Марич произнес эти слова с насмешкой. – Ты слышал? – кинулся к нему Куделинский. – Ну да, – хладнокровно ответил Владимир Васильевич. – Ты это – речь-то твоя – всерьез? Куделинский наступал на него, тесня вперед. Волей-неволей Марич должен был податься назад. Незаметно для самих себя они перешли так – один наступая, другой пятясь – в соседнюю гостиную. Софья тоже вышла за ними. – Я очень рад, что наконец узнал, куда девался Квель, – произнес Марич. – Ведь я не подозревал, что исчезновение Антона – дело твоих прекрасных рук. Я и не подозревал, Станислав, что ты ехал тогда в одном поезде с нами. Ты – молодец! Ловкач! Я ведь все думал, что Квель по своей неосторожности упал с площадки, а оказывается, вот что… – Марич! – угрожающе произнес Станислав. – Ты в опасную игру играешь! – Я? Пожалуй, и так… С тобою, оказывается, быть в близости опасно. Барынька, – обратился Марич к Софье, – примите это к сведению. – Принимайте, все принимайте, что хотите! – воскликнул Куделинский. – Пусть будет что будет! Я не боюсь вас! Мне все равно. Берегите сами себя. Я пойду до конца. Слышишь, Софья, до конца! – он схватил ее за руку. – Козодоев убит недаром, Кобылкин тоже, Квель тоже… – Квель жив! – отчеканила Софья. – Жив? Квель? – побледнел Станислав Федорович. – Да! – бросила графиня. – Что, друг милый, хороша конфеточка? Мне наша барынька уже говорила, да я ей не поверил, думал, что мертвых с погоста не носят, а оно выходит, что на свете всякие дела бывают. – Жив, жив, – повторял, беспомощно опустив руки, Куделинский, – ты его видела, Софья? – Видела, сегодня… – И заметь, – вставил Марич, – Антошка воскресший или, как я догадываюсь, вовсе не умиравший, если верить нашей барыньке, даже внимания не обратил, когда она вздумала окрикнуть его. Повернулся, посмотрел на нее и пошел дальше. – Так, Софья? – мрачно спросил Станислав. – Да, – Софья утвердительно кивнула головой. – Дело осложняется: явился новый враг, и враг опасный, – чуть слышно проговорил Куделинский. – Осложнение! В такой момент!.. Он не договорил и, отойдя, сел к столу. – Видите, барынька, нечистая совесть заговорила! – указал на него Марич. – Так оно всегда бывает, когда человек не за свое дело берется… Тоже в Квели захотел! Каждое дело, Стасик, мастера боится… Эх ты, господин белоручка! – Не повезло! – мрачно произнес Куделинский. – Верно, друг! Линия твоя не вышла… Вот вышла бы линия, заиграла бы и дудочка глиняная, а то и кларнет – все, ничего нет! – Марич, оставьте эти шутки! Вспомните, там покойник! – кивнула Софья на соседнюю комнату и, подойдя, притворила двери. Владимир Васильевич засмеялся: – Не услышит он, барынька, а если бы мертвые слышали, очень ему интересно было бы наш разговор послушать… Всю нашу подноготную узнал бы. Собрались четверо достойных представителей современного общества: прекрасная дама – это я про вас, – двое молодых людей приятной наружности и даже с высшим образованием – это я теперь про себя и про него, – кивнул Марич на Куделинского, – и для черной работы простолюдин был подыскан; собрались, спелись и образовали сообщество, в уголовном законе шайкой именуемое. И направлено было это сообщество для уловления некоторых миллионов. Цель прекрасная – кому в наш прозаический век миллионы повредить могут? Только одна беда, что сразу они не даются. Поохотиться за ними нужно. Охота же свои неприятности всегда имеет. Лес охотникам рубить пришлось. А где лес рубят, там не одни щепки летят – и целые деревья валятся. Дровосеком-то среди нас Антон был. Ой, как косил! Одного Козодоева вспомнить… – Молчать, Марич! – не выдержал Куделинский. – А зачем молчать? – иронически спросил тот. – Поучительные примеры забывать не следует. С Козодоевым чистая работа была, а как человек без достаточного опыта за дело принялся, сейчас все по швам расползаться стало – во все стороны так и поехало. – Марич! – опять остановил его Куделинский голосом, в котором рокотали нотки гнева. – Если ты не замолчишь, я… – Ты меня убьешь? Напрасно, не сумеешь… Станислав Федорович вскочил с кресла и двинулся с угрожающим видом к Маричу. – Что вы! – бросилась между ними Софья. – Оставьте, барынька, – воскликнул Владимир Васильевич, – пустое! Такие, как он, умеют только из-за угла действовать… Стой! – протянул он к Куделинскому руку. Тот остановился, пожирая Марича гневно сверкающими глазами. – Владимир, – глухо заговорил Куделинский, – ты говорил достаточно. Послушай же и меня. Какими-то судьбами ты пронюхал или, может быть, догадался о Квеле… Да! Отпираться мне нечего, я столкнул его с поезда. Что он жив – этому я не верю: Софья ошиблась; но если бы он даже и был жив, – то все же о том, что сделано, вспоминать нечего. Нужно или бросить все дело, или довести его до конца. – Что верно, – то верно, – согласился Марич. – Если мы бросим это дело, на нас обрушатся такие беды, которых мы и во сне не видели. Ты слышишь? У одного человека есть путеводная нить к смерти Козодоева… Он держит ее в руках и сообщит, куда следует о том, что в тот вечер у Козодоева был граф. – Это ты, сердечный друг, уж не о Кобылкине ли? – Нет! Нашелся знающий Нейгофа и Козодоева трактирщик. Он разыскал графа для старика, и от него Козодоев в вечер своей смерти увез Нейгофа к себе. Этот человек уже являлся к Софье и Нейгофу с целью шантажа. Если он донесет… – Так все обрушится на графа, – перебил Марич. – Я думал об этом, но Нейгоф и после смерти должен остаться чистым. Да притом и не простаки же там сидят, где такие дела ведают… Я сказал: «путеводная нить». По ней доберутся и до нас. Тогда никто не уцелеет. – А ведь и это верно, – согласился Марич. – Что же нам делать?! – воскликнула Софья. – Станислав, Марич! Вы правы: наш путь роковой, он нас ведет прямо в бездну… – Ну, не в бездну, положим, – перебил ее Марич, – а всего только на каторгу. Что же? И там люди живут, да еще как живут-то! – Марич, – глухо произнес Куделинский, – нам троим на каторгу незачем идти. Ее нужно спасти, – указал Станислав на Софью. – Нужно, – пробормотал тот. – «Ярославские крендели» вместо браслетов и кавалер из конвойной команды вовсе не к лицу такой прелестной особе. – Вы меня пугаете, Марич, – заговорила Софья сквозь слезы. – Разве это неизбежно? – А вы, барынька, как думали? С подобными нам синьорами шутить не будут. Вот ваш Станислав сообразил, кажется, в чем дело. С одной стороны – кабатчик, а с другой, если вы только не ошиблись, – Квель. От одного отделаемся, другой насядет. Уж Квель-то, если он жив, не пощадит – не таковский… Он себя не пожалеет, а всех нас на чистую воду выведет… – У меня есть план, как поправить все, – сказал Куделинский. – Говори, обсудим, – откликнулся Марич и вдруг оборвался. Из зала, где стоял гроб с Нейгофом, раздался ровный, протяжный голос. – Читальщик! – вскрикнула Софья. Куделинский схватился за голову, Марич даже присел от неожиданности. Софья опомнилась первая. Она быстро прошла к дверям и остановилась около них. Чтение прервалось, и было слышно, что у гроба двое людей. – Там еще Настя, – шепнула графиня подкравшемуся к ней Куделинскому. – Тсс! Куделинский затаил дыхание. XXVII Решительные планы Софья быстро отворила дверь и с порога проницательно посмотрела на стоявшего около гроба читальщика. Это был средних лет мужчина с бледным, испитым лицом. Судя по внешнему виду, он был совершенно спокоен. Настя быстро отошла в сторону и затем скрылась в коридоре. – Вы неисправны, – сказала Софья, обращаясь к читальщику, – я не видела вас до сих пор. – Простите великодушно, ваше сиятельство, – произнес тот, кланяясь графине, – я пошел подкрепиться с товарищем и запоздал малость… – Вы давно явились? – Сию секунду; только что пришел и встал. Голос его был спокоен. «Он ничего не слыхал», – подумала графиня с облегчением.