Фадей тихо чертыхался весь полет. Самолеты он не любил. Хотя это мягко сказано. Отчаянный, не ведавший страха рубака-кавалерист до дрожи боялся летать. Вместе с нами следовали к новому месту службы два молоденьких, говорливых и веселых командира погранотрядов в ладной, тщательно отутюженной форме. Вчера они побывали в Главном управлении погранвойск. Теперь у одного сиял на груди новенький орден «Красного Знамени». А другой был повышен в звании. – За что отметили? – спросил Фадей. – Да было дельце в Средней Азии, – сказал орденоносец. – Банду прихлопнули из Афганистана. – Чего, до сих пор лезут? – сочувственно произнес я, оторвавшись от окошка и откинувшись в мягком кресле. – Конечно. Лезут убивать, грабить и баламутить народ. Но мы их ждем с горячим приемом. – Теперь у вас западная граница впереди. Там расклады иные, – отметил Фадей. – Да какие расклады, – отмахнулся пограничник. – Граница везде одинаковая – контрольная полоса, через которую мимо нас никто не пройдет. Пусть хоть всей Европой навалятся. – Молодцы, – восхитился Фадей. – Боевой дух на уровне. – А как же иначе!.. А вы какими судьбами на Украину? – Так вареники там хороши, – засмеялся Фадей. – А еще охота с рыбалкой. Вот и будем охотиться. И удить. – Ну, тогда удачи, – усмехнулся орденоносец, сворачивая разговор в другую сторону. Он понимал, к какому ведомству относятся двое в штатской одежде. И знал, что с такими спутниками лишние вопросы неуместны, а то и чреваты. Летели мы долго, с одной промежуточной посадкой для дозаправки. Пограничники выставили бутылочку грузинской чачи – виноградной водки крепостью градусов семьдесят. Хорошая вещь, качественная. Но мы с Фадеем только пригубили. Не до чачи сейчас. Нам нужно по-быстрому разобраться с распахнутым окном на границе. Хоть наши попутчики и утверждали, что граница на замке, только нет таких замков, к которым не отыщется отмычка. На аэродроме нас ждал видавший лучшие времена легковой «Форд» с молчаливыми водителем и сопровождающим сержантом НКВД. Мы сердечно распрощались с попутчиками. Ребята мне понравились своим веселым нравом и боевым куражом. Через час мы пили чай в кабинете начальника областного УНКВД. Это был плотный, короткостриженый мужчина с буденновскими усами и бакенбардами, его речь была мягкая и сглаженная. Тут же присутствовали его заместитель по агентурной деятельности и оперативник, отвечающий за границу. Нас приняли с видимым радушием и скрытой настороженностью. Все же товарищи из самой из Москвы, с полномочиями. Такие визиты могут закончится чем угодно – и повышением, и разжалованием, и даже арестом. Поэтому лучше разбиться в лепешку, но выполнить руководящие указания. – Эти чертовы каналы перехода, – нервно провел пальцем по шраму на своем подбородке оперативник по границе лейтенант Стасов – крепкий, статный, лет тридцати, уверенный в себе. – Один не успеваем прикрыть, как другой уже появился. Население тут давно контрабандой кормится. Некоторые по двадцать лет шастают туда-сюда. Все лазейки знают. Ловим. Судим. И вот опять. – Недоработка ваша, – указал я. – С одной стороны, да, – заметил полноватый, в возрасте, заместитель по агентурной работе капитан госбезопасности Жаров. – Но мы не всесильны. Под каждым кустом пограничника с собакой не спрячешь. Хотя это мелочи по большому счету. Единичные случаи. Вы не представляете, что здесь еще в начале тридцатых творилось! – Очень даже представляю, – усмехнулся я. – Была не граница, а проходной двор. – Как и по всей стране. Но, прошу учесть, именно отсюда, по нашей инициативе, началось наведение порядка, – с гордостью пояснил Жаров. А ведь его правда. В моем сейфе лежит копия докладной 1932 года в ЦК от тогдашнего наркома Ягоды. «Операцией по очистке погранполосы на участке польской границы в УССР и Белоруссии, на участках польской и латвийской границы в Западной области и на участках латвийской и финской границы в Ленинградском военном округе вскрыто существование на протяжении всех границ контрреволюционных повстанческих и диверсионных организаций, созданных и руководимых польским и финским Генеральными штабами или связавшихся с ними. Организации насаждены на главнейших стратегических направлениях вокруг железнодорожных узлов, укрепленных районов и объектов оборонного строительства. Почти по всем вскрытым организациям устанавливаются одни и те же сроки восстания, приуроченные к весне 1933 года. Наряду с разгромом повстанческих организаций и очагов ликвидированы резидентуры, переправы и многочисленная шпионская сеть польского Генштаба и финской разведки, в отдельных случаях сумевшая пробраться в кадровые части РККА, милицию, военные школы и оборонное строительство. Помимо собирания сил, подготовки и объединения повстанческого подполья, организациями проводилась систематическая работа по развалу колхозов, срыву весенней посевной кампании, усугублению продовольственных трудностей (путем сжигания, кражи и порчи запасов фуража и продовольствия) и по созданию недовольства и напряженного положения во всей погранполосе. Арестовано на Украине – 9514 человек, в Белоруссии – 3492, в Ленинградском военном округе – 2074». С того времени границы укрепили кардинально. Но не окончательно. – В основном мелкота шастает – сигареты, парфюмерию, колбасы тащат, – пояснил лейтенант Стасов. – Но и матерые враги из-за кордона прибывают. Как правило, функционеры эмигрантских организаций. Насколько могу понять, именно такие случаи вас интересуют? – Такие. Есть у нас информация на одного такого проводника. Точными установочными данными не располагаем. Но вот что есть, – я в максимальных подробностях выдал всю куцую информацию на фигуранта и спросил: – Найдем? – Непременно найдем, – заверил Стасов. И мы погрузились в картотеки и оперативные материалы. Кроме того, Стасов метнулся на встречу с источником. Уже к вечеру следующего дня он положил перед нами на стол справку с фотографией, объявив: – Пониделко Порфирий Порфирьевич. Пятнадцать лет назад задерживался ОГПУ за попытку перехода границы, но избежал наказания. Со слов источника, был известен в среде контрабандистов как опытный проводник, способный хоть стадо африканских буйволов через границу перетянуть. Но уже лет десять как отошел от дел. Держится от бывших товарищей в стороне. Ходили слухи, что он продолжает работать – редко, по-крупному и в одиночку. – Похоже, он! – повеселел я. – Арестуем? – с энтузиазмом осведомился Стасов. – Так сразу? – поморщился Фадей. – А застольная беседа по душам? – С плюшками и галушками, – с угрозой произнес Стасов, недобро прищурившись… Глава 4 Село Вары являлось интернациональным. Здесь жили в мире и согласии и польские, и украинские семьи, и даже пара еврейских. Было тут чистенько, аккуратненько – все же чувствовался западный порядок. На поле к югу от села пыхтел трактор. Когда-то полдеревни жило контрабандой. Но времена поменялись и ужесточились, пришлось селянам искать менее вольные ремесла. Вот и пашут землю железными конями. Дом Проводника располагался на самой околице. За ним начинался ельник, густо рос кустарник, и журчала мелководная речка. Кто приходит, кто уходит – не рассмотришь. Сам Пониделко числился на подсобных работах в лесничестве. Неделями пропадал в лесах и знал их не хуже, чем свой огород. Естественно, в связи с необходимостью передвижения в погранзоне, дал кучу подписок органам о том, что обязуется незамедлительно докладывать, коль увидит вражеский след. Но пока что-то не докладывал, хотя следов, думаю, повидал немало. Сам же их и оставлял. Мы вылезли из «Эмки», не доезжая с километр до деревни, и велели водителю ждать до победного. Стасов остался на наблюдательном пункте у кромки леса. Оттуда хорошо просматривался дом проводника. – Если рванет в твою сторону, постарайся взять живым, – сказал я. – Если не получится… Уйти он не должен… Мы с Фадеем вышли на главную дорогу и вразвалочку, уверенно, направились к деревне. В длинных брезентовых плащах, сапогах, а я еще с большой холщовой сумкой на плече. Ну, прям представители одной из многочисленных организаций, которые ныне вечно что-то учитывают, проверяют, тянут провода, подбирают места для строительств, да мало ли чем еще заняты. По предварительной информации Пониделко сейчас должен быть дома. Вот и проверим, как работает разведка у местных товарищей. Я толкнул калитку и крикнул: – Эй, хозяин! Открывай! Мы с леспромхоза. По лесозаготовкам на Груздево. На крыльце ладного деревянного дома возник невысокий, квадратный, с густой бородой и сросшимися бровями мужчина лет пятидесяти. – Ну, проходите, – он улыбался вроде спокойно и даже доброжелательно. Но чувствовалось в нем вечные напряжение и подозрительность, свойственная людям противозаконных видов деятельности. В горнице мы с Фадеем уселись за длинный стол, прикрытый серой холщовой скатертью. В доме царили безукоризненные, но унылые порядок и чистота, свойственные аккуратистам-мужчинам и напрочь лишенные теплоты женского присутствия. Хозяин поставил на стол крынку молока, глиняные кружки и положил буханку свежего хлеба с умопомрачительным запахом. Надо же неизвестно какое, но начальство уважить. В бывших панских краях это у народа в крови. Я вытащил из сумки кожаную папку и начал ее неторопливо расстегивать. – А хозяйки чего нет? – спросил Фадей. – Сбяжала десять годков назад, – говорил Проводник по-русски, но с мягким малоросским говорком. – Оставила дочку и сына. И сбяжала. Заезжий интеллехент окрутил. – Бабы, они легкомысленные, – важно отметил Фадей. – Как загорится у них – то запирай ворота. – Дети как подросли немного, в город к брату подались. Там, говорят, как оно… Что за слово такое… Во, прескептивнее! – Перспективнее, – поправил я. – Вот все вы, ителлехенция, знаете, – с оттенком скрытого недоброжелательства протянул хозяин. Я извлек бумаги, которые мне вдоволь напихал в папку Стасов для прикрытия. И осведомился: – А чего сами-то в город не едете? – Сдался мне тот город! Тут хозяйство. – Крепкое хозяйство. – Все своими руками. Не кулак какой-то. – Дельце к вам, Порфирий Порфирьевич. – Ну так показывай бумагу, – кивнул Проводник на папку. – Более деликатное дельце. Нужно кой-кого через границу перебросить, – я внимательно посмотрел на хозяина. Жаль Распопов никаких паролей не знал, иначе можно было бы поинтереснее разговор построить. Ну уж что имеем. – Чего? – уставился на меня Проводник.