* * * На рассвете Нимрод призвал меня во дворец. Я следовал за его гонцом по белым улочкам. Сильный, колючий и целебный ветер прорывался между стенами, трепал пальмы, наводил в Бавеле чистоту, пока его обитатели еще дремали. Едва я переступил порог, стражник сообщил, что царь примет меня в своих покоях. В просторной прихожей с украшенными растительным орнаментом стенами Нимрод среди кресел и подушек беседовал со своим архитектором Гунгунумом. Когда я вошел, царь повернулся ко мне с открытой улыбкой и ясным взглядом и жестом предложил подождать, пока он закончит разговор. Я заметил, что у него свежий цвет лица и упругая кожа. Я принялся рассматривать его. Он явно был в веселом расположении духа. Движения обнаруживали силу и прямоту, не имевшую ничего общего с его обычной манерой внезапно переходить от непреклонности к стихийности. Тело Нимрода как-то освободилось, распрямилось и приобрело другую основу, расположенную ниже точку равновесия. Между двумя фразами тиран заговорщицки подмигнул мне, и между нами установилось неожиданное сообщничество: он дал понять, что провел восхитительную ночь в обществе Нибабы. Какое облегчение! Удовлетворенный, Нимрод станет менее агрессивным, будет разнообразить поводы для наслаждения, возможно, приостановит преследования обитателей Бавеля и рабов. Я поудобнее устроился в подушках, чтобы следить за его беседой с архитектором. Несмотря на благодушие Нимрода, им трудно было прийти к взаимопониманию. Гунгунум, как обычно, говорил глухим голосом, глотая гласные и пропуская согласные. – Мы слишком торопимся. Мне необходимо проверить прочность. Секрет архитектуры кроется в соотношении сил. Если напряженность недостаточная, все рушится. Если напряженность чрезмерная, все рушится. – Что? Моя Башня обрушится? – Главное – это фундамент. Здание нуждается в прочном фундаменте. Сырой кирпич хрупок, от влажности он рассыпается, под тяжестью оседает. Разумеется, я использовал ивовые прутья. Кирпичные блоки у меня туго опоясаны хорошо переплетенными ивовыми прутьями, вроде панциря. Но ивовый прут тоже боится воды, он гниет, растягивается, и тогда… Разумеется, камни были бы лучше. Аккуратно обтесанные крупные камни. Отпала бы необходимость при подгонке класть связку из земляной смолы. Только вот у нас в Стране Кротких вод камня недостаточно. Доставлять его сложно. Мелкие камни – драгоценные – эти-то путешествуют, а крупные – нет. Как по мне, так подлинные драгоценные камни – это массивы известняка или гранита! Под его невероятно морщинистым лбом сходились нахмуренные брови. Разочарованные глаза не смотрели царю в лицо: стоя перед Нимродом, Гунгунум говорил с самим собой, к Нимроду он не обращался. – Я предлагал целиком возвести здание из обожженного кирпича, а не только внешние стены, но дебилы твердили, что надо спешить. – Какие дебилы? – Время! Требуют, чтобы монумент простоял долгое время, однако времени архитектору не дают. Ни времени, ни камней! Паршивое ремесло! Наскучив этим диалогом глухих, Нимрод зевнул. – Чего ты хочешь, Гунгунум? Слушавший его вполуха Гунгунум продолжал разговор с самим собой: – Я погряз в неопределенности. Мои испытания не приводят к выводам. Обычно они говорят сами за себя, озвучивают то, что должны сказать, они решают, я к ним прислушиваюсь. В последние недели они молчат. Я изучаю водостойкость, сопротивление нагрузке, но все колеблется, все сомневается. Испытания немы, за них вынужден говорить я. Иногда их результаты представляются мне положительными, в другие дни – отрицательными. Поди разберись в этом! Эти последние слова он произнес громче, поднял голову и удивился, столкнувшись нос к носу с царем, о присутствии которого позабыл. – И что? – В данный момент ответ отрицательный. – Ну? – Возможно, завтра я буду настроен положительно. Люди захотят, чтобы я возопил: «Я знаю!», но я могу лишь повторять: «Я не знаю». – Чего именно? – Сопротивляемости нижних этажей весу верхних. Я бы хотел, чтобы ты это знал. – Чтобы я знал что? – Что я сам ничего не знаю! – проворчал Гунгунум. Он снова сгорбился, уже погруженный в новые размышления. Нимрод положил одну руку ему на плечо, а другой ухватил за подбородок. – Гунгунум, реформируй свою стройку. Там говорят слишком на многих языках. Бригадиры и рабы друг друга не понимают. Даже твои собственные помощники, хотя вы и используете один язык, не всегда тебя понимают. Введи уроки шумерского. – Где? – На стройке. Для рабов! – А вот это, – просипел Гунгунум, – твои заботы, а не мои. И вновь, бормоча расчеты степени прочности, он принялся мерить помещение шагами. Взбешенный Нимрод отказался урезонивать архитектора. – Я мобилизую бригадиров, – решил он. И, развернувшись к Гунгунуму, хлопнул в ладоши и выкрикнул: – Во флигель! Проси брата явиться сюда. Гунгунум пробурчал: – У меня нет брата. – Разумеется, – вздохнул Нимрод. – И все же прикажи ему прийти. Едва архитектор покинул комнату, Нимрод подошел ко мне. Его лицо светилось удовлетворением. Я сказал: – Не имеет смысла спрашивать тебя, как прошла ночь: все в тебе говорит об этом. Он слегка покраснел. – Значит, я не ошибся, выбрав Нибабу? – возликовал я. – Я был уверен, что ты ей понравишься, но не знал, прельстит ли она тебя. – Можешь себя поздравить, – ответил он. – Эта Нибаба очень милая. Какое наслаждение узнать, что она долгие месяцы мечтала обо мне! По правде говоря, я… Его откровения прервал Месилим: – Ты звал меня, повелитель? Казалось, Нимрод без сожаления прекратил любовные излияния; он сурово взглянул на звездочета. – Что пишут Боги на небесах? – «Если звезды Ворона светят ярко, Адад принесет обильные дожди». Они мерцают нормально, угроза наводнения отступает. – А еще? – В начале месяца произошло красное затмение, это облегчит жатву. – Что Боги говорят про Башню? Месилим прокашлялся: – Пока ничего, Государь. Что само по себе отличный знак. – Отличный? – Девять раз из десяти затмения, падающие звезды или необычные гало сулят бедствия. Никаких новостей от Богов – это хорошая новость. – Ну, если ты говоришь… – Я не говорю, повелитель, я читаю. – Объясни-ка подробней. – Мои таблички содержат такое предсказание: «Если в месяце Элуль замечено затмение, будет свирепствовать голод, а войско будет уничтожено». Так что я выжидаю, я слежу. – Ты тревожишь меня! – Если случится затмение, мы попытаемся задобрить Богов жертвоприношениями и будем гадать на печени. Я предвижу некоторые решения. Он помахал глиняной табличкой, которую с начала разговора держал под мышкой. – Согласно этому древнему свидетельству, храм Забабы был закончен в Уре, а святилище Энки – в Эриду при подобном расположении звезд. Из чего я делаю вывод, что такая ситуация благоприятствует строительству. – Однако твой брат просит замедления работ, чтобы поразмыслить над… – Во-первых, у меня нет брата. Во-вторых, мой брат трус и дурак. Он доверяет только себе, а вот я доверяю письменам Богов. У кого просить совета? У Инанны или… у Гунгунума? Он злорадно усмехнулся. Потом посуровел и застыл: – Позволишь ли ты мне, повелитель, вернуться к моим помощникам во флигель? Я забрал у Мусира семьдесят глиняных табличек, которые приумножат мою коллекцию и мои познания. Чем более богатый материал о небесных и земных событиях я буду иметь, тем лучше смогу осведомить тебя. Объединился ли ты с царем Гирсу? Нимрод кивнул и отпустил его. Когда мы остались одни, он ненадолго задумался. – Вообрази, Нарам-Син. Как только я завоевываю город, чтобы обеспечить себя рабочей силой, в каждом дворце я захватываю таблички, рассказывающие историю неба и земли. Благодаря моим победам Месилим располагает их значительным собранием. Знание имеет такое же значение, как война. Более того: знание позволяет преуспеть в войне или избежать ее. Перед моим последним походом, изучив многовековые записи, Месилим предсказал мне: «Если в месяце Абум происходит затмение, царское войско совершит славный поход». Я стремительно напал на север и одержал победу. Власть предполагает знание. Могущество не укрепляется без науки. Я поклонился: