Я из вежливости спросил: – Кто он, твой Бог? Он не ответил. Я настаивал: – На что он похож? Аврам хранил молчание. – На какое животное? На какого человека? Он сдался и заявил: – У моего Бога нет тела, он не имеет образов, не выставляет напоказ ничего, что можно разглядеть в видимом мире: это Ветер. Я попытался вернуть разговор в менее странное, более обыкновенное русло: – А в какого еще Бога ты веришь? – Ни в какого. Я верю только в этого. Он указывает мне путь. Его дыхание входит в мой мозг и нашептывает мне мои обязанности. Долгие годы он отвращал меня от женщин. – Не очень-то он горяч, твой Ветер! – ухмыльнулся я, считая, что смешно пошутил. Аврам разочарованно взглянул на меня и в задумчивости почесал мочку уха. – Прежде мне следовало встретить мой народ, возглавить его и указать ему направление. Мой Бог посоветовал мне повременить, дождаться женщины, подходящей женщины. Какой разумный совет! Я встретил Сару. Это последнее признание совершенно не устраивало меня: теперь мне предстояло сражаться не только с Аврамом, но и с этим таинственным Ветром, которому он поклонялся. – Сара не подарила тебе потомства. – Или я ей, как знать? Это придет: мы изо всех сил стараемся, чтобы у нас получилось. При мысли о Саре, об их любовных объятиях, о страсти, которая подгоняла их, глаза Аврама засияли. Затем он вновь посуровел: – Наверное, мой Бог рассудил, что мне будет полезно немного истомиться… Скоро мы с Сарой будем растить своих малышей. – А если у вас не получится, ты ее отвергнешь? Он резко набросился на меня: – Уж не безумен ли ты, Нарам-Син? Такое чудо, как Сара, не отвергают, ему поклоняются и служат ему. Даже если наш союз окажется бесплодным, я останусь с ней. – Так тебе сказал твой Бог? – Нет, я сам. Рассмеявшись, он указал на Роко: – Предложи своему псу выгнать зайцев. Мы так заболтались, что набрали в сумки только слова. Нагнувшись к Роко, он быстрым движением послал его вперед, а затем добавил своим глухим голосом: – Моя страсть будет длиться вечно. Перестать любить Сару? Это невозможно! Что тут ответить? Я думал так же… Я промолчал и отвлекся на охоту. Пес проявил невероятную сноровку, он быстро понял, что мы вместе выслеживаем добычу, и завоевал себе ведущее место в нашей троице. Он не преследовал зайцев – он выгонял их на нас, чтобы мы выпускали свои стрелы; а затем, зажав добычу в зубах, с восторгом приносил ее нам. Я постепенно раздумал вводить Аврама в курс дела. Наша совместная вылазка возродила мои дружеские чувства. Его искренняя доброжелательность вызывала у меня уважение; прогулка в его обществе снова доставляла мне удовольствие; свойственный Авраму ход мысли и его серьезный уравновешенный тон завораживали. Мог ли я обидеть такого человека? Он заслуживал благодарности. Рядом с ним я лучше осознавал смысл сказанного Нурой: «Чтобы любить меня, у Аврама есть только сейчас. А перед тобой целые века». На привале, когда мы разломили плоскую лепешку, случилось нечто странное. Аврам машинально ковырял землю вокруг пригорка, на котором я сидел; его пальцы натыкались на камешки, он, склонившись к земле и не переставая разговаривать со мной, разглядывал их, а руки продолжали исследовать песчаную почву. Не осознавая, чем занимается, он воображал, что целиком погружен в нашу беседу, хотя какая-то его часть просеивала, рыла, извлекала грунт. Когда он взялся очищать камешки, скрести их, чтобы стали видны прожилки, и раскладывать по цветам, меня захлестнуло волнение: Хам! Передо мной был Хам, тот самый Хам, что родился в глубине пещеры, Хам, влюбленный в минералы и металлы. Хам, который вечно обследовал рвы, овраги, норы и пещеры. В Аврама вселился Хам. Мой сын вышел из царства теней, и мы встретились. У меня потекли слезы. Потрясенный, я присутствовал при ослепительном таинстве – воскресении Хама. Он возвращался ко мне. Сила моей любви позволила ему преодолеть границу между живыми и мертвыми. Мои губы прошептали: – Хам… Услышав это имя, Аврам поднял голову и посмотрел на меня, и это уже был не его взгляд, а взгляд Хама, моего обожаемого сына, человека, которого я любил больше всех на свете и сжимал в своих объятиях, сколько бы лет ему ни было. Передо мной чередой прошли Хам-младенец, Хам-ребенок, Хам-подросток, взрослый Хам и Хам-старик. Трепеща, я протянул к Авраму руки и обнял его. Взгляд Хама растаял в удивленных глазах вождя кочевников: – Что ты делаешь, Нарам-Син? Я в смущении вздрогнул: – А ты, Аврам? Мы болтали, потом ты принялся копаться в земле. Он тоже вздрогнул и взглянул на свои перепачканные ладони, как будто очнулся ото сна. – О, со мной такое иногда бывает… Это сильнее меня. Я ковыряю землю, ищу камни, в основном те, в которых есть прожилки металла, – какая-то странная мания, которая иногда внезапно завладевает мною. В другой жизни я непременно этим займусь. – Ты этим уже занимался в прошлой жизни. – Что? – В роду твоих предков, несомненно, был человек, страстно увлеченный рудами, кузнечными работами и изготовлением украшений. – Да что ты? Возможно, это пришло ко мне от предков. Мне хотелось поправить его: «Это не пришло к тебе от твоих предков. Это один из твоих предков пришел к тебе». Разумеется, я промолчал. Когда прохладный, немного резкий ветер пригнул верхушки злаков и напомнил нам, что день выдыхается, мы воротились в стойбище. Я печально спросил себя: смогу ли я однажды признаться Авраму, что мы оспариваем одну женщину? Заставлю ли его отступиться от нее лишь потому, что я был первым, а он воспользовался похищением Нуры? Я сомневался в этом все больше и больше. Аврам – мой соперник? Аврам – человек, которого следует устранить? В нем я увидел Хама. Как теперь восставать против него? Наступающий вечер окрашивал горизонт медью. Густая мгла заволакивала долину. На подступах к шатрам, возле помойной ямы, мы увидели идущую вдоль густого перелеска девочку. В ветвях несли свою вахту вороны. Всполошившись, они следили за девочкой. От этих черных от клюва до хвоста, мрачных и темных пернатых с проницательным взглядом веяло враждебностью, а их отливающие синим перья отбрасывали зловещие блики. Девочка опустилась на колени, осторожно подняла выпавшего из гнезда и отчаянно пищащего птенца, бережно положила себе на ладонь и стала искать выводок, чтобы подложить его. – Нет! – крикнул Аврам, наблюдавший за этой сценой. Девочка повернулась к нам. Слишком поздно: две вороны уже бросились на нее. Стремительно подлетев на сильных крыльях и решив атаковать сзади, они напали на малышку. – Ложись! – крикнул Аврам. Она помедлила, и ее колебание позволило воронам настигнуть ее. Первая ударила девочку клювом в затылок. Та споткнулась и выронила птенца. Вторая ворона, которая целилась ей в голову сзади, промахнулась и вцепилась ей в волосы. Крепкие когти застряли в них, и она закаркала, силясь высвободиться. Малышка пыталась отбиться руками, поэтому ворона вонзила клюв ей в голову. На бегу Аврам скомандовал девочке: – Глаза! Защити глаза! Вороны, мы это знали, часто выклевывают глаза барашкам и собакам. Малышка повиновалась, а пернатая тварь, к которой присоединилась первая, все упорствовала. Аврам замахнулся палкой и набросился на кровожадных птиц, отвечая на их устрашающее карканье яростным криком. Птицы оставили свою жертву и укрылись в верхушках деревьев. Аврам обнял девочку; от страха она стучала зубами. – Никогда не подбирай выпавшего из гнезда птенца. Вороны думают, что ты виновата, что ты крадешь его у них. Девочка горестно показала птенчика. – Он умер… Птенец сдох во время битвы; ринувшись спасать свое дитя, родители ускорили его гибель. Я подошел к Авраму и прочистил девочке поверхностные царапины. Аврам снова повел себя достойно: он забыл о себе, чтобы помочь другому человеку. В глубине души я принял решение: Аврам будет последним человеком на земле, которому я пожелаю зла. Вскоре мы были в становище и передали малышку матери, которая со слезами на глазах благодарила Аврама. Затем я нашел Нуру. Она с тревогой взглянула на меня. – Успокойся, я ничего ему не сказал. Позволь мне задать тебе последний вопрос: ты счастлива с Аврамом? Она опустила веки. – Да. – Тогда я ухожу.