– Вот Большой Головастик и Малый Головастик, две группы звезд. – Их называют созвездиями Большой Медведицы и Малой Медведицы. – Вон там созвездие Лошади. – Его называют созвездием Скорпиона. – Там, откуда я пришел, скорпионы не встречаются. Мы видим на небе только то, что сперва увидели на земле, так ведь? Наглость моего заявления заинтересовала его. Он поворчал, поморгал и потеребил заросший щетиной подбородок. – Ты и правда уже наблюдал за звездами. Странно… очень странно… Зачем ты созерцаешь небо? Чтобы предсказывать будущее? – Я никогда не предсказывал будущее. – Как? Значит, ты не ищешь в планетах своей судьбы? Тогда для чего же ты их изучаешь? – Чтобы знать. – Что знать? – Знать. Мой ответ привел его в такое замешательство, что он умолк и принялся яростно скрести правой рукой затылок. – Ты считаешь меня безумцем? – спросил я. – Не знаю. В любом случае я от тебя кое-что узнал. – Что же? – Что я не единственный безумец! Он внимательно вгляделся в мое лицо и изменившимся голосом произнес: – Я тоже ищу, только чтобы найти. Я стремлюсь узнать. На самом деле плевать мне на последствия. Внезапно пожалев о своей минутной искренности, он напрягся. И суровым металлическим тоном уточнил: – Я забочусь о Нимроде! Десятилетиями я проясняю ему смысл предзнаменований, которые читаю в звездах. И благодаря этому наш город процветает. Непобедимый царь. Могущественный город. Он прошел мимо меня, чтобы спуститься по лестнице. – Прощай. В лучах лунного света Месилим показался мне более крепкого телосложения, чем Гунгунум, но, когда он оказался рядом со мной, я осознал, что они одинаковые, и обратил внимание на красные бляшки на его коже – сочащиеся, покрытые корочкой и зудящие. Как это случается у близнецов, он страдал той же болезнью, что его брат. Я догнал его на ступеньках. – Не хочу докучать тебе, Месилим, но удели мне минуту внимания. Я Нарам-Син, целитель. Недавно среди ночи меня вызвали к архитектору Нимрода Гунгунуму, и я лечил его коросту. Я замечаю, что и тебя тоже коснулась эта болезнь. Позволишь ли ты мне прописать тебе две-три процедуры, чтобы избежать острых приступов? Он замедлил шаг, поразмыслил и обернулся: – Слушаю тебя. Я повторил ему советы по лечению, данные Гунгунуму: овсяные ванны, глиняные компрессы, лосьон из шалфея и ромашковые припарки, а напоследок рекомендовал также смазывать воспаленные места медом. Он покачал головой: – Откуда у тебя такие познания? Ты собрал множество сведений и о звездах, и о людях, и о растениях. – Мне посчастливилось иметь несравненного наставника. – Кто же это? – Тибор. Он обучает очень далеко от твоей страны. Месилим задумался. Я понимал, что звездочет сохраняет в памяти все, что я ему открыл. Взмахом руки он велел мне следовать за ним. Спускаться оказалось еще более волнующе, чем подниматься: по пути наверх взгляд упирался в стены башни, при спуске он терялся в пустоте. Я испугался головокружения и, шагая со ступеньки на ступеньку, старался смотреть на город. Перед нами, посреди темной равнины, переливался огнями Бавель: внизу трепетало множество факелов, они не освещали и оставляли сумеречные зоны, большие или крошечные, бесформенные и безликие. Один только царский дворец сохранял отчетливый силуэт, даже если сумерки поглощали здания, факелы рядами выстраивались вдоль аллей. На одной из площадок Месилим, внезапно воодушевившись, остановился и схватил меня за руку: – Очень скоро все изменится. Нимрод выстроит Башню. С нее я смогу лучше изучать звезды. – Я видел ее макет. Восемнадцать этажей. – Восемнадцать? – воскликнул он. – Да, трижды шесть. Он возмутился: – Вовсе нет! В Башне будет тридцать шесть этажей. – Но Гунгунум заверил меня, что восемнадцать, даже это уже представляется ему сложным… – Этот болван Гунгунум не вглядывается в небо, он смотрит только себе под ноги. Если у него руки в земле, то у меня глаза в небе. Новая Башня будет выше восемнадцати этажей, она поднимется до тридцати шести. Это мне раскрыли Боги, а я передал Нимроду. Он вздохнул и смахнул что-то со лба, словно этим движением избавлялся от близнеца. – Давай спустимся вместе, мой мальчик, иначе часовые заподозрят тебя. Скажем, что ты сопровождаешь меня, как ассистент. Почти в самом низу он задержал меня: – Кстати, об ассистенте, ты мог бы им стать… – Почему бы и нет, – опустив глаза, прошептал я. На прежде ничего не выражавшем лице Месилима мелькнула улыбка, он преодолел последние марши и на прощание помахал мне: – Новая Башня, Нарам-Син. Мы будем изучать звезды в новой Башне: это будут врата небесные[40]. * * * Портной наконец доставил мое платье; эта ночь будет подходящей. Я запретил Саулу выходить из дому. Запершись с ним у себя в спальне, я посвятил его в свой план. Здоровяк так доверял мне, что всякий раз, когда я упоминал опасности, которым буду подвергаться, он восклицал: – У тебя получится! Когда я договорил, он предложил: – Хочешь, я пойду с тобой? – Переодетый женщиной? Это то же самое, что заставить медведя плясать! Уж лучше на всякий случай проводи меня, держась на разумном расстоянии. А потом воротись сюда, чтобы позаботиться о Маэле и Роко. Среди ночи я, вырядившись в платье, накрывшись вуалью и надушившись благовониями, семенил к стенам, защищавшим флигель, в котором жили женщины. Приглушенные извивами улочек вокализы певцов, доносившиеся из предместий, продолжали следовать за мной, а слишком резкие звуки флейт и гулкие удары тамбуринов постепенно затихали вдали. По глазам Саула и взглядам наполнявших улицы гуляк я понял, что мой силуэт сбивает с толку. По пути какие-то бойкие типы окликали меня и расхваливали, кто-то свистел мне вслед; в ответ я склонял голову и целомудренно ускорял шаг. Одеяние мешало идти быстро, кокетливая обувь принуждала к осторожности, так что мои бедра поневоле раскачивались из стороны в сторону. Убедительность моей метаморфозы объяснялась звуками, которые я производил, совершенно женской мелодией – перезвоном браслетов, стуком ожерелий, шуршанием ткани и щелканьем подошв. Я быстро добрался до крепостной стены, овал которой окружал женский флигель. Ни моста. Ни ворот. Только водяные рвы шириной в три быка. Небо благоволило моему замыслу, потому что облака закрывали луну и звезды, сообщая темноте плотность пещерного мрака. Как странно, что в эту ночь не было уханья совы, возбужденной глухими возгласами из нижнего города! Я прикинул высоту стен, рассчитал свои движения. Сильный шум заставил меня замереть. Я вжался в углубление в стене. На много локтей позади меня так же поступил Саул. Мимо, совершая обход, прошли четверо стражников, совсем рядом громко прозвучали их тяжелые и торопливые шаги. Едва они удалились, я бросился ко рву, раскрутил прихваченную с собой веревку и забросил абордажный крюк на вершину стены. Благодаря приобретенной на охоте ловкости мне удалось справиться с первой попытки, и, проверив прочность сцепления, я прыгнул в пустоту, перелетел через ров, не замочившись, и вцепился в камни. Цель? Вскарабкаться. Увы, мое одеяние сковывало движения, обувь мешала сжимать ногами веревку. Если бы я лез со своей обычной скоростью, то разодрал бы платье, сорвал свои побрякушки, лишился бы сандалий. Вынужденный подтягиваться только на руках, я терял время. Вот-вот должен был снова появиться патруль. Мои мышцы справлялись с усилиями, но как скоро я достигну вершины? Когда я окажусь наверху, мне вдобавок потребуется втянуть туда веревку, иначе стража заметит ее. Мне оставалось преодолеть расстояние, дважды превышающее мой рост. Бицепсы и трицепсы горели.