Небольшое селение на пятнадцать жилых домов представляло из себя довольно убогое зрелище, однако мужчина был убежден, что именно здесь проживает один из величайших целителей современности. Селение было окружено непроходимыми дебрями леса, что делало его почти полностью оторванным от всего остального мира. «Меры предосторожности, — пояснил Виллем, — за голову этого целителя на территории всего Ильитаса была объявлена неплохая награда. Не спрашивайте меня, откуда я знаю. Скажем так, ещё одна моя маленькая странность, связанная с нездоровой осведомлённостью обо всех врачах, знахарях и целителях на обоих континентах.» В прочем, спрашивать никто и не думал. Едва они прибыли, как Аарон без сознания рухнул на землю, словно небрежно брошенная куча грязной одежды. *** Нападавший был так разъярён, что вены на его лбу и шее набухли от напряжения, а мелкие сосуды в глазах полопались, из-за чего белки стали кроваво-красными. Он кричал что-то невнятное, но каждое его слово было обезображено ненавистью вперемешку с отчаянием. Исая смог разобрать лишь отдельные слова. «Ты! Погубил! Виноват! Сдохни! Нечисть!» Юноша не переставая бормотал извинения, даже не понимая, за что он в этот раз, очередной, извиняется. Он только всё дальше и дальше отползал в угол комнаты, собирая ладонями, коленями и когда-то белоснежным халатом всю пыль и грязь истоптанного пола помещения. Он даже уже не чувствовал боли в руке, трижды обмотанной бинтами, на которых всё равно проступали тёмные пятна начавшегося некроза. — Простите, я… Правда, пожалуйста, простите, не трогайте меня, прошу, я ведь ничего не сделал… Пожалуйста, я всего лишь врач… Драться он никогда не умел. И уметь не собирался, считая, что любое осознанное причинение вреда живому есть высший грех, на который способно разумное существо. А на его долю и без того выпало достаточно грехов. Нападающий замахнулся ржавым тесаком. У Исаи не оставалось пространства для того, чтобы отползти ещё дальше: его в буквальном смысле припёрли к стенке. Врач зажмурился и отвернулся, ожидая удара, но его не последовало. Вместо этого на грудь упало что-то вроде переспелой дыни. Стало мокро. — Ты в порядке? — Спросил знакомый до боли голос. Тяжесть лежащего на груди предмета пропала и чьи-то тёплые руки тут же стали успокаивающе гладить врача по волосам. — О, Создатель, — простонал Исая, утыкаясь Виллему в грудь и нервно сжимая пальцами предплечье учёного, — ты ведь убил его, убил мужчину? — Да. Голос прозвучал несколько холодно. — Зачем… — Он ведь собирался убить тебя. Я просто был быстрее. Исая наконец открыл глаза. Предметом, столь бесцеремонно грохнувшимся ему на грудь, являлась изящно одним ударом профессионального мясника отрубленная голова. Отрублена она была так красиво и словно невзначай, что даже у Исаи, привыкшему к различного рода ужасам и страстям своей профессии, закружилась его собственная. Рядом с ботинком Виллема лежал один из двух изогнутых кинжалов — подарка Ричарда. На удивление, крови на лезвии было совсем немного. От этого факта тоже отчего-то становилось дурно. Учёный продолжал самозабвенно гладить седые волосы коллеги. Убитый же им человек, казалось, мужчину совсем не смущал. — Тебя Ричард научил так красиво рубить людей? — Уже придя в себя и встав на ноги, горько спросил Исая. Виллем кивнул утвердительно. — Ещё он сказал, что у меня явно талант первоклассного убийцы. Я бы мог стать хорошим воином. — Как же хорошо, что ты выбрал вместо этого служить науке! — Воскликнул вдруг врач. Виллем иронию понял, но предпочёл проигнорировать. — Мальчик мой, — очень-очень ласково произнёс учёный, — я лишь хотел тебя защитить. Поверь мне, всё, чего я хочу — это помочь тебе. И, если понадобится, я весь мир ради этого уничтожу. — Вы только послушайте его! Мир, ради блага которого мы жили! Ради которого провели годы в исследованиях, не спали по ночам, искали ответы… Я ведь пошёл за тобой, Виллем, я верил в то, что ты хочешь принести пользу обществу, в котором мы живём. Что мы с тобой одной породы, с одной целью, и цель эта — служение другим людям! Я всё свободное от работы время тратил на помощь тебе ради этой, как мне казалось, общей нашей мечты: сделать мир, наш с тобой мир, лучше! Я просто… Я не знаю, что тебе сказать. Нет, знаю. Мне отвратительны твои нынешние убеждения. Мне отвратителен ты. Я был тебе предан, верен, я никогда в тебе не сомневался, восхищался твоими взглядами. Что случилось? Неужели тебе вдруг стало на всех плевать? — Не на всех, не говори так, — Виллем попытался ухватиться за пятившегося назад Исаю, но тот лишь резко его оттолкнул от себя. — Не трожь меня. Я не хочу иметь ничего общего с человеком, высказывающим столь мерзкие идеи. Я клялся всегда помогать всем, кто в этом нуждался. Этот человек, которого ты убил, ты хоть знаешь, кто он? Как его зовут? Я знаю! Я вылечил однажды его дочь, а теперь она осталась расти без отца. Его жена, Амелия, каждый четверг приходила ко мне за травами. Теперь, пожалуй, вместо этого она будет рыдать на могиле. Он был ослеплён яростью, но мы должны были ему помочь, Виллем, помочь, а ты убил его! — Он собирался убить тебя. Что я мог сделать? — О, — в истерике Исая вдруг расхохотался, — что же, с твоими навыками первоклассного убийцы, ты мог, положим, оглушить его, обезвредить, связать, а потом мы бы вместе придумали, как ему помочь! Но ты ведь даже не подумал об этом. Даже после совершённого не раскаялся, не понял даже потом. И если бы я не сказал сейчас об этом, ты бы и дальше думал, что не было другого выхода! Первое, что пришло тебе на ум — убийство! И после этого ты ещё осмелился мне сказать про уничтожение всего мира? И ради чего? Ради кого? Ради меня! Да пусть сгорю я в пламени Темнейшего, если моя жизнь стоит того! — Исая, — Виллем попытался унять нервную дрожь и говорить спокойно, — я понимаю. Но в тебе сейчас не твои эмоции, это всё магия Хаоса, она заставляет тебя так злиться. Прошу, давай успокоимся. Я признаю свою вину, прости, но для меня твоя жизнь намного ценнее всего, на чём стоит свет. Если я виновен, то только в том, что… — Он вдруг запнулся, — что дорожу тобой. И слишком боюсь тебя потерять. Я никогда не смогу себя простить, если с тобой что-то случится. Ты ведь знаешь, что я только для этого учился владеть оружием. Чтобы охранять тебя. — Прекрасно. Теперь у меня есть свой личный сторожевой пёс, — глаза Исаи полыхнули огнём, а тон вдруг стал слишком ледяным. Виллем весь съёжился под этим убийственным взглядом, — только вот знаешь, со мной уже что-то случилось, и ты никак этого не исправишь. А теперь ещё и всё, ради чего я жил, ты просто… Разрушил. Мой святой долг — служить людям. Запомни, Виллем, запомни это навсегда. Резко развернувшись, Исая, чётко чеканя каждый шаг, словно в победном марше, вышел из комнаты, оставив Виллема одного в комнате с убитым. *** Дангер, опустившись на колени, придерживала обмякшее тело друга. Целитель, к которому они пришли в надежде получить помощь, отказывался их пустить даже на порог. — Поверьте, я прекрасно знаю, что творится в Орене. И мне безмерно жаль вашего друга. Но, прошу вас, уйдите, я уже давно не у дел, с тех самых пор, как меня с позором изгнали, лишив полномочий и назначив за меня награду в сотню золотых! Вашему другу поможет теперь лишь Создатель, если так ему будет угодно. Уходите, скоро вернётся моя жена, я не хочу, чтобы она это видела… Вы ведь и её подвергаете опасности, она слабая женщина, я не хочу, чтобы она заболела! Дариэль злобно сжал кулаки. Казалось, ещё секунда, и он начнёт силой выбивать из трусливого целителя помощь. Где-то в глубине души его моральные принципы протестовали, говоря, что бить стариков — занятие неблагородное и недостойное потомка древнейшего рода эльфов. Однако Хаос заглушал мораль, твердя, что ради самого родного для него человека можно и прибегнуть к насилию над теми, кто на порядок слабее. Дангер беспомощно убирала с мокрого лба Аарона спутанные прядки волос. Её почему-то пугало, что некогда пушистые чёрные кудряшки теперь больше напоминали старую мочалку. Отчего-то для неё эта маленькая деталь слишком сильно придавала парню сходство с покойником. Сломанным, безжизненным, серым… Она неуклюже провела рукой по щеке больного, пытаясь оттереть какое-то пятно, в жалкой попытке привести друга в лучший вид. Однако из-за этого неловкого движения одна из язв вновь открылась и начала кровоточить. Виллем молчал. Мириэла молчала. Целитель продолжал умолять их убраться поскорее. — Но куда мы пойдём? — Всхлипнула Дангер, — мы добирались до вас слишком долго, кругом лес! Он ведь умрёт, мы не успеем… Пожалуйста, помогите, ради Создателя, мы сделаем что угодно, что попросите! Но старик был непреклонен, продолжая твердить, что он уже давно не принимает больных. — Но ведь у вас есть лекарства. Тогда хотя бы скажите нам, что сделать, если не хотите марать собственные руки, — прорычал Дариэль. Кажется, вокруг даже немного потемнело. Или показалось? Целитель покачал головой. — Даже если я дам лекарства, нет никакой гарантии, что они ему помогут. И вы не сможете ничего сделать, вы не изучали медицину! Эти лекарства могут понадобиться мне или моей жене, я не собираюсь их переводить на того, у кого почти нет шансов… — Достаточно, — вдруг рявкнул Виллем. Казалось, что он подлетел к старику в один невесомый шаг, не смотря на то, что расстояние, на котором он стоял, было довольно значительным. Схватив целителя за грудки, Виллем почти что поднял его над землёй. Старик испуганно выдохнул. — Ты, жалкое, ничтожное, трусливое, мерзкое человеческое отродье… Всем своим существованием ты позоришь свою профессию. Зачем ты лечил людей? Ради положения в обществе? Хотел, чтобы тебя уважали, боготворили, носили подарки? Ты грёбаная эгоистичная мразь, если это так. Ты не заслуживаешь ни малейшего уважения. Ты, ты должен был помогать обществу, в котором живёшь! Служить людям — твой святой долг, ради которого ты должен хоть сам издохнуть, как последняя скотина, но помочь! Как смеешь ты вообще зваться целителем, если так не считаешь? Неужели ты ставишь себя вровень с теми, кто готов был пожертвовать всем ради спасения других? Знаешь, я не столь добросердечен и мягок, как эти ребятки. Я убью тебя. А потом и твою жену. Сначала, наверное, её, у тебя на глазах, очень изощрённо, чтобы ты помучился. Воцарилось напряжённое молчание. Старик перестал дёргаться в крепкой хватке и затих, не дыша. Потом, шумно вздохнув, пригласил всю компанию войти в его дом. Только после этого Виллем, успокоившись так же неожиданно, как и вспыхнув, аккуратно поставил дряхлое тело на место, педантично разгладил складки на одежде в том месте, за которое схватил, и произнёс бодрым тоном: — Вот и славно. Дангер, дорогая, положи парнишку на кровать. Темнело. Глава 17 Надо отдать ему должное, Амбрий действовал довольно резво и со знанием дела. Он сразу же принялся сбивать жар и обрабатывать ранки. Потом залил едва пришедшему в сознание Аарону в рот какую-то жидкость, от которой он поперхнулся и закашлялся, согнувшись на кровати пополам. — Обещать ничего не могу, — отрезал старик, как-то сразу став решительнее и словно помолодев лет на десять, занимаясь делом, — от оспы лекарств нет. Могу только помочь легче перенести болезнь. Но справится организм или нет, уже не от меня зависит. Пацан молодой, в его возрасте, конечно, шансов больше. Через пару недель станет известно, выкарабкается или помрёт. Виллем, ставший внезапно негласным лидером в этой ситуации, молча кивнул за всех. Дангер крепко сжала руку больного друга и нежно погладила одним большим пальцем. — Справится, — уверенно сказала она, — мать-настоятельница в храме всегда говорила, что Арри не умрёт, пока всех на свете не достанет, — и, видя недоумевающий взгляд Амбрия, решила пояснить: — у него просто трудный характер. — Две недели мы ждать не можем, — тихо обратился Виллем к Дариэлю, — мы и так потратили слишком много времени, сделав крюк. Сила Хаоса всё больше, скоро она захватит твоё сознание полностью. Нужно идти в Кельитас без Аарона. Дариэль и сам это понимал. Нутром он чувствовал, что в его сознании остаётся всё меньше человеческого. Он также осознавал, что Виллем, конечно же, преследует совершенно другие цели и ему, конечно же, на самом деле плевать на Дариэля. Но спорить он не стал. К тому же, было ясно, что даже если старший брат выздоровеет, сразу же пойти снова в путь он не сможет, понадобится какое-то время для того, чтобы восстановить силы. Оставлять здесь несчастного совершенно не хотелось. Но здесь парень будет в большей безопасности, как казалось. Тем более, под присмотром целителя. — Идём без него. Но только после того, как он придёт в себя. *** Молодой организм, видимо, не перенеся слишком долгого молчания и чувствуя жизненно необходимую потребность высказать всем всё, что он о них думает, очнулся уже на следующий день. — Нет, вы без меня в трёх соснах заблудитесь, вы же идиоты! — Срываясь на кашель, в панике вещал Аарон, — я могу идти, просто пусть старик даст в дорогу этой… — Воспитание при храме не давало парню высказаться достаточно крепко, но присутствующие поняли, что конкретно за слова имелись ввиду, — штуки, которой меня напоили, и пойдём! Вы не можете меня бросить, вы же не… — Арри, так будет лучше для тебя самого. — Это вам так Виллем сказал? Он же сумасшедший! Убийца! Он хочет мир уничтожить, он же сам сказал, что только Кельитас останется! Виллем скромно отвернулся. — А вы меня хотите оставить тут, на произвол судьбы, со стариканом, который даже помогать не хотел?! Создатель вас помилуй, хороших же друзей я выбрал…