Вновь раздалось громыхание шагов патруля: он двигался в обратном направлении. Все пропало! Ничего не выйдет. Кто-то хрипло запел во всю глотку. Мычание пьяного человека. Гимн пиву… Саул – я узнал его мощный голос – изображал пьяного и остановил наряд стражников. Благодаря его отвлекающему маневру я, возможно… Часовые крикнули, чтобы он убирался вон. Вскарабкаться еще на один мой рост… Мне свело руки. Удвоив энтузиазм, Саул приблизился к солдатам, чтобы обнять их. Они отпихнули его копьями. Еще три подтягивания, и я у цели… Послышался звук ударов. Патруль заметался. Саул кубарем полетел в ров. Что за разумная мысль! Часовые опустили головы и нагнулись, чтобы вытащить его из воды. Мне удалось вскарабкаться на крышу укрепления и перекинуть одну ногу на другую сторону. – Ну наконец-то! Не слишком рано! – воскликнул чей-то голос. Передо мной стояла укутанная покрывалом женщина и протягивала мне руку, чтобы помочь соскользнуть с крепостной стены. – Прыгай! Я втащу веревку. Я скатился и рухнул на плитки, а женщина торопливо втянула трос. Озадаченный этой неожиданной помощью, в поту, я, сидя на плиточном полу и прерывисто дыша, разглядывал ее: – Нура? Она обернулась. Мы в полумраке изучающе смотрели друг на друга. В этот момент выглянула луна, и ее ртутное сияние осветило нас. Я увидел женщину ростом выше Нуры, прекрасную, но иной красотой – с высеченными, а не прорисованными чертами лица, худобой скорей атлетической, нежели изящной. – Кто ты? – Диана. Каждую ночь я ищу возможность сбежать. Какое счастье, что ты появился. Теперь-то я наконец метнусь с крепостной стены. А ты кто? Я промолчал. Ее взгляд настоятельно требовал ответа, она украдкой хихикнула: – Твое одеяние вводит в заблуждение, а вот голос – нисколько! Она непринужденно, по-дружески опустилась передо мной на колени: – Расскажи мне свой план. Несмотря на симпатию, которую она мне внушала, я ни за что не хотел доверяться ей. Она снова хихикнула: – Ты во мне сомневаешься? Если бы я желала тебе зла, то отцепила бы твой крюк, перерезала веревку и позвала бы стражников. Она была права, и я расслабился: – Меня зовут Нарам-Син. Я пришел кое за кем. За Нурой. Ты ее знаешь? Она покачала головой: – Нет, я пленница всего три луны и ни с кем здесь не разговариваю. – Ты уверена? Нура… – Мне неведомы имена здешних узниц. Узнать их значит смириться со своим положением. Об этом не может быть и речи! Расскажи мне свой план. – Я забираю Нуру и на спине несу ее вдоль стены. На спуск потребуется меньше времени, чем на подъем. Между двумя проходами стражи мы сумеем управиться. – Прежде надо, чтобы ты ее нашел. – Завтра я спрячусь на крыше, присмотрюсь к женщинам, отыщу Нуру, и в следующую ночь мы сбежим. – На крыше тебя увидят: там есть террасы. Она прикусила губу, а потом процедила сквозь зубы: – Займи мое место. Поселись в моей комнате, не снимай покрывала, пока не получишь свою Нуру. Ее идея мгновенно покорила меня. – А как же ты? – А я сбегу нынче же вечером. Вот наш уговор: ты уступаешь мне свою веревку, а я тебе – свою комнату. Тебе повезло: я единственная из пленниц, кто одного роста с тобой. Мои одежды подойдут тебе, так что никто ничего не заподозрит. Она рассуждала со знанием дела: хотя грудь у нее была у́же моей и талия тоньше, зато плечи такие же широкие, как мои. А покрывала утаят мои мускулистые руки и спину. Она по-мальчишески подняла руку с раскрытой ладонью, чтобы мы скрепили наш уговор. – Согласен? Я принял ее предложение. Чтобы показать свое жилище в одном из внутренних дворов, комнату в пустынном углу, она велела мне встать на четвереньки и следовать за ней. Потом мы осторожно вернулись к крепостной стене. – Я бешусь с тех пор, как солдаты Нимрода задержали меня. Там, во Фракии, я жила счастливо. Мой мужчина управляет деревней. Или, скорее, управлял. Он бежал вместе с детьми. И спрятал их в пещере. Я должна найти его. Он меня ждет. Я вытащил веревку из кустарника, куда ее припрятал. Диана облокотилась о стену и посмотрела вниз: – Не сейчас, стража совершает обход. А пока, Нарам-Син, вот тебе мой совет: никогда не снимай покрывало, не отвечай ни на чьи вопросы, ни пленниц, ни евнухов – если так случится, что тебе их зададут, потому что с тех пор, как я здесь, никто не слышал от меня ни единого слова. А главное, избегай Бальмунамхе. – Бальмунамхе? – Это начальник евнухов. Он хочет переспать со мной. Он уже спал почти со всеми нашими женщинами. О, он не обязательно берет их насильно, многие соглашаются. Иначе им очень скучно. – И Нимрод это терпит? – Нимрод думает, что евнухи не трахаются. – Он прав! Она с сочувствием взглянула на меня: – Не иметь яиц не означает не иметь желания. Евнухи на нас зарятся, они занимаются любовью с узницами, и очень даже неплохо, как я наслышана. Они испытывают и дарят наслаждение, но не брюхатят. Некоторым девушкам очень нравится. На самом деле в женском флигеле непрестанно совокупляются! Впрочем, тем лучше… Мы молоды, мы нуждаемся в наслаждении. Поскольку евнухи трахаются, не делая детей, Нимрод об этом не знает. Да и кто ему скажет? Уж конечно, не женщины и не евнухи. Фаворитка заявила бы об этих темных делишках, но пока Нимрод никого не выбрал. Он не часто к нам заглядывает. За время своего пребывания здесь я видела его только один раз; он произвел смотр своей добыче, ни на кого не указал и отправился спать один. Никто ему не нравится. Некоторые даже обижаются, вот идиотки. Неожиданно она с тревогой взглянула на меня. – Будь осторожен, скоро Нимрод вернется с войны. Тебе надо убраться отсюда до его возвращения. Когда он заявляется к нам, то требует, чтобы все женщины прошли перед ним с открытыми лицами. Если тебя разоблачат, ты будешь казнен на месте. Она склонилась надо рвом: – Теперь! Диана решительно и проворно размотала веревку, закрепила крюк, переступила через зубцы и спустилась ловко, словно акробат. В мгновение ока она достигла уровня воды, оттолкнулась от стены, а затем, совершив несколько движений маятника, прыгнула на берег. После чего отпустила веревку и исчезла в лабиринте улиц. Она напоминала мне Охотниц из Пещеры. Красотой Диана была обязана своей гордости, искренности и смелости, своему твердому характеру, отказу от уступок и своему образу женщины, не терпящей ни покорности, ни самоотречения. Я пожалел, что больше не повстречаюсь с ней; вдобавок мысль о том, что сейчас она уже не интересуется мною и даже обо мне позабыла, делала ее еще привлекательнее. Я снова прибрал свой инвентарь в кустарник, а затем медленно, враскачку дошел до женского флигеля. Красавицы подремывали. Евнухи тоже. Никого не повстречав на своем пути, я проник в комнату Дианы. Растянувшись на ее ложе, я вперил взгляд в украшенный изображениями животных потолок и попытался уснуть. В саду журчали струйки фонтана. Я с нетерпением ждал утренней песни дрозда. Нура, ты уже близко? * * * На рассвете я надел принадлежавшую Диане отделанную жемчугами невесомую тунику, ее покрывала, ожерелья и плетеные сандалии и вышел во двор.