Персы побежали, надвигаясь на него шеренгой шириной шестьдесят или восемьдесят человек, плотно сомкнувшись в десятках рядов позади. Казалось, они сомнут спартанцев и периэков, отбросят их одним ударом. Леонид чувствовал под ногами землю. Свою землю. Под собой. У него затрепетала кровь, когда передняя шеренга спартанцев сомкнула щиты и подняла копья. Стена из шипов. Каждый в этой стене отлично владел оружием. Они держали этот проход, словно сами были как железный прут, положенный поперек него. Закат наступил рано для тех, кто стоял в тени гор у Фермопил. Ксеркс заметил огромные золотые полосы, все еще освещающие море за пределами его видимости. Корабли сражались уже неохотно и устало, как бойцы, цепляющиеся друг за друга, чтобы не упасть. Заканчивался еще один день, и неестественный мрак охватил его армию, ждущую приказа пройти дальше. Ксеркс не понимал, почему не звучат приветственные крики, почему его тысячи не рвутся вперед. Мардоний послал ассирийцев, затем тысячный хазарабам из Мидии. Ксеркс слышал звуки начавшейся битвы, крики боли и страдания, перекрывавшие лязг металла о металл. Холмы по правую руку отозвались эхом. Этот шум был знаком ему с колыбели и действовал успокаивающе. Но не трубили победно рога, не звучали прославляющие его персидские голоса. Он видел плавающие в море тела. Сначала принял их за какой-то ковер из водорослей или сломанные весла. Затем заметил на воде кровавый оттенок, расплывающийся, словно облако вокруг них. Он подъехал верхом ближе к краю и увидел сотни мертвых, лежащих, как дрова, голова к голове, голова к ногам, лицом вниз и лицом вверх. Среди них не было красных плащей, насколько он мог разглядеть. Он вздрогнул, садясь на коня, гадая, сколько тел дрейфует ниже, пропадая из виду в глубине, где они становятся добычей странных существ, обитающих на морском дне. Он подозвал посыльного, стараясь не показывать, как отчаянно ему нужны новости. – Передай сообщение Мардонию. Скажи, что я желаю выслушать его отчет. Посыльный умчался, и вскоре появился Мардоний. Он выглядел измученным, мешки под глазами, казалось, потяжелели и провисли. Ксеркс позволил ему спешиться и пасть ниц. Он еще не решил, заслуживает ли этот человек похвалы или порицания. – Почему мы еще не закончили? – обманчиво мягким тоном спросил Ксеркс. Мардоний знал, какая опасность ему угрожает, и не поднимал голову. – Великий царь, это сущие демоны. Много наших убито. – Я понимаю. И сколько из этих спартанцев пало? Мардоний не был слабым человеком. Он знал, что это может стоить ему жизни, но ответил твердо, молясь, чтобы у сына была хотя бы часть силы воли его отца. – Очень немного, великий царь, насколько я могу судить. Они… необычайно искусны. Наши люди не смогли прорваться. Мардоний сам ходил в ущелье, чтобы посмотреть, как сражаются спартанцы. И, увидев, ушел мертвенно-бледный. Но все же они обычные люди, сказал он себе, не демоны, в самом деле. Они устанут, им нужно спать. – Значит, стрелы им нипочем? Они что, люди из бронзы? – спросил царь и засмеялся, но смех был ломкий, и в нем слышался страх. – Они дисциплинированны, великий царь, и хорошо владеют щитами и копьями. Я не могу сказать, есть у них сегодня потери или нет. – Отведи остальных и допроси их. Поговори с теми, кто сталкивался со спартанцами, и узнай все, что они знают. Завтра мы пришлем моих «бессмертных». Пусть весь отряд байварабам выйдет вперед и приготовится. На рассвете я отправлю туда все десять тысяч воинов. Мардоний снова пал ниц. Появилась ли угроза его положению или даже ему лично, он не знал, но в любом случае решение было правильное, и он не колебался. Он никогда не видел, чтобы кто-то сражался так хорошо, как эти спартанцы. Ночью Мардонию было видение. «Бессмертные» были лучшими солдатами империи, специально отобранными и обученными. Только они могли противостоять спартанцам. Ксеркс отпустил полководца, не похвалив и не утешив. Уже темнело, и флоты в море расходились, заключив молчаливое перемирие, в поисках безопасной гавани на ночь. Вскочив на коня и пустив его рысью туда, где стали лагерем «бессмертные», царь не мог бы сказать однозначно, чувствует он тревогу или нет. Он привел с собой огромную армию, чтобы иметь преимущество в незнакомой стране. Он собрал огромный флот, чтобы лишить греков любого преимущества, которое они могли бы иметь в открытом море. До этого момента никакие потери ничего не изменили. Его армия сокрушит спартанцев, даже если ему придется потратить на это сто тысяч человек. Его флот прорвется, даже если им придется потерять по два корабля на каждую греческую триеру. У империи достаточно ресурсов, чтобы задушить греков. И если царь Ксеркс в конце концов вступит в Афины, для него будет не важно, сколько людей погибло, чтобы он попал в этот город. Командиры «бессмертных» были в белых стеганых доспехах. Мардоний стоял с группой из двенадцати человек, указывая на проход. Заметив царя, все пали ниц и замерли в ожидании команды подняться. – Встаньте, все вы, – приказал Ксеркс. Под его пристальным взглядом они вскочили как один, сильные, подтянутые, здоровые. Он увидел, как они рвутся в бой, и их решимость подняла ему дух. – Ваше время пришло, – сказал Ксеркс. – Пойдете первыми, на рассвете. – Наши жизни принадлежат тебе, великий царь, – заверил его командир. Мардоний коротко кивнул, подтвердив эти слова, и Ксеркс поехал дальше. В этом войске не было ни мидян, ни египтян, ни кого-либо еще из покоренных народов. Только чистокровные персы. Одно их присутствие на поле боя насылало волну страха на врагов. Белые доспехи на фоне темной земли. Их не победить. Глава 48 Леонид встретил их воинственным ревом. Ему крепко досталось, и кровь стекала по телу. Руки отяжелели так, что он едва мог их поднять. Он менял строй, сберегая лучших, и даже позволил периэкам на время сменить спартанцев, и они стояли, пока хватало сил. Тогда он призвал остальных, тех, кто не прошел многолетней спартанской подготовки, делавшей плоть похожей на кость, а кость – на бронзу. Он потерял счет перестановкам, необходимым, чтобы дать людям отдохнуть, и требовал от своих больше, чем от прочих. Персы не давали им передышки. Они посылали «бессмертных» в белых доспехах, шеренгу за шеренгой, и казалось, им не будет конца. Спартанцы убивали их сотнями, тысячами и сбрасывали тела в море только для того, чтобы земля была чистой под ногами. И копья ломались, или их вырывали из рук. Тогда они обнажили мечи и обрели новую силу. По команде Леонида вперед вышли периэки, люди, которые жили и с детства тренировались в окрестностях Спарты, но никогда не считались спартиатами, настоящими гражданами. Впервые в жизни их призвал на войну сам военный царь Спарты. Когда Леонид поздравил их, у некоторых в глазах блеснули слезы. К полудню не осталось ни одного целого копья. Золотые щиты были порезаны, пробиты и потрескались, даже спартанская стража не могла отдышаться. Многие истекали кровью, но не могли обработать порезы. «Бессмертные» все еще наступали, хотя земля была усеяна мертвецами, а золотые пряжки и броши валялись, как камни. Всякий раз, когда в бойне наступал перерыв, Леонид приказывал илотам убирать с дороги побольше тел. Он заметил, что люди украшают себя золотом чужаков. Леонид не сделал им выговора, хотя ни один из его спартиатов не опустился до того, чтобы прикоснуться к сокровищам. В Спарте у них не было ни золотых монет, ни серебра. Богатство бывает разное. Никогда эта истина не была для него столь ясной, как там, в Фермопилах. Двадцать восемь его стражей пали на поле боя, после чего враги оттащили их и закололи. Ни один из их убийц не прожил долго – разъяренные спартанцы уничтожили всех до единого, но Леонид чувствовал их потерю – и в строю, и как царь. Он вспомнил то, что было предсказано в Дельфах. Он не уйдет отсюда, зная, что цена его жизни – Спарта. Все закончится здесь, между морем и утесами. Но он также знал, что выиграл время, необходимое, чтобы армия вышла на поле боя. Леонид пытался дать им три дня, достаточно для того, чтобы завершить празднества в честь Аполлона. В этом была своего рода симметрия, подумал он, отбивая в сторону щит и перерезая горло под бородой, черной как ночь. В его собственной бороде пробивались белые клочья. Возраст подкрадывается равно ко всем – и к простому человеку, и к царю. Мысль показалась ему странной, учитывая, что этот день был для него последним. А вот руки как будто стали легче, и двигался он хорошо, почти как в юности. Тогда ему не было равных. Теперь те, кто оказывался в пределах досягаемости, падали замертво, и их кровь сворачивалась в морской воде. Хорошее завершение. Он уйдет в расцвете своей силы и будет избавлен от старческой слабости. В каком-то смысле это было его собственным благословением. Леонид поблагодарил Аполлона за честь умереть так, как он жил, без навязанных ему компромиссов или бессилия. Старики смягчались в своей слабости. Ему же меняться не пришлось, и он был благодарен за это богам. Когда солнце начало опускаться за скалы, Леонид поднял голову и почувствовал, как сжалось что-то внутри. Он вспомнил скалы, с которых прыгал в море в детстве, ощущение простора и падения, вызывавшее что-то вроде тошноты. Высоко на утесах он увидел людей в белых стеганых доспехах, бегущих, как стая персидских волков, за одной фигурой. Они нашли то ли козью, то ли пастушью тропу, которая провела их вокруг прохода. Вот и конец, понял он с внезапной уверенностью. Собрав у него в тылу достаточную силу, они пойдут с обеих сторон и возьмут его небольшой отряд в клещи. Ему было жаль тех платейцев, коринфян и феспийцев, которые отправились с ним в это последнее великое предприятие. Ему даже было жаль периэков и илотов. Все они сражались стойко и мужественно, и ни один не бежал и не был изгнан с поля боя. В тот день он потерял и друзей, и незнакомых людей, но гордился ими всеми. Возможно, из-за того, что персы послали отряд в обход, наступило затишье. Никто не шел на них в атаку, и все, кто был с Леонидом, внезапно поникли, тяжело дыша, обливаясь потом, несмотря на морской ветер. Леонид потребовал пресной воды, но ее не было. Он не знал, сколько времени пройдет, прежде чем одних персов сменят другие, а потому принял решение быстро. – Мы удержали проход, – обратился он к людям, – против всех атак. Вы все явили свою честь. Примите мою благодарность. Видите тех, наверху, на высокой тропе? Скоро они придут – и тогда спасения не будет. Но мы выполнили свою работу. Знайте это. Мы дали армиям Спарты и Афин – и да, Мегары, Сикиона и всем остальным – нужное им время. Мы выиграли это для них. Он посмотрел вперед, и его сердце сжалось, когда он увидел новую шеренгу солдат, готовящихся в бой. Он посмотрел направо и налево – его люди ответили кивками. Они не уйдут, пока царь остается. Он знал это с самого начала. – Уходите сейчас же, быстро! – крикнул Леонид. – Я останусь, чтобы дать вам уйти. Идите домой – и несите весть о том, что мы сделали здесь. Идите! Стоявшие сзади повернулись и побежали в сгущающийся сумрак, их были сотни. Некоторые плакали, уходя, хотя сами не могли бы сказать, что вызвало слезы – облегчение или осознание его жертвы. – Ну? – спросил Леонид тех, кто остался. Они подняли мечи и щиты, как будто он ничего не говорил. Он знал, что они не покажут спину никому, даже армии Ксеркса. Периэки тоже остались, еще около семисот человек. – Вы не должны оставаться со мной. – Леонид услышал свой сорвавшийся голос и подумал, что это, конечно, от усталости. Периэки приветствовали его поднятыми мечами. Персы в наступающих шеренгах встревоженно переглядывались, не понимая, что это значит. – Да, мы знаем, – ответил ему периэк. Леонид увидел, что его илоты тоже все еще здесь. Они не хотели, не могли уйти, пока он их не освободит. – Своим словом царя Спарты я освобождаю всех илотов, которые стояли сегодня на этом месте вместе со мной. Пусть с этого момента никто не называет вас рабами. А теперь идите. – Если мы не рабы, ты не можешь приказать нам уйти, – ответил один из них. Это был Дромеас, бегун. Молодой человек нес спартанский щит, снятый с одного из павших периэков. На глазах у Леонида он взял меч и засунул за пояс нож-копис. Царь улыбнулся, но сердце его разрывалось. Около половины тех, кого он привел в это место, ушли, как он их просил. Почти две тысячи остались. Ксеркс послал против греков войско, и когда стемнело, не дал им передышки. Его люди зажгли факелы в переходе. Те, кто остался, продолжали сражаться и были убиты один за другим, когда сил уже не было. Илоты – все свободные люди – погибли. Периэки бились изо всех сил, рубя и рыча, раня и убивая. Но и они пали. На рассвете «бессмертные», не спавшие всю ночь и прошедшие тропами по горам, вышли в тыл грекам полные решимости положить конец бесчестью. Им было стыдно перед великим царем, которого они заставили ждать. Над их царем издевались, его высмеивали и презирали спартанцы в красных накидках. Атакованные с обеих сторон, спартанцы выстроились плотным каре и сомкнули щиты, преграждая персам путь. Сам Ксеркс пришел посмотреть, как их убьют, и стоял рядом с Мардонием. Его «бессмертные» сражались, как безумные, под его пристальным взглядом. Но сколько бы их ни вышло против измученного спартанского строя – строй не сломался. – Отойдите, – наконец приказал Ксеркс. Картина смерти в этом переходе между морем и камнем потрясла его. Сам воздух пах кровью. – Сразите их копьями. Не будем тратить впустую жизни. Он понял, что его «бессмертные», элита войска, лучшие из лучших, уничтожены. Из десяти тысяч осталась едва половина, и он не мог их заменить. С обеих сторон полетели копья. Измученные спартанцы подняли щиты на свинцовых рукоятях. Несколько человек упали. Среди них был спартанский царь Леонид. Его стражники встали над его телом вокруг и не сдвинулись больше ни на шаг. Сил, чтобы отвечать тем, кто шел на них, не осталось. Стрелы и копья сбивали их с ног, одного за другим, последние же двое или трое были пронзены древками и упали среди остальных. Красные плащи выделялись особенно ярким пятном в этом месте. Персы отметили победу восторженными воплями, и их крики подхватило все войско. Звуки торжества раскатились по побережью и над морем, и когда привлеченные шумом греки вышли на палубы, по их спинам пробежал холодок. Глава 49