Натаниэль негромко ахнул. Ноуда?! Да он с ума сошёл! – Мейкпис! – вмешался он. – Надеюсь, вы шутите? Эта процедура и без того достаточно рискованная, чтобы начинать со существа столь могущественного. Драматург раздражительно поджал губы. – Я отнюдь не шучу, Джон. Просто стремлюсь к высшему. Мистер Хопкинс заверил меня, что контролировать демона проще простого, – а воля у меня весьма сильная. Надеюсь, вы не хотите сказать, что у меня недостаточно сил, чтобы это сделать? – Нет-нет! – поспешно ответил Натаниэль. – Вовсе нет. Он наклонился к Китти и прошептал: – Он идиот. Ноуда – жуткое создание, один из опаснейших демонов, какие упоминаются в летописях. Он разрушил до основания Персеполис… – Да, я знаю, – шепнула в ответ Китти, наклонившись к нему навстречу. – И ещё разгромил армию самого Дария. – Да-да, – кивнул Натаниэль. И тут же растерянно вскинул брови: – Что?! А вы-то откуда это знаете? – Джон! – перебил его возмущённый голос Мейкписа. – Хватит уже чесать языками! Мне нужна тишина. Хопкинс, если увидите, что что-то пошло не так, направьте процесс в обратном направлении. Используйте Прерывание Аспри. Ну, хорошо. Тихо, все! Квентин Мейкпис закрыл глаза, опустил голову на грудь. Помахал руками, размял пальцы. Сделал глубокий вдох. Потом поднял голову, открыл глаза и принялся громко и отчётливо читать заклинание. Натаниэль внимательно вслушивался: как и в прошлый раз, это было достаточно простое латинское заклинание, но, учитывая мощь вызываемого духа, оно должно было быть подкреплено множеством оговорок и придаточных заклятий, дублирующих друг друга, чтобы сделать узы максимально надёжными. Следовало признать, что заклятие Мейкпис читал безупречно. Минуты шли за минутами, а глотка его ни разу не подвела. По лицу драматурга катился пот, но он не обращал на это внимания. В зале всё затихло: Натаниэль, Китти, заговорщики – все ждали, точно околдованные. И нетерпеливее всех ждал мистер Хопкинс: он подался вперёд, приоткрыв рот, и вид у него был слегка голодный. На седьмой минуте в зале сделалось холодно. Не постепенно, а мгновенно, как будто внезапно нажали на кнопку. Все принялись стучать зубами. На восьмой минуте в зале разлился нежнейший аромат бальзамина. На девятой минуте Натаниэль обнаружил, что в пентакле с Мейкписом есть что-то ещё. Оно присутствовало на третьем плане – что-то туманное, текучее, втягивающее в себя свет: тёмная рогатая масса, разрастающаяся то ввысь, то вширь, с руками, которые тянулись в стороны и упирались в стенки пентакля. Натаниэль опустил глаза – ему показалось, что инкрустированные границы пентакля слегка прогнулись. Черт новоприбывшего было не разглядеть. Он возвышался над Мейкписом – а тот все читал заклинание, совершенно не замечая своего нового соседа. И вот наконец Мейкпис достиг кульминационной точки заклятия, того момента, когда он должен был заточить демона внутри себя. Он произнёс, почти выкрикнул ключевые слова, и тёмная фигура исчезла в мгновение ока. Мейкпис умолк. Он стоял абсолютно неподвижно. Глаза его смотрели поверх голов зрителей, как будто куда-то вдаль. Все не сводили с него взгляда, боясь пошевелиться. Мейкпис не двигался, лицо его было совершенно неживым. – Хопкинс, – хрипло сказал Руфус Лайм, – отошлите его… Быстрее! И тут внезапно Мейкпис издал громкий возглас и ожил. Это произошло абсолютно неожиданно. Натаниэль вскрикнул, все вздрогнули. Даже наёмник сделал шаг назад. – Получилось! – Мейкпис одним прыжком выскочил из круга. Он хлопал в ладоши, скакал, прыгал и кружился на месте. – Получилось! Какой триумф! Я вам просто не смогу передать… Заговорщики подвинулись ближе. Дженкинс посмотрел на него поверх очков. – Квентин… Это правда? И как оно?.. – Да! Ноуда здесь! Я чувствую его внутри себя! Ах – пару секунд, друзья мои, между нами шла борьба, должен признаться. Малоприятные ощущения. Однако, призвав на помощь всю свою силу, я как только мог строго приказал демону уняться. И почувствовал, что он смирился и готов повиноваться. Он находится внутри меня, он тих и покорён. Он признал своего хозяина! Как это было? Трудно описать… Нет, не то чтобы больно… Я воспринимал это как твёрдый раскалённый уголь у меня в голове. Но когда он подчинился – я испытал такой прилив энергии! О, это просто невозможно представить! На это заговорщики ответили нестройными восторженными возгласами. Многие визжали и прыгали от радости. – Могущество демона, Квентин! – крикнул Лайм. – Используйте его! – Рано ещё, друзья мои. – Мейкпис поднял руки, призывая к тишине, и в зале всё стихло. – Я мог бы разрушить этот зал, – заявил он, – обратить его во прах, если бы захотел. Но у нас будет достаточно времени повеселиться, когда вы все последуете моему примеру. Разойдитесь по пентаклям! Призовите демонов! А потом мы возьмём в свои руки судьбы страны! Мы добудем посох Глэдстоуна и прогуляемся по Лондону. Насколько я понимаю, кое-кто из простолюдинов сейчас устраивает демонстрации. Наша первоочередная задача – поставить их на место. Заговорщики с нетерпением, точно дети, разбежались по своим кругам. Натаниэль взял Китти за локоть и отвёл её в сторону. – Меня сейчас позовут, чтобы принять участие в этом безумии! – прошипел он. – Я сделаю вид, что подчинился. Не пугайтесь. В последний момент я использую пентакль, чтобы вызвать группу могущественнейших джиннов. Если повезёт, они уничтожат Мейкписа и прочих глупцов. В худшем случае они дадут нам возможность сбежать! Он сделал торжествующую паузу. – Похоже, вас это не особо впечатляет? Глаза у Китти были усталые, покрасневшие. Она что, плакала? А он и не заметил… Девушка пожала плечами. – Надеюсь, что так оно и будет. Натаниэль проглотил нахлынувшее раздражение: по правде говоря, он и сам нервничал. – Вот увидите! По всему залу начали вызывать демонов. Руфус Лайм стоял, крепко зажмурившись, раскрыв рыбий рот, и читал магическую формулу хриплым шёпотом; Клайв Дженкинс снял с курносого носика очки и нервозно вертел их в руках, произнося заклинание монотонной скороговоркой. Прочие, чьих имён Натаниэль не запомнил, одиноко торчали в своих пентаклях, кто ссутулившись, кто вытянувшись, дрожа, мямля свои заклятия, делая нужные жесты. Хопкинс с Мейкписом одобрительно расхаживали между ними. – Джон! – окликнул Натаниэля Мейкпис. Драматург приблизился к нему, подпрыгивая от радости и возбуждения. – Ах! Сколько во мне энергии! Я мог бы подскочить до самых звёзд! – Тут его лицо сделалось суровым. – Надеюсь, вы не собираетесь увильнуть от нашего общего дела, а, мой мальчик? Отчего вы ещё не в кругу? Натаниэль поднял свои руки. – Может быть, меня сначала развяжут? – Ах да! Как нелюбезно с моей стороны. Вот! Он щёлкнул пальцами, и верёвки вспыхнули сиреневым пламенем. Натаниэль стряхнул их с рук. – Вон в том углу есть ещё один свободный пентакль, Джон, – сказал Мейкпис. – Какого демона вы себе выбрали? Натаниэль вспомнил двух наугад. – Я как раз выбирал среди двух джиннов из эфиопских текстов: Зозу и Карлоума. – Интересный выбор, хотя и скромный. Я бы посоветовал Карлоума. Ну, ступайте. Натаниэль кивнул. Он успел ещё бросить взгляд в сторону Китти (девушка пристально следила за ним) и направился к ближайшему пустому пентаклю. Времени было в обрез: он краем глаза видел, что над Дженкинсом и Лаймом уже заклубились странные, уродливые тени. Бог знает, кого там вызвали эти идиоты, но, если повезёт, им понадобится некоторое время, чтобы подчинить себе своих внутренних рабов. Так что Кормокодран и Ходж успеют с ними разобраться. Натаниэль вступил в круг, откашлялся, огляделся. Мейкпис пристально следил за ним. Наверняка он что-то подозревает. Натаниэль невесело усмехнулся: ну да, ив ближайшее время его подозрения оправдаются самым драматическим образом. Ещё секунда, чтобы окончательно собраться с мыслями: когда прибудут его джинны, надо будет действовать быстро, отдавать точные приказы, – и Натаниэль взялся за дело. Он сделал замысловатый жест, произнёс имена своих пяти могучих демонов и указал на соседний круг. Он готовился услышать взрывы, увидеть дым и адское пламя, жуткие фигуры демонов. А вместо этого в центр соседнего круга шлёпнулось что-то крохотное и жалкое. Упав, оно растеклось лужицей, как спелый плод, сброшенный с высоты. Формы оно не имело, но отчётливо пахло рыбой. Центр лужицы выпятился, и послышался тоненький голосок: – Я спасён! – Тут выпуклость повернулась и, похоже, заметила мистера Хопкинса. – Ой… Натаниэль смотрел на лужицу, не в силах вымолвить ни слова. Квентин Мейкпис тоже её заметил. Он подошёл поближе и воззрился на неё. – Как странно! Похоже, это некий полуфабрикат. Но при этом разумный. Что вы на это скажете, Хопкинс? Мистер Хопкинс подошёл к нему. Он взглянул на Натаниэля – глаза у него сверкнули. – Боюсь, сэр, это нечто куда менее невинное. Это останки злокозненного джинна, который не далее как сегодня вечером пытался меня арестовать. Ещё нескольких джиннов, сопровождавших его, я уже убил. Я опасаюсь, что мистер Мэндрейк рассчитывал застать нас врасплох. – В самом деле? – Квентин Мейкпис вытянулся с грустным видом. – О господи! Это меняет дело. А я всегда возлагал на вас такие надежды, Джон! Я и впрямь полагал, что мы сможем неплохо работать вместе. Что ж, ничего не поделаешь, зато у меня есть Хопкинс и ещё пять друзей – надёжных друзей! – на которых я могу положиться. Он окинул взглядом заговорщиков – те завершили вызывание и теперь неподвижно замерли в своих кругах. – Этого будет достаточно. Зато мы доставим себе первое удовольствие, увидев, как вы и ваша тварь умрёте… Ып! – Он зажал рот рукой. – Прошу прощения. Боюсь, у меня… ик!.. несварение желудка. Так вот… Он снова икнул, рыгнул, ахнул. Глаза у него выпучились. – Как странно! Я… Язык у него высунулся. Конечности беспорядочно задёргались, колени подогнулись – казалось, он вот-вот упадёт. Ошеломлённый Натаниэль отступил назад. Тело Мейкписа внезапно выгнулось и принялось извиваться змеёй, как будто все кости у него размякли. Потом оно замерло и застыло. Драматург как будто взял себя в руки. На кратчайший миг в его глазах мелькнул ужас. Он ещё сумел выдавить: «Это не…» Остальное потонуло в жесточайших судорогах. Мейкпис дёргался во все стороны, как марионетка на спутавшихся верёвочках. Голова запрокинулась назад. Безжизненные глаза уставились в никуда. А рот захохотал. И Лайм, Дженкинс и прочие заговорщики, стоявшие вокруг в своих пентаклях, присоединились к этому хохоту. Их тела как будто передразнивали движения их предводителя: они тоже дёргались и извивались. Натаниэль окаменел, слушая нараставший вокруг хохот. Это не был приятный, жизнерадостный смех, однако его нельзя было назвать и особенно злобным, гневным, торжествующим или жестоким. Будь он таким, было бы не так страшно. Но этот звук был пустым, нестройным и абсолютно чуждым. В нём не слышалось никаких человеческих чувств. Этот хохот вообще не был человеческим. Бартимеус