преграду фанерную сечь. Только стены стояли, хотя от ударов трещали… – Мальчик! Где же здесь выход? (Суёт мне в карманы рубли.) Ах, княжна, так нельзя! Пощадите! Вы мне обещали: Ведь мазурка моя! Вы смеялись… О, как вы могли?! — Но ни слова в ответ. Или он не расслышал ответа Среди звуков мазурки. Внезапно кончается бал. Поцелуи, прощанья. – Такому-то князю – карету! — И со стоном «уехала!» Странный военный пропал. …Поутру я проснулся в глубокой, недетской печали. Чем-то вкусным тянуло (наверное, был выходной). В коридоре ходили. Друзья за окошком кричали. Мама нежно пытала, что нынче такое со мной. Девятнадцатый год (на полях учебника истории) Клинки со свистом резали эпоху. Стояло завтра на повестке дня. Кроился мир на «хорошо» и «плохо», Чтоб самым лучшим наделить меня. И веря в Маркса, как недавно в Бога, Красноармейцы брали города. Опять тревога, но совсем немного До счастья и свободного труда. Отряд уходит: песня глуше, глуше… Отбитый город в кумаче хорош! Горели души и чадили души. А души, их атакой не возьмешь. А им, во зле приученным влачиться, Им, за добро встававшим с топором, Пришла пора учиться и учиться, Учиться жить и царствовать добром. Из истории московских улиц Старичок бредёт по новой улице (Все дома равны, как на подбор), Под ноги глядит себе – любуется: Старый парк, особняки, собор. Следом я иду, сосредоточенно Думая про ту, что всех милей. Замечаю: домик скособоченный, Несколько старинных тополей. А за нами – мальчуган, уверенно Едущий на папе в детский сад, Видит, как шумит большое дерево, Срубленное год тому назад. Рыбалки