– И что же это, эфенди? * * * Тем временем – на лобном месте покончили с ворами, у колоды – собралась горка отрубленных рук. Помощник палача – небрежно собрал их и понес куда-то в сторону. Их потом отдадут собакам. Тощие как смерть, злобные шавки почти не видели мяса – это было для них пиршеством. Остались те, кого приговорили к смерти… Первым к кадию – подвели человека, одетого в разорванную одежду полуевропейского полуарабского покроя. – Кяфир откликается на имя Малик – выкрикнул кадий – приговаривается к смерти за колдовство и за то, что возводил хулу на Аллаха Всевышнего! Толпа возбужденно загомонила. Некоторые знали его – он был врач и врачевал людей. Врачевал так, как его учили в медицинской школе в Брюгге, в Европе. Но кто-то из знахарей – написал донос на то, что слышал, будто этот врач говорил, будто его излечения – дело его рук, а не рук Аллаха Всевышнего. А это было хулой на Аллаха, потому что все в руках Аллаха, и жизнь и смерть и здоровье, и если кто и исцеляется – так это потому, что так пожелал Аллах Всевышний. С доказательствами было туго – но в местных судах доказательством была клятва на Коране – ее и принес знахарь, подтвердив, что этот человек занимается колдовством и вредит людям. Обвинение было серьезным – у судьи была даже книжечка: «Острый меч, разящий колдунов вредящих[52]». Там было определение колдовства и доказательства из Корана, что колдуны существуют. Судья, выносящий приговор знал, что это так и есть: недавно, они забрали одну из его жен (посредством лихорадки, возникшей от воинствующей антисанитарии – но кадий это не знал). Колдовство было столь сильным, что даже знахарь не смог помочь – но с тех пор кадий тайно возненавидел всех представителей врачебной профессии. И он не задумываясь, вынес приговор – смерть на виселице… – Вы идиот! – выкрикнул приговоренный. Он кричал на немецком, но судья догадался, что ничего хорошего в этих словах нет. – Он снова изрыгает хулу на Аллаха Всевышнего!!! – вскричал он Охранник – повалил приговоренного на землю и стал бить его… * * * Один из британцев, занимавшихся охраной Его Высочества как крайне важного в этом пасьянсе человека – оставив свой пост, подошел к своему боссу, рыжеволосому и много повидавшему офицеру, который как раз сейчас, отойдя в центр крыши, прикуривал, прикрывая огонек руками, чтобы не сдуло ветром. – Извините, сэр… – Что тебе? – Сэр, там казнят человека. Он европеец. – И что? – порыв ветра снова затушил огонек – Сэр, это европеец. Один из нас. Какого черта мы не вмешиваемся? – Он не подданный Его Величества. Мы проверили. – Сэр, а какая разница. Мы что – позволим этим обезьянам убить цивилизованного человека? Сэр, я бы не хотел в это верить… Сигарета как раз зажглась. Босс удовлетворенно и во всю грудь затянулся, глотнул дыма, посмотрел на подчиненного из-под кустистых бровей. В этот момент стукнул выстрел – и глухо взревела толпа. – Уже позволили. Возвращайся на пост. И чтобы я больше этого не слышал. Британец – спокойно выдержал взгляд своего офицера, точнее полкового сержанта, человека жесткого и без лишних сантиментов – и екнуло в груди уже у полкового сержанта. Он то был много повидавшим человеком, и знал, к чему приводят такие обмены взглядами. К плохому они приводят… Они все здесь скоро рехнутся. – Да, сэр! – негромко сказал британец и козырнул. Повернулся, и пошел на пост. С площади – уже тащили тело – бельгийский врач все-таки избавил себя от виселицы. Разъяренный стражник просто пристрелил его… * * * Самир поморщился, услышав выстрел. Совершенные безумцы – но безумцы полезные. Умный человек, или даже хоть немого разумный – не полезет под пулеметы. А сейчас – им нужно именно это. Нужен таран, который ударит в ворота и скорее всего – расколется сам… – Так вот… насчет тех вещей, которые стоят намного дороже, чем все, что у вас есть. Вы знаете, что такое каннабис? Валид пожал плечами – Трава. Я знаю, ее продают на рынке. Ее курят и получают удовольствие… – Вы говорите про кейф, эфенди? Марихуана – и в самом деле была известна на Востоке как кейф. Здесь она уже выращивалась, но в небольших количествах, а употреблялась в виде смолы, то есть совершенно неправильно. Ее собирали, потом толкли в каменных мельницах, выжимая соки, соки – оставляли на каменных плитках на солнце, пока не загустеет. Потом – получившийся продукт жевали – но желудочный сок разрушал большую часть активных веществ. Правильно – путем высушивания и курения через кальян – ее употребляли немногие, все они принадлежали к богатому сословью или к духовенству. Курение кальяна – явный признак немалого богатства. А вот курение сигарет – на Востоке почти не было распространено, прежде всего – из-за того, что отсутствовала бумага. Но Самир знал, что такое курение кейфа – все-таки он несколько лет провел в Каире, богатом, сильно вестернизированном английским присутствием городе – и кейф он именно курил. Его курили многие – практически все студенты Аль-Азхар тайком покуривали кейф, многие – накуривались перед намазом, утверждая, что это помогает им увидеть Аллаха. Обычно, для курения использовали сигарету Ротманс из которой аккуратно удаляли табак и набивая ее заново мелко порубленным сухим кейфом. Некоторые – смешивали табак и кейф. По возвращении домой – Валид перешел на курение кейфа через кальян, потому что сигареты достать было трудно и дорого. Бедняки же – жевали кат. Кат – здесь это слово произносили как куатт – попал в эти горы из гор Эфиопии, вероятно, из гор Дэбре-Дамо, с моряками и пиратами, ходившими через Врата скорби. Кат – представлял из себя листья кустарника Catha edulis из семейства бересклетовых – кустарник этот считался сорняковым, был неприхотлив к почве, но требовал хорошего полива для большего выхода листьев. Кат обычно потребляли в виде пластичной массы листьев, наподобие табачной жвачки, помещая его за щеку – это называлось тахзин. Когда человек жует кат – через несколько минут начинает неметь язык и щеки, на губах и языке появляется светло-зеленая пенка, человек впадает в эйфорическое, несколько неадекватное состояние. Кроме того – жующий кат не чувствует голода. Ни один разумный правитель не запрещал кат, наоборот – его употребление поощрялось как способ контроля бедных слоев населения – дабы они не чувствовали голод и не замышляли недоброго… С катом – был связан еще один раскол в обществе, появившийся недавно, но ширящийся буквально на глазах. Кат – лучше всего культивировался в горах, но для того, чтобы выход листьев был больше, а сами листья были сочнее и напитаннее – требовалось немало полива, желательно было вообще поливать эти кустарники каждый день. В то же время – для ухода за катом кроме полива почти ничего и не требовалось – в отличие от кофейных деревьев он не требовал повседневного ухода, а на сбор листьев можно было нанять и сезонных рабочих, расплатившись с ними тем же катом. Население росло, требовалось все больше и больше ката, и владельцы земель – феодалы и помещики – все дальше продвигались в горы, претендуя уже на территории, испокон века принадлежавшие горцам и к выращиванию кофе не пригодные – кофе, но не ката! Более того – феодалы с их наемными отрядами боевиков – начинали конкурировать с горцами за источники воды – в горах это почти что источники жизни. По законам гор (и, кстати, по шариату тоже) вода столь драгоценна, что ее можно расходовать исключительно для питья людей и животных, но никак не на полив. В то же время феодалы – были кровно заинтересованы в том, чтобы в горах оставалось как можно меньше потребителей воды – и людей и скота. На чьей стороне был узурпатор, нечестивец Абу… трудно не догадаться. В отличие от нарождающихся наркобаронов – горцы почти не платили податей, да и сам Абу немалую часть своего состояния вложил в торговлю катом, и его родственники тоже. Так что – все чаще и чаще горцы становились жертвами карательных экспедиций в горы, уже не раз и не два было, что чья-то злая рука травила колодцы… в свою очередь и горцы брали в руки оружие, встречая наемников и правительственные войска меткими пулями, уничтожая посевы ката. При том – и сами горцы употребляли кат, так как он легче позволял переносить нагрузки на высоте… но одно дело это выращивание ката для себя и ровно столько, сколько нужно, а другое дело – выращивание его в промышленных масштабах. Вопрос культивирования ката угрожал гражданской войной – но Абу полагал, что пулями и штыками решит эту проблему… Самир – неожиданно провел руками по лицу, имитируя омовение – совсем как местный. – Да, про кейф. Золотой сон… – Золотой сон – дело хорошее, но много ли его нужно? Простым людям достаточно ката, ни к чему приучать их к кейфу, они от этого станут ленивыми и тупыми, неспособными работать… – Но в Марселе на улице – килограмм золотого сна стоит не менее девяноста золотых… – Девяноста золотых! За девяносто золотых – здесь можно было купить хорошего, сильного раба. – Ну… вам столько не дадут, вам придется его отдавать оптом по тридцать – сорок золотых. Но и это – много больше, чем вы получаете от ката. К тому же – вот вам и пригодится и портовый город и бывшие пираты… Тем временем – на лобном месте разворачивалось еще одно театрализованное представление – на сей раз такое, в котором должна была принять участие вся публика… * * * Смертная казнь в арабских странах бывает простая и квалифицированная. Простая смертная казнь – исполняется обычно мечом, правда не прямым как в Европе – а кривым, больше напоминающим саблю. Квалифицированная смертная казнь назначается за серьезные проступки – правда, под серьезными проступками здесь понимают разные вещи, от заговора с целью захвата власти до супружеской измены. Показательно, что за измену в теории существовало одинаковое наказание для мужчины и женщины – наказание плетьми или смертная казнь через побивание камнями. Однако процедура исполнения отличалась: женщину закапывали по грудь, мужчину – только по пояс и оставляли свободными руки, при том, что по шариату, если казнимый успевал освободиться, то казнь отменялась, считалось, что это – по воле Аллаха. На деле – ни один кадий не посмел бы осудить за неверность мужчину, это противоречило местным, доисламским законам гор и с этим следовало считаться. Считалось – по крайней мере, по шариату – что суровость наказания за супружескую измену компенсируется крайней сложностью доказывания: по шариату измену должны засвидетельствать четверо взрослых и пользующихся уважением мужчин, или трое мужчин и двое женщин, причем они должны были видеть процесс измены собственными глазами, никакие пересказы слухов не допускались. И каждый – должен был поклясться в том, что видел все своими глазами перед шариатским судом – а кого уличали в клятвопреступлении, наказание за это было не менее тяжкое. На деле же – никто, конечно, не проводил таких шариатских судов, не выслушивал свидетелей. Местные обычаи – говорили, что блудницу можно убить на месте, причем это может сделать не только муж, но и любой его родственник мужского пола. Измена так же была основанием для кровной мести семье соблазнителя. Для такого – достаточно было даже не того, чтобы кого-то с кем-то застали на месте, так сказать преступления – а просто, чтобы пошли слухи. Горец – не может жить, когда про него говорят плохое. И никто не будет спрашивать, отчего преставилась благоверная, и отчего тот или иной человек ушел в горы – чтобы выследить врага и отомстить, или наоборот – скрыться от мести. До шариатского суда – дела об измене почти не доходили, потому что это был публичный позор. Нечестивый Абу, сам не чуждающийся блуда во всех видах, придя к власти, несколько изменил трактовки шариата. Так, большое распространение получил так называемый никях – то есть мусульманская помолвка. В соответствии с шариатом – это союз двух молодых людей, решивших пожениться, но пока по тем или иным причинам не могущих это сделать – например, у жениха не хватает овец и золота на выкуп. Никях – обязательно совершается с участием местного муллы и родителей невесты. При Абу – получил распространение и другой никях: богатые и сластолюбивые люди брали в жены женщину с дочерьми и совершали никях с одной из них, а то и со всеми. Или покупали на базаре девочку, в том числе возможно и украденную и тоже совершали с ней никях. И все это здесь считалось нормальным – хотя совершавшие такое, бесконечно удалялись от Аллаха и от рая, который был обещан праведникам, погрязая в разврате. И это было еще не самое страшное, что тут творилось – некоторые, например, сожительствовали со своими дочерьми и не получали за то никакого наказания – хотя по шариату за это смерть. Но даже все то, что здесь творилось – меркло по сравнению с тем безумием, которое творили здесь местные «шариатские судьи», выдавая за подлинный шариат смесь местных верований и обычаев и наскоро нахватанные где-то отрывки Корана и хадисов. Дана – одна из тех, кого сегодня должны были казнить – была обычной девочкой тринадцати с небольшим лет, она родилась в Шук Абдалле, в семье небогатого торговца. Все его богатство заключалось в месте на рынке, которое передавалось в его семье по наследству – он брал товар у купцов, приезжающих в город и продавал его. К сожалению, в его семье были три девочки и ни одного мальчика – для местных это большой позор и большое бедствие. Поэтому, Дана, средняя из сестер – помогала отцу на рынке. Видимо, там то ее и приметили… Получилось так, что она шла домой без отца – отец задержался на рынке, а она так хотела увидеть мать, тем более что мать в последнее время прихварывала. По дороге домой – ее схватила группа молодых людей, затащила в какой то проулок и изнасиловала… Приговор не вызывал бы сомнений в любой другой стране, в любой нормальной стране – но не здесь. Здесь предрассудки и обычаи правили бал, а в соответствии с ними женщина была все равно, что животное. Тем более – эти молодые люди видимо сумели набрать денег на взятку судье. Так что на суде оказалось, будто тринадцатилетняя девочка сама бесстыдно соблазнила этих молодых людей, а у самого факта сношения – были свидетели, и немало, это были те, кто отбил девочку от насильников. Так что приговор – смертная казнь через побивание камнями за половое сношение до брака с отягчающими вину обстоятельствами. А насильникам наказание не назначили. Никакое[53]. Это было полностью в духе местных традиций и обычаев – по ним женщину, отправившуюся в путь, одну мог изнасиловать любой встречный мужчина. Логика здесь была такой: если муж или родственники этой женщины настолько ее не ценят, что отправляют в долгий путь одну – значит, ее могут не ценить и другие мужчины. Просто убийственная логика. Еще – сегодня должны были казнить молодую пару. Девушку звали Амани, а парня Салех, и оба они – совершили страшное злодеяние: супружескую измену. Точнее, это Амани совершила супружескую измену, а Салех совершил более тяжкое преступление – убийство. Убил он супруга Амани, который застал их, семидесяти одного года от роду. Ударил по голове, когда тот преградил ему путь – а тот возьми, да и упади головой об порог. Семидесятилетнему, по местным меркам почти библейскому старцу – много ли надо? Поэтому – Салеха должны были повесить, а после этого – казнить Амани. Причем, шариатский судья предписал в своем приговоре, чтобы Салеха повесили первым, на глазах у той, которая предала своего мужа ради любовника. Дело это – было известно в народе и даже – скандально известно, о нем уже больше месяца судачили на базаре и в кофейных, засунув за щеку кусочек катовой жвачки. Дело было скандальным, посягающим на основы общества и общественной морали. В конце концов – супруг отдал за Амани щедрый выкуп, тридцать голов мелкого скота, пять коров, много дорогой ткани – и она должна была быть ему верной, а не принимать любовников в его отсутствие. И конечно – парень, ударивший по голове человека втрое старше себя, посягнувший сразу на все законы этого общества – не мог рассчитывать ни на какое снисхождение. Поэтому – они сидели в повозке под тентом – а как только их вывели – толпа взревела. Посыпались камни[54]. Парень – попытался прикрыть свою возлюбленную, которую вели рядом с ним – но ему на голову обрушился удар прикладом, толпа заулюлюкала. Наконец, это надоело и самим солдатам, охранявшим место казни. Офицер выкрикнул команду – и солдаты дали дружный, трескучий залп в воздух. Толпа немного приутихла… Смотревший на это с высоты двух этажей нечестивый узурпатор Абу обернулся к гостям, довольно потирая руки. Весь его вид говорил – а? Каково! Самир был бесстрастен, хотя его взор – ястребом впился в происходящее. А вот Валид – с трудом удерживался от того, чтобы не вскочить. Происходившее – напомнило ему один из мятежей в Каире, в котором участвовал и он и едва остался в живых. Этот звук, внезапно вскипающее, многоголосое глухое ворчание толпы – он запомнил на всю жизнь. Только вот каирские нравы – сюда еще не добрались… Приговоренных, окруженных со всех сторон стражниками – подвели к кадию. Тот громко выкрикнул – Правоверный, по имени Салех – за убийство приговаривается к смертной казни через повешенье! Правоверная по имени Амани – за супружескую неверность приговаривается к смертной казни через побивание камнями! Правоверная, по имени Дана – за супружескую неверность приговаривается к смертной казни через побивание камнями! Да смилуется над ними Аллах! В соответствии с указаниями, данными кадию заранее – женщин поставили на колени в окружении стражей, чтобы они могли видеть виселицу. Парня повели к виселице, он вырывался и кричал. Один из выкриков был особенно громким – Я люблю тебя больше Аллаха! Толпа возмущенно взревела, снова посыпались камни. Где-то – уже напирали, по приказу офицера – солдаты взяли винтовки на изготовку, прицелившись в толпу. Солнце – играло в частоколе длинных, игольчатых штыков…