— Диспетчерша наша, Смокотина Ольга Евгеньевна, — хмуро пояснил Колесников. — Попросила мужика одного посадить... — И вы посадили? — Посадили, — упавшим голосом сказал Серегин. Колесников мрачно кивнул. — Давайте-ка подробнее, — велел Шатохин. — Что подробнее. Четырнадцатого утром, минут за десять до вылета вышли из комнаты техников... — начал рассказывать Колесников. — Вдвоем? — уточнил Шатохин. — Да, вдвоем, без бортмеханика летали. Она подходит, говорит: «Ребята, хорошему человеку в Шаламовку попасть быстро нужно. Не в службу, а в дружбу, выручите. Он у самолета ждет». И пошла. — Мы ей и не пообещали, — сказал Серегин. — Да, ничего не обещали, — подтвердил Колесников. — В пилотской после минуты три побыли и к самолету пошли. Подходим, а он стоит около люка. «Уже летим, парни?» — спросил. Витька ему отвечает: «Да». Он в самолет и полез... — Сел сам, а вы только везли, — язвительно сказал Сидельников. Шатохин жестом попросил пока не вмешиваться. — Подождите, ребята, по порядку. Смокотина, когда просила увезти мужчину, никак его не называла, не говорила, почему за него хлопочет? — Я дословно передал, — ответил Колесников. — Улыбнулась, руку к груди приложила, когда «выручите» сказала. — А раньше обращалась к вам с такой просьбой? Колесников украдкой посмотрел на командира отряда, коротко кивнул: — В апреле, в конце, мы в Плотниково летали, тоже мужика одного... — И так же он у самолета ждал? — Не-ет, того она сама подвела, — вставил Серегин. — А других летчиков просила? — Откуда знать, — пожал плечами Колесников. — Не говорят же об этом. — Верно... К пассажиру вернемся. Какой он из себя? Одет во что? — В костюм. В плащ коричневый незастегнутый, прохладно с утра было. Лет сорок, с нас ростом. Волосы темные... Я знаете, удивляюсь, когда читаю, как это описывают лицо — продолговатое или полуовальное... Нормальный он, как все. Шатохин вопросительно посмотрел на второго пилота: дескать, твоя очередь. — Свежевыбритый, — неуверенно добавил Серегин. — Может, усталым выглядел? Одежда слишком новая или помятая? Не бросилось в глаза? Колесников перекинулся взглядом с другом, ответил за обоих: — Нет, все в порядке у него. — Нормальный так нормальный. У люка когда стоял он, из порта виден был? — Нет, машина люком туда развернута была, — махнул рукой второй пилот в сторону хорошо видного со спортивной площадки леса. — И люк открытый? — Да, после загрузки всегда оставляют. — А вещи какие у него были? — В том и дело. Мы думали, он вообще без вещей летит. Сразу в голову не пришло как-то, что он мог заранее погрузить. Он же не знал, может, мы откажемся. И люк закрывал, не заметил. Да где заметишь, там грузу натолкано. А в Шаламовке уже, я спрыгнул на землю, он следом с двумя чемоданами... — Первый пилот споткнулся, поняв молчаливый вопрос инспектора, продолжил. — Темно-коричневые, мягкие такие, на «молнии» и с двумя ремнями. Чешуя на коже, под крокодиловую, что ли. — Прилетели когда в Шаламовку? — Полтора часа лету. — Денег не предлагал? — Нет. Спасибо сказал и пошел. — Пошел прямиком к аэровокзалу? — А я даже не помню. Витька, ты не заметил?.. Не знаем. Мы что-то в кабину обратно полезли. Да, к грузу бумаги, в багажную контору идти, и забыли о нем даже. Я чемоданы-то его запомнил, — нам бы с Витькой в отпуск лететь с такими... — Когда про меховой склад услышали, не мелькнуло подозрение? — Да что вы! Если бы... Там же утром четырнадцатого, говорят, ограбили. Как бы он из Черданска попал? Нет. Да и не похож. — Не похож? — переспросил Шатохин. — Хорошо, на этом пока остановимся. Зайдете ко мне в восьмой кабинет... — Он задумался насчет времени. Предчувствовал, день будет загружен плотно. — Часов в восемь зайдете. А пока о нашем разговоре никому и ни в коем случае. Поиграйте еще немного. Молодые пилоты не очень бодро отправились на волейбольный прямоугольник. Шатохин, а следом и командир отряда — к калитке. — Молодежь зеленая. Вот так на удочку и попадаются, — Сидельников был подавлен. По тротуару сзади послышался стук каблуков. Шатохин сбавил шаг, посторонился, дал возможность молодой женщине в яркой мохеровой кофте обогнать их, спросил: — Кто это Смокотина? Давно у вас работает? — Год, — ответил Сидельников. — Приезжая? — И приезжая, и местная. Родилась, выросла в этих краях. Потом лет пятнадцать на Украине жила. Родственники там или просто прибилась. Семьи нет, одна вернулась. — Там кем работала? — Вроде нынешней работы. Точно не помню, экспедитор или диспетчер. Может, приемщица. — Что там не пожилось? Как объясняет? — Отец у нее умер, что объяснять. Дом оставил добротный. Слышал, будто из-за дома и не уезжает, цену хорошую ждет. На Заозерной, возможно, обращали внимание — весь в рябинах дом, на высоком фундаменте, до окон не дотянуться. Так его и зовут, домом Евтихия. — Это кто — Евтихий? — Отец Смокотиной. — Вроде другое отчество слышал. — Да, Ольга Евгеньевна. Так она себя представляет. Это понятно. У нас многие молодые из староверческих семей. К вере отношения не имеют. А в документах имени родительского не заменишь. Хоть там Евтихий, хоть Евлампий. Зато в обиходе часто переиначивают. — Смокотина, выходит, из старообрядческой семьи? — Да. Из Агаповки. По Каргале староверческая деревня встык с Фроловкой стояла. Я двадцать лет здесь. Приехал, как раз обе распадались. Агаповцы к нам подались, а у фроловцев вера покрепче, — на север. Единицы, понятно, молодежь уже... — Значит, Фроловка и Агаповка рядом стояли? — В принципе одно село и было. — Случайно не знаете, у Евтихия лодка была? — Если не три. Он хоть и старовер, техники никакой не чурался. — Любопытная эта Смокотина. На работе она? — При вас по селектору с ней разговаривал. Будете ее допрашивать? — Допрашивать? Ни в коем случае! Она ни о чем не должна знать. Понимаете? — А мне что с ней делать? — То есть?