая крепость. - Все сложнее, нежная моя, — Великий Араэден холодно взглянул на меня, — руна единения соединила их жизни с моей в одностороннем порядке. Умру я — оборвется их дыхание. Оригинально. Я невольно взглянула на кесаря, потом на зеркальный проход, потом поняла, что кажется у меня шок. Нет, правда, шок. И дело не в том, что это был долгий, очень долгий день, и даже не в том, что кое-кто, не будем указывать пальцем кто именно, приволок меня в свой мир, дело в другом — это что за руны такие?! И как? Как подобное в принципе возможно? Это… это… Император, игнорируя мой напряженный мыслительный процесс, шагнул в зеркальную гладь, выводя меня на постамент в очередной крепости. Мы оказались на вершине совершенно жуткого с точки зрения архитектуры здания. Скажу больше — законы архитектуры как таковые в данном строении были попраны самым жестоким образом. — Нежная моя, — предостерегающе произнес кесарь. А при чем тут я?! Нет, серьезно, я не имею никакого отношения к этому конкретному издевательству над архитектурой. Я вообще в этом мире от силы часа четыре. Ну может пять максимум, а этой без всякой опоры висящей над морем крепости лет так триста-четыреста, судя по замшелыми местами стенам. Оглядевшись, увидела, что крепость над морем висит вовсе не в одиночестве — и с права, и слева, куда простирались возможности несовершенного человеческого зрения, виднелась гряда такого же издевательства над каменным зодчеством. Крепости между собой были соединены довольно хлипкими на вид веревочными лестницами, эта конкретная крепость являлась самой крупной, в ней даже имелись два трона на высоченном постаменте их белого мрамора, к которому вело ступеней триста, не меньше. Вот на этом постаменте мы с кесарем и оказались. Здесь битва была куда менее кровопролитной, да и в целом ее похоже еще толком и не было, потому как крепость стягивала силы — по белоснежному веревочному издевательству мчались тысячи красных воинов. Неимоверно, но из морских глубин, до которых явно было очень далеко, ну потому как до самого моря метров сорок не меньше было, так вот с морских глубин поднимались совершенно непередаваемо жуткие бескрылые и коротколапые морские драконы и… скажем так — утоляли свои пристрастия истинных гурманов, пытаясь… сожрать кого получится. В случае с воинами в красно-коричневом все получалось, к моему прискорбию — прискорбно все же наблюдать как жрут тебе подобных, но если драконы щелкали зубами возле кого- нибудь из светлых, то по этим же зубам и получали — копьями или магией, и уносились в морские глубины ни с чем. Но относились к этому явно философски, так как радостно выныривали снова, держась подальше от светлых, и радостно утаскивая людей! - Все же должна заметить — с вашей стороны наглым враньем было утверждать, что люди в этом мире только рабы! — возмущенно прошипела я. Кесарь, стандартно являя собой силу, мощь и власть, соответственно роли молчал, ожидая видимо пока добегут воины, которых явно по тревоге стянули в это издевательство над архитектурой. А я с трудом сдерживалась от негодования. Не могу утверждать, что я отличаюсь излишним человеколюбием, но во имя всех дохлых гоблинов, в Рассветном мире нас собственно жрут одни эти самые гоблины, а тут, похоже, все кому не лень! И тут из глубин морских вырвалось совсем уж жуткое создание — черно-фиолетовый длинный как червь шипастый монстр. И вот он, явно решив присоединиться к поголовному издевательству над всемирным законом тяготения, завис в воздухе над крепостью, сложившись в знак бесконечности. Бесконечного издевательства. С появлением над плоской крепостной площадью сего монстра, защитники, теснившие воинов кесаря, последних ни с чем не спутаешь, они упорно ассоциировались у меня со сверкающими наконечниками копий, остановились. И над всей крепостью воцарилась звенящая напряженная тишина, более того — прекратилось активное питание человеческими воинами, в смысле из морских глубин никто зубастый более не выпрыгивал. В этой жутковатой тишине отдаленным раскатом грома прогрохотал голос глубинного монстра: - Харрагатан, Араэден! - Окатарран, Згахерраэ! — величественно ответил кесарь. Величественно, это да, но определенно была разница между тем, как он величественно вещал о необходимости ему покориться, и сейчас когда, похоже, приветствовал морского дракона… Лично у меня возникло ощущение, что оба жутко рады видеть друг друга, и вообще обнялись бы, не присутствуй здесь столько народа.