Она почесала за ухом. – Понятия не имею, о чем он думает в эти моменты… О другой? О престоле? Возможно, о нем… По правде сказать, мне плевать, потому что силы ему не занимать. И, сладострастно поежившись, она продолжала щебетать: – Вот в чем преимущество моего положения… Я старая безобразная царица, но я царица! Ты замечал, как соблазнительна власть? Уродливые, дряхлые, прикованные к постели цари непременно встречают великолепных молодых женщин, готовых дарить их своими ласками. Власть придает определенную красоту, верно? Красоту, которой я обделена, но которой пользуюсь. Ах, дорогуша, как же я наслаждаюсь жизнью, несмотря на все ее ловушки! Тебя не смущает это мое «дорогуша»? Поскольку у меня никакой памяти на имена, я всех называю «дорогуша». Людям это льстит, а я уверена, что не ошибусь. Я сдержал смех и, отведя взгляд, спросил: – И женщин тоже? Она хлопнула себя по ляжкам: – Вот уж нет! Имена женщин я помню. Таким способом мне удается держать их на расстоянии. Царица не сумасшедшая. Она зевнула. – Извини, ты мне не наскучил, однако с возрастом процесс переваривания пищи вызывает сонливость. Мне, верно, уже приготовили постель для послеобеденного сна. Кубаба поднялась на ноги, и я обнаружил, что она маленькая, крошечная, ниже малыша Маэля. Когда она восседала на троне, я ощущал лишь ее энергию, непостижимую и поразительную силу ее взгляда. Она встала и превратилась в морщинистую девочку, укутанную в огромный плащ. Царица уходила, пошатываясь на нетвердых ногах. Я окликнул ее: – Последний вопрос, Кубаба, прошу тебя. Она приостановилась и прошептала: – Нескромный? – По-прежнему нет. – Жаль, но все-таки я тебя слушаю. Я подошел к царице, встал перед ней и посмотрел ей прямо в глаза: – Откуда ты знаешь, что можешь мне доверять? Она подняла уголки губ, поморгала и просвистела несколько нот какого-то гимна. Она не увиливала от ответа: будучи охотницей, она была начеку и ждала точного момента, чтобы выпустить свою стрелу: – От Нуры. Стрела попала в цель. Я отступил на несколько шагов. Довольная, Кубаба спокойно повторила: – От Нуры. С этими словами она развернулась и ушла в глубину комнаты. Обретя дар речи, я, пока она не исчезла, быстро спросил: – Так ты знакома с Нурой? Где она? Кубаба остановилась на пороге и обернулась ко мне: – Если ты сразу узнаешь об этом, то не поможешь мне. Она поднесла свою худую, изуродованную артритом руку к бесцветным губам и послала мне воздушный поцелуй: – Царица не сумасшедшая! До встречи, Нарам-Син. После чего нырнула во тьму соседней комнаты, бормоча кому-то невидимому: – Иду, дорогуши мои, иду. * * * Город терзал меня. Если не считать нескольких приятных сюрпризов, пребывание в Бавеле и Кише приносило мне только огорчения: я постоянно ощущал недостаток информации. Люди знали обо мне больше, чем я о них; в Бавеле архитектор Гунгунум призвал меня к своему ложу в качестве целителя, хотя я представлялся торговцем, здесь, в Кише, царица упомянула Нуру! Все вокруг затуманивалось, зато я словно становился прозрачным. Хождение по улицам превращалось в сущее испытание: со всех сторон на меня пялились, я сутулился и прятал глаза, чтобы скрыть свои чувства. Я взвешивал каждое слово, опасаясь, как бы молчание не разоблачило мои мысли. Мало того, что посторонние наблюдали за мной, я сам постоянно контролировал себя. Я раздваивался, становясь одновременно узником и его надзирателем. В лесу за нами внимательно следит множество животных, птиц, насекомых, косуль, зайцев, белок и змей – но мы едва замечаем их наблюдение: они мимоходом рассматривают нас, оценивают нашу опасность и либо сворачивают в сторону, либо продолжают свой путь. Город же кишит множеством соглядатаев со смутными намерениями: одни шпионят для себя, другие для своих соседей, третьи во имя царя или же его врага – и доносят, искажают, привлекают внимание и преувеличивают. Теперь скромняга Киш казался мне менее симпатичным. А что, если цветочное изобилие таит заговоры, кинжалы и злые чары? А в этом спокойном канале водятся оголодавшие крокодилы? Не кроется ли обман в этом нарочитом отсутствии характерных признаков? Киш был подобием своей царицы: с одной стороны, Кубаба предстала мне веселой и жизнелюбивой, казалось, она желала, чтобы ее город жил в таком же довольстве, как и она сама; с другой – она явила свою холодность, расчетливость, свободу от сомнений, она манипулировала людьми согласно имевшимся у нее сведениям о каждом. Уж не был ли Киш замаскированным Бавелем? Однажды утром ко мне неожиданно заявился главный распорядитель. Окинув беглым взглядом наш домишко, он с явным презрением обратился ко мне: – Наши лазутчики выкрали служащего Нимроду отравителя. – Ваши лазутчики? – Не один Нимрод использует осведомителей. И вот результат. Он потряс в воздухе заткнутым пробкой и запечатанным воском глиняным сосудом. – Это яд, который Нимрод собирается применить. Тебе знаком этот состав? Я откупорил сосуд и с осторожностью поднес его к носу. – Нет. – У тебя есть месяц, чтобы в нем разобраться. С этими словами главный распорядитель развернулся и оставил меня. Да что он вообразил? Что я найду неизвестное противоядие от неизвестного яда? Его поведение возмутило меня. Однако причиной моего недовольства мог быть и недостаток у меня знаний… Взбешенный, я в обществе своего пса покинул постоялый двор. Едва меня охватывало беспокойство, я испытывал необходимость пройтись. Завидев, что я собираюсь прогуляться, Нура насмехалась надо мной: «А, да ты хочешь подумать ногами!» Она была права: нет проблемы, которую не разрешила бы хорошая ходьба. Мы с Роко прошли через ворота со скульптурами грифонов, обогнули крепостные стены с рядами дышавших пылью гранатовых и фиговых деревьев. Солнце палило нещадно; исходящий от земли жар терзал Роко, обжигая подушечки его лап, и он раскачивался из стороны в сторону. Мы миновали ряд тутовых деревьев и по каменистой тропинке, избегая колючек и ослиного помета, дошли до оставленных половодьем лужиц, где Роко, не обращая внимания на запах тины и разбегающихся во все стороны лягушек, смог напиться и остудить свои лапы. Возле водоема, в окружении ребятни с разбитыми коленками, сидел на корточках какой-то человек. Его действия вызывали постоянные, как прибой, восторженные крики. Заинтересовавшись, я остановился: он черпал плошкой грязную воду, проливал ее сквозь темное сито и собирал в стоящую внизу миску чистую воду, которую предлагал детям, чтобы они утолили жажду. Процесс выглядел настоящим чудом: в несколько мгновений мутная вода становилась прозрачной. Вдобавок инструмент этого очищения, фильтр, состоящий из угольной крошки, был черным! И тут же меня посетило воспоминание о давних временах, когда, сидя возле своего очага, Тибор открыл мне секрет: «Когда твое тело страдает от того, что ты съел, промой его. Питье помогает, но недостаточно. Для очистки огонь более эффективен, чем вода. Он горит у тебя внутри, и это тебя донимает. Прибегни к углю, Ноам. К многократно обожженному углю. К совершенному углю. К углю, который сохранил Дух огня. Он уничтожит незваного гостя». Я в сопровождении неугомонного, игривого и бодрого Роко, который решил, что мы затеяли забег, поспешно воротился на постоялый двор. – За работу! Я набрал деревяшек и кокосовой скорлупы и загрузил все в небольшую кирпичную печь, занимавшую угол двора. После каждого сжигания я вытаскивал головешки и подвергал их новому сожжению. Под конец дня я получил необычайно черный растительный уголь, рафинированный и безупречный. Назавтра я пестиком измельчил кусочки в ступке. Когда они превратились в порошок, я собрал его и приступил к опытам. А вечером с облегчением отправил во дворец табличку с просьбой о встрече. На рассвете они меня приняли. Вытянувшись в струнку, главный распорядитель стоял на приступке возле трона. Утомленная, белая как мел Кубаба опиралась на подлокотники своего кресла, чтобы не соскользнуть. Не удостоив меня взглядом, она невнятно проговорила: – Ненавижу рано просыпаться. В твоих интересах не будить меня по пустякам. Я уверенно встал перед ней: – Твой главный распорядитель передал мне яд Нимрода. При имени тирана Кубаба приподняла веки. Я протянул Хуннуве флакон: – Узнаёшь? Этот запах? Заткнув нос и скривившись, он кивнул. Я властно произнес: – Смотрите на меня внимательно. Вырвав флакон из рук Хуннувы, я поднес его к губам. Кубаба воскликнула: – О нет! Только не это! Сделав вид, что не расслышал, я проглотил содержимое флакона и бросил его на пол. После чего, склонив голову и скрестив руки, предался молитве и вверил себя власти Богов и Духов. Царица и ее главный распорядитель в оцепенении наблюдали за мной, ожидая, что я вот-вот взвою от боли, рухну наземь, схвачусь за живот и начну задыхаться. Время остановилось. Никто из нас не шелохнулся и не издал ни звука. Мы не дышали и не моргали. Худшие опасения пригвоздили их к месту; я тоже не шевелился, наслаждаясь представлением, которое им устроил. Внезапно я оживился, словно ко мне вернулась жизнь. Они вздрогнули. Я успокоил их: