– Что это вы, Софья Карловна? – искоса взглянул на нее Марич. – Для него, пожалуй, и лучше, что сама всемогущая судьба, но не мы, люди, распорядились с ним… – Ах, Владимир Васильевич, вы не все знаете… Внезапность, неожиданность… опасность… Да неужели же он в самом деле умер? – Вот посмотрим еще… – ответил Марич. – Зеркало! Зеркало, приставленное к губам графа, не потускнело, несмотря на-то что Марич продержал его у лица Нейгофа минут десять. – Конечно же, – пожал плечами Владимир Васильевич. – Где распоряжается природа, там не нам, слабым людям, хоть и облеченным какими-либо медицинскими знаниями, бороться с нею. – Умер? – подняла на него глаза Софья. – Похоже на то. Пойдемте-ка куда-нибудь в другую комнату… Хлопот будет вам много, нужно уведомить полицию… Смерть скоропостижная, явится полицейский врач… Возни-то, возни! Софья как будто не слыхала его. Она теперь не плакала, но лицо ее было мрачно, и его красивые черты искажались неприятной гримасой, выражавшей внутреннюю борьбу и душевное страдание. – Пойдемте, – настойчиво проговорил Марич, протягивая ей руку, – здесь пока делать больше нечего. – Ах, да! Вы правы, – согласилась Софья. – Пойдемте… Она встала, но не пошла за Маричем, а задержалась у постели с телом мужа. Какое-то особенное выражение – не-то жалости, не-то недоумения – промелькнуло в ее глазах. Она покачала головой, потом взяла руку мужа и тут же выпустила ее. Рука бессильно упала на кровать. Тогда Софья выпрямилась; на ее лице вдруг появилось холодное, гордое выражение. – Софья Карловна! – раздался голос Марича. – Да идите же сюда! Вот не подозревал, что вы такая чувствительная особа… Молодая женщина, выйдя в гостиную, ничего не ответила и села в кресло. – Вы, Марич, не знаете, где найти Станислава? – спросила она после некоторого молчания. – Не знаю, но поискать могу, – ответил тот. – Отыскали бы его… Пусть он придет немедленно! – Важное дело? – Такое, что все мы – и Станислав, и вы, и я – на волоске висим… – На волоске? От чего? – удивился Марич. – Уж не знаю: от тюрьмы, от каторги… Марич побледнел. – Что вы! – воскликнул он. – Быть того не может! Все так хорошо шло, как по писаному… Что ж помешало? – Непредвиденное обстоятельство… Но об этом после. Разыщите Куделинского, пусть немедленно приезжает… Идите! Экипаж мой возьмите… – Повинуюсь, хотя недоумеваю, что такое может быть? – пожал плечами Владимир Васильевич. – А вы домовую администрацию уведомьте, немедленно уведомьте! – И он ушел. Куделинского он нашел в ресторанчике на одной из больших улиц столицы. Станислав Федорович с увлечением играл в бильярд и даже не заметил подошедшего к нему сообщника. – Брось! – хлопнул его по плечу Владимир Васильевич. Куделинский вздрогнул от неожиданности, но, увидев Марича, с облегчением сказал: – Это ты? Что такое? – Брось! Отойдем… – сказал Марич, садясь в углу у столика. – Что случилось? – подошел к нему Куделинский. – А-то, что наш граф умер, – ответил Марич. – Что ты врешь? Когда? – Час-полтора тому назад… Что трясешься?.. Раскусил, в чем дело? Я прямо от трупа… Недаром же доктором считаюсь, живого от мертвеца отличу… – Странно это… – потер рукою лоб Куделинский. – Софья только что была у меня. Все превосходно было и вдруг… – Станислав Федорович, да идите же вы! – крикнули Куделинскому от бильярда. – Играть так играть, а время нечего тратить. Куделинский машинально подошел к бильярду. – Не могу, – глухо проговорил он, оставляя кий. – Партия без меня – я заплачу. Раздались недовольные восклицания, но Куделинский, не обращая на них внимания, отошел. – Пойдем, Марич, – сказал он, – в кабинете побеседуем… Признаюсь, ты поразил меня. – Это еще не все, – буркнул Владимир Васильевич. – Есть еще что-то, но что именно, не знаю… Они вошли в темный кабинет. Слуга включил свет и, приняв заказ, вышел. Друзья-сообщники остались одни. – Что этот Нейгоф умер, – цинично произнес Куделинский, – очень хорошо! По крайней мере, это избавляет тебя от возни с ним… Но все-таки эта смерть несколько преждевременна… С месяц он мог бы подождать. Но что с ним случилось? – Какое-нибудь страшное потрясение. Сердце у него было никуда не годное. Оно-то и подкузьмило. – Да, сердце!.. Но о чем ты еще говорил? – Да видишь ли, там, у Нейгофов, еще что-то стряслось… Ведь Софья опять была у тебя. – Когда? – А, верно, после того, как это «что то» стряслось. Она особа решительная, не трусливого десятка, а тут перепугана донельзя… – Но чем? Говори ты толком! – Не сказала она мне ничего… Говорит только, что все мы на волоске от каторги… Понял? Не такова Софья, чтобы, как пуганая ворона, куста боялась. Поедем-ка скорее к ней… Тебе-то она все скажет. Куделинский побледнел. – Да, да, поедем! – согласился он. – Софья не из таких, чтобы понапрасну переполох поднимать… Поедем! – Эх, жалко Квеля! – вспомнил Марич. – Вот когда бы он пригодился! Парень решительный… Гниет, поди, где-нибудь под снегом, а тут его нужно. Станислав ничего не ответил; он только мельком взглянул на своего сообщника и настойчиво произнес: – Поедем! Нельзя Софью оставлять одну. Они ушли из ресторана, даже не дождавшись, когда слуга подаст заказанное. Во время пути тревога не покидала Куделинского. Когда они приехали на квартиру графини Нейгоф, там уже успели побывать полиция и полицейский врач. Последний, отведя Марича в сторонку, заговорил с ним. Софья с виду была совершенно спокойна, но ее красивое лицо было мертвенно-бледно. – Уговорите, чтобы хоть вскрытия не было, – шепнула она Маричу, улучив момент. XXIV Зловещая встреча Куделинский прошел к графу. Нейгоф, кое-как прибранный, лежал под простыней на той постели, где его застал роковой момент. Станислав Федорович хотел отбросить простыню, но какая-то неведомая сила удержала его руку. – Не могу, – прошептал он. – Не могу… Что это значит?.. Он отошел к окну и прислонился к холодному стеклу пылающим лбом. В таком положении застала его Софья.